Взять власть, отдать власть: президенты, которые изменили свои страны и добровольно ушли

В истории XX века много случаев, когда тоталитарные и авторитарные режимы рушились, оставляя после себя хаос и развал или еще более жестких диктаторов. Куда реже встречаются эпизоды, когда власть переходила к новым политическим силам относительно бескровно и без системного ущерба стране и обществу.

Сегодняшняя российская оппозиция кажется разобщенной, у нее нет явного лидера, и это обстоятельство ввергает в уныние многих сторонников перемен. Кто-то верит в харизму Алексея Навального; кто-то ставит на мудрость и культуру Бориса Акунина; кому-то по душе женская созидательность и профессиональные навыки Оксаны Дмитриевой. Но лидеры не берутся ниоткуда и не исчезают в никуда. Опыт оппозиционных движений, сумевших взять власть и не разбазарить доставшееся политическое богатство, показывает, что их лидеры могут отличаться самыми разными качествами. Упертый и эмоциональный электрик Лех Валенса стал первым свободно избранным президентом Польши, демонтировал коммунистическую систему, провел страну через тяжелое время экономических реформ. Писатель-интеллигент Вацлав Гавел, возглавив «бархатную революцию» в Чехословакии, оказался прагматичным политиком, переигравшим опытных бюрократов. Выросшая в семье филиппинской знати образцовая домохозяйка Корасон Акино победила диктатора Маркоса, ослабила влияние военных, провела конституционную реформу. Но при всех их различиях эти люди отличались важным качеством: они сумели не только взять власть в критический момент, но и отказаться от нее, когда общество и время выбрало кого-то другого. Как удалось столь разным людям противостоять соблазну власти и денег? (Часть 1. Корасон Акино: как победить авторитарного генерала).

В одном интервью Вацлав Гавел сказал: «Важно не бояться. Уметь противостоять более сильным, если ты уверен в том, что правда за тобой. Иногда уметь чем-то пожертвовать. Сохранить достоинство, что сильно отличается от надменности и тщеславия. И воспитывать в себе то, что я называю чувством ответственности за этот мир».

К началу ХХ века Гавелы были членами пражской деловой элиты, не чуждыми интеллектуальной жизни. Вацлав Гавел-дед увлекался оккультизмом, построил в Праге дворец Люцерна, ставший одним из культурных центров, и основал первую чешскую кинокомпанию.

Старший из его сыновей — Вацлав Мария — продолжил семейный строительный бизнес, стал влиятельным человеком, был вхож к первому чехословацкому президенту Томашу Г.Масарику. Женился он на дочери редактора популярной газеты «Лидове новины». 5 октября 1936 года у супругов родился сын, названный по традиции Вацлавом. Маленький Вашек, наследник немалого состояния, был благополучным ребенком. Его любили и баловали.

Впрочем, детство его проходило на фоне драматических событий: крах демократической Чехословакии, немецкая оккупация, приход советских войск, недолгая реставрация демократии и, наконец, коммунистический переворот 1948 года. Мальчик получил хорошее среднее образование, но из-за буржуазного происхождения университет был для него закрыт.

Юноша учится на лаборанта-химика, служит в армии, а после демобилизации становится рабочим сцены в пражском театре АВС. К началу 60-х,  которые были для Чехословакии временем культурного расцвета и политического оживления,  он — автор нескольких абсурдистских пьес и критических статей, классический пражский интеллектуал.

Он еще питает иллюзии относительно «социализма с человеческим лицом» и дискутирует на эту тему с Александром Дубчеком во время встречи последнего с чехословацкими писателями. Но через пару недель в Прагу въезжают советские танки, Дубчек капитулирует, иллюзии кончаются.

В меньшинстве

Для чешской интеллектуальной среды взгляды Гавела были слишком необычными и даже эпатирующими. Он оказался тогда оказался в меньшинстве — и надолго.В статьях, написанных после разгрома «пражской весны», Гавел пишет: «Если мы станем утверждать, что страна, которая хотела завести свободу слова и прекратить произвол тайной полиции, оказалась благодаря этому в центре мировой истории, то окажемся самовлюбленными дурачками, смешными своим провинциальным мессианством». Он утверждает, что свобода, демократия, гражданские права – это европейская норма, и «пражская весна» была не всемирно-историческим подвигом, а лишь слабой и непоследовательной попыткой ее восстановить.

Весь диссидентский период его жизни, начавшийся в 70-е, был противостоянием горстки активных противников режима системе «нормализации» (как официально называли правление Густава Гусака). В открытом письме Гусаку Гавел охарактеризовал ее так: «Запахом смерти веет от представления о «порядке», реализуемого этой властью, для которой каждый оригинальный поступок, небанальное выражение, нестандартная мысль, непредсказуемое желание или стремление — лишь признаки «беспорядка», «хаоса», «анархии».

