«Москва жирует, страна голодает» — таков постоянный рефрен рассуждений о Москве последнего двадцатилетия. Процветание Москвы связано с искусственным стягиванием к столице финансовых и человеческих ресурсов — главная мысль выступлений многих экспертов, критикующих сложившуюся ситуацию. Но так ли это на самом деле?
Статистика дает обильный материал, подтверждающий тезис об искусственности благополучия Москвы. На Москву приходится порядка 80% финансовых потоков России. Здесь «прописано» более половины банков страны и почти 90% штаб-квартир работающих в России зарубежных банков и международных финансовых организаций, сосредоточено 85% банковских активов и треть сбережений россиян. Москва лидирует по числу компаний с участием иностранного капитала (56%) и по доле прямых иностранных инвестиций, достигавшей в первой половине 2000-х годов 49%, а в 2010 году — 27,5%. Столица является крупнейшим налогоплательщиком страны, обеспечивая 24% ВВП. Душевые доходы москвичей превышают среднероссийский уровень в 2,5 раза. По показателям достатка столица выделяется даже на фоне городов-миллионников, опережая по размеру средней заработной платы Петербург в 1,5 раза и остальные миллионники — в 2 раза.
Но и стоимость жизни в Москве заметно выше. Огромный и разнообразный рынок труда (почти десятая часть всех занятых в экономике) вкупе с более высокой его зарплатой превратил Москву в главный миграционный магнит страны. Столица стягивает на себя половину приезжих из стран СНГ и 60% внутренних межрегиональных миграций.
Несмотря на привычку рассматривать наши реалии через призму уникальности, ситуация доминирования столицы не является российской спецификой. Любой мегаполис мира порождает контрасты, особенно острые в странах с переходной экономикой. Большой Париж, сопоставимый по людности и площади с Москвой, — это 22% ВВП Франции, 17% населения и 22% рынка труда. Большой Лондон — менее 1% территории страны, более 20% населения, четверть рынка труда и 25% ВВП Великобритании.
Объективным фактором развития столичных мегаполисов является «столичная рента», а не поддержка государственных бюджетов. В Москве трансферты из федерального бюджета в городской составляют всего 3,5%, доля федеральных инвестиций не превышает 10%, а доля Москвы в региональных инвестициях бюджета РФ колеблется в пределах 6–8%, вдвое уступая затратам на Олимпиаду в Сочи и саммит АТЭС во Владивостоке.
При всех диспропорциях Москва не является паразитом на теле страны. Ее роль в консолидации России и выстраивании контактов со всем миром неоспорима. Москва — единственный российский город, располагающий развитой инфраструктурой и достаточным количеством профессиональных кадров для выполнения столичных и международных функций. Помимо своей интегрирующей и координирующей роли она демонстрирует провинции образцы поведения и желаемого уровня жизни, устанавливает планку достижений. Снижение этой планки угрожает благополучию не столько столицы, сколько провинции, ослабляя мотивацию к инновациям и модернизации.
Камнем преткновения конфликта «столица — провинция» является «столичная рента». Ее неумеренное потребление чревато негативными последствиями для самой Москвы, которая страдает от социальной и имущественной сегрегации, наплыва приезжих, разрушения привычной среды и резкого роста стоимости жизни. То, что Москва в условиях кризиса (2008–2009) и посткризисной реабилитации, когда рентный поток пересох, смогла в полном объеме выполнять свои столичные и социальные функции, создав при этом собственный «фонд стабилизации», означает, что «столичная рента» расходуется неэффективно и что московская экономика позволяет активнее ее перераспределить в пользу регионов.