18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЧИКОВЫМ ПАВЛОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЧИКОВА ПАВЛА ВЛАДИМИРОВИЧА
В последние дни старая тема создания в России единого следственного органа вновь стала актуальной. Законопроект, разработанный в недрах ведомства Александра Бастрыкина, в августе проходил согласование в МВД, ФСКН, ФСБ и Минфине. Хотя проект принципиально одобрен в Кремле, у силовиков разный взгляд на единое следствие. МВД выразило недовольство слишком сжатыми сроками реформирования — первоначально планировалось запустить новое ведомство с 1 января 2013 года. Это и понятно, больше всего следователей именно в Следственном департаменте МВД — примерно 50 000 сотрудников. Неминуемый вывод их за штат, новая переаттестация, частичные увольнения, перевод в новое ведомство будет серьезной нагрузкой для министерства, только что оправившегося от преобразования милиции в полицию.
Но публично выступать против реформы в МВД не стали. Главного оппонента идеи единого следственного комитета — замминистра внутренних дел Алексея Аничина отправили в отставку еще летом 2011 года. Новый министр, Владимир Колокольцев пока не в той весовой категории, чтобы на уровне президента блокировать невыгодные ведомству решения. Кроме того, у полиции останется и даже будет расширена функция дознания — упрощенного предварительного следствия по менее тяжким, но составляющим львиную долю уголовных дел преступлениям.
Более резкую позицию занял Госнаркоконтроль. Эта служба создавалась в начале 2000-х как вещь в себе, ведомство, призванное контролировать все этапы борьбы с оборотом наркотиков. Поэтому и полномочия соответствующие — административная практика, лицензионно-разрешительная функция, оперативно-разыскная деятельность, следствие. Даже антинаркотическая пропаганда и та в ведении Госнаркоконтроля, а директор службы Виктор Иванов лоббировал еще и создание специальных наркосудов. Изъятие следственной функции из ведения ФСКН означает ломку сложившихся принципов работы. В отсутствие следственной функции и при наличии многолетней конкуренции с оперативниками МВД за дела, связанные с наркотиками, существование ФСКН вообще теряет всякий смысл.
Только для ФСБ нет особых поводов для переживаний. Чекистское следствие всегда было довольно слабым, самыми сильными сторонами спецслужбы были иные функции — оперативные и аналитические — стараться все про всех знать и руками сотрудников других ведомств реализовать имеющийся компромат. При этом реформа предполагает сохранение в ФСБ узкого перечня составов преступлений, расследование которых останется за ними. Видимо, это будут традиционные для ФСБ шпионаж, государственная измена, возможно, что-то еще.
Идея создания единого следственного органа, мягко говоря, не нова. Впервые публично на федеральном уровне она появилась по итогам работы комиссии Дмитрия Козака в правительстве еще в 1999 году, в самом начале эры Путина. Суть в замене вертикального принципа, когда несколько ведомств располагают следственными органами, на горизонтальный, когда одни ведомства занимаются розыском, а другое — следствием. Тем самым обеспечивалась бы система сдержек и противовесов, снижался конфликт интересов, неминуемо возникающий у начальника подразделения, которому подчиняются одновременно и опер, и следователь. Повсеместная картина, когда избитого, «теплого» задержанного опер ведет к следователю давать признательные показания, пусть даже в присутствии адвоката, и демонстративно сидит в кабинете во время всего допроса, личным присутствием «гарантируя» нужные следователю показания. Когда и оперу нужна «палка» в виде реализованного материала, и следователю — в виде отправленного в суд дела, и начальнику их обоих — отчитываться показателями не хуже, чем в аналогичном периоде прошлого года. Конечно, нельзя будет исключать такой практики и в едином следствии, поскольку конвейер и показатели никто не отменит, но сделать это будет уже сложнее — начальники у оперативников и следователей будут разные, а значит, могут и не подружиться.
Все эти почти 15 лет определенные основы для такой реформы сохранялись — милицейские следователи имели приставку «при ОВД», «при ГУВД», «при МВД», специальные звания «лейтенант юстиции», «капитан юстиции» и т. д. Но Генпрокуратура противодействовала объединению. Вспомним, насколько влиятельным человеком в первые два путинских срока был генеральный прокурор Владимир Устинов. Право возбуждать и прекращать уголовные дела, в том числе по преступлениям в армии, даже привело его к конфликту с тогдашним министром обороны Сергеем Ивановым — потенциальным преемником-2008.
Но именно излишняя концентрация власти в руках генпрокурора (надзор, следствие, поддержка гособвинения в суде) привела к выделению в 2007 году внутри прокуратуры следственного комитета, глава которого назначался не генпрокурором, а парламентом по представлению президента. Зная, какой у нас парламент, читай: лично президентом. Следующим шагом СКП лишился приставки «при прокуратуре», параллельно публично воюя с генпрокурором, раскручивая PR-машину под названием «Владимир Маркин» и постоянно расширяя круг расследуемых уголовных дел. За последние годы в подследственность СКР из МВД перешли дела об экономических преступлениях, о преступлениях против детей.
Нелишне тут будет напомнить, что глава СКР Александр Бастрыкин был старостой в группе на юрфаке Ленинградского госуниверситета, где учился Владимир Путин. Именно он возродил и лоббировал последние годы идею создания единого следственного органа, развернув и публичную и подковерную внутреннюю борьбу. Естественно, предполагая себя в должности главного следователя страны. Кремлю такой расклад также политически выгоден. Иметь возглавляемое предельно лояльным человеком следствие в одном ведомстве удобнее: можно сохранять контроль над силовиками и при этом иметь противовес в виде разыскных полномочий в отношении самих следователей. Ясно, что и сейчас в интересах межведомственного паритета и МВД, и ФСБ обладают компроматом на многих подчиненных Бастрыкина. Эта тенденция с объединением следователей только усилится. Тем более что Бастрыкин не единственный кандидат на должность. Бывший начальник всего милицейского следствия, выступавший против единого следственного комитета генерал Аничин — тоже их общий с Путиным однокурсник с юрфака ЛГУ.
Для общества единый следственный комитет скорее благо. Крайне редко сами следователи замечены в применении насилия к подозреваемым и обвиняемым. По сути во власти руководства объединенного органа будет регулирование качества поступающих из оперативных подразделений материалов. Достаточно жесткого указания не принимать материалы с явкой с повинной, данной без присутствия защитника, без наличия иных доказательств и при наличии телесных повреждений у самого задержанного, заявляющего о насилии со стороны оперативников, — и системная проблема пыток в полиции отойдет на второй план.
Возникнет логическая цепь оперативник — следователь — государственный обвинитель — судья, где каждое звено подчиняется своему руководителю, имеет свои критерии работы и ведомственные интересы. Безусловно, единый следственный орган должен эффективно контролироваться. Тут на первый план выходят прокуратура с расширяющимися полномочиями по надзору за следователями, включая отмену выносимых ими процессуальных решений, и суд. В идеале, конечно, полномочия контролировать следователя полностью стоит передать в суд, возродив идею следственного судьи, который и меру пресечения избирает, и обвинение предъявляет, и досудебное соглашение утверждает.
При такой «американской» системе четкого разделения между оперативниками, следствием и даже прокурором не существует. Первые, называемые детективами, осуществляют розыск и фиксацию доказательств. Прокурор оценивает найденное и ведет переговоры с защитой о сделке. В США более 90% всех уголовных дел завершаются без судебного процесса. Времени, сил, средств затрачивается меньше, обе стороны довольны. Но о таких изменениях, мы, возможно, будем читать в будущих главах истории российской уголовной политики.