Только российские чиновники, любящие выступать на международных форумах с громкими словами об инвестиционном климате, могут думать, что эти слова меняют среду, в которой работает бизнес. На самом деле ее определяют тысячи мелких конкретных решений. Вот история одного из них.
Уже десяток лет российские компании и банки выпускают еврооблигации. Чтобы избавить их покупателей от контактов с российской действительностью, бумаги для российского заемщика эмитирует иностранная компания. Под новый, 2012 год Минфин решил, что получатели процентов по евробондам должны платить налог на прибыль. Это рушит весь рынок заимствований, крупнейшие игроки на котором — государственные компании и банки. Разразившийся немедленно скандал вынудил чиновников пересмотреть позицию: в будущем налог отменят, но сейчас эмитенты еврооблигаций могут получить претензии по налогу на прибыль за три года. В результате выпуск евробондов — а