Он продолжал «хулиганить», живя (под надзором госбезопасности) на даче в деревушке Градечек на севере Чехии. Главным источником доходов Гавела были гонорары от публикаций его произведений на Западе – на родине его давно не печатали. Писал он не только «художественное». В начале 1977-го появилось воззвание «Хартии-77», основным автором которого был Гавел. Оно начиналось словами: «Хартия-77» — это свободное, открытое и неформальное сообщество людей разных убеждений, разной веры и профессий, которые объединены желанием выступать за соблюдение гражданских свобод и прав человека в нашей стране и во всем мире». Воззвание распространяли самиздатом, его опубликовали несколько ведущих западноевропейских газет. Подписали документ лишь 242 человека, позднее присоединились еще около тысячи: стать «хартистом» означало навлечь на себя неприятности.

Годы диссидентства, собственно, и сделали Гавела Гавелом. Именно в 70-е он обретает жизненное кредо, которое позднее сформулирует так: «Надежда — это не убежденность в том, что все будет хорошо, а скорее уверенность в том, что поступать так или иначе имеет смысл вне зависимости от того, чем дело кончится».

Взлет

В 1978-м Гавела арестовали и осудили за «подрывную деятельность». В общей сложности он просидел около пяти лет, последний арест датировался январем 1989 года. Хотя правители Чехословакии без восторга восприняли горбачевскую перестройку, политический климат менялся и в Праге: Гавела отпустили уже в мае. А еще семь месяцев спустя он стал президентом Чехословакии.

Как мог произойти столь невероятный взлет? Чешский историк Иржи Сук так описывает положение Гавела накануне падения коммунистов: «Оппозиция … была разделена на несколько групп... Над ними возвышалась личность Вацлава Гавела. Кампании зарубежных СМИ в его поддержку сделали его заметной политической фигурой еще до того, как он вступил в политику. Он, однако, совсем не хотел в нее вступать». Эту отстраненность Гавел считал полезной и старался ее сохранить.

17 ноября, в первый день демонстраций, с которых началась «бархатная революция», Гавела в Праге не было. На публике он появился два дня спустя, когда в числе прочих деятелей оппозиции обратился к митингующим с балкона издательства «Мелантрих». Квартира Гавела и его жены Ольги стала штабом оппозиционных сил, там шло формирование «Гражданского форума» – организации, которая вскоре вступила в переговоры о передаче власти с представителями распадавшегося режима.

Гавел оказался ловким переговорщиком и мастером компромиссов. В ноябре-декабре «Гражданскому форуму» удалось договориться об условиях политического переустройства Чехословакии с умеренно реформистской частью коммунистической номенклатуры. Один из ее представителей, Мариан Чалфа, был выдвинут в премьеры нового коалиционного правительства. Президент Гусак объявил о своей отставке.

К тому времени в чехословацком обществе звучали имена двух потенциальных кандидатов на пост главы государства. Это были восставший из небытия Александр Дубчек и Гавел, в считанные дни обретший всенародную известность. «Гражданский форум» поддержал Гавела, Дубчеку был предложен пост председателя парламента. И 29 декабря 1989 года произошло событие, достойное абсурдистских пьес самого Гавела: депутаты Федерального собрания, избранные при «нормализации», единогласно поддержали кандидатуру диссидента-антикоммуниста на пост президента республики, в названии которой имелось слово «социалистическая».

Град

Гавел выглядел и поначалу вел себя совсем не по-президентски: он мог проехаться по коридорам Града на самокате или, обманув собственную охрану, зайти на пару кружек пива в какой-нибудь кабачок.

Споры о президентстве Вацлава Гавела начались еще до того, как оно закончилось. (Гавела избирали президентом трижды: в 1989 -м, в 1993-м — президентом Чехословакии, и 1998-м  — уже в качестве главы Чехии). С одной стороны, он привел страну к свободным парламентским выборам, почти полтора десятка лет служил гарантом демократических свобод и способствовал вступлению Чехии в НАТО (1999) и ЕС (2004, через год после ухода Гавела из Града). Общественная и правозащитная деятельность, которую Гавел вел и на президентском посту, выступая в поддержку преследуемых в других странах — на Кубе, в Китае, Бирме, России, Белоруссии..., позволила ему повысить международный престиж страны.

С другой стороны, его дружба с Далай-ламой портила чешскую торговлю с Китаем, его резкие высказывания о войне в Чечне и нарушениях прав человека в России раздражали Кремль, а высказанная им во время войны в Косово убежденность в том, что во имя прекращения геноцида можно применить военную силу, превратила его в глазах многих едва ли не в изверга, аплодирующего гибели сербов под бомбами НАТО. Гавел не оправдывался, он продолжал выступать за то, что считал верным.

Президентские годы были нелегкими для Гавела-человека. В 1995 году умерла его жена Ольга. В последние 15 лет Гавел и сам не раз был на грани смерти, перенес несколько тяжелых операций. Жизнь Гавела продлила забота его второй жены, известной актрисы Дагмар Вешкрновой.

После отставки в 2003-м Гавел переехал в ту самую деревушку Градечек, где он жил когда-то под надзором полиции, и провел там последние восемь лет. За эти тихие годы он написал несколько статей,  книгу воспоминаний и пьесу «Уход», по которой снял фильм. Время его собственного ухода подошло 18 декабря 2011 года, в Градечке. Он умер во сне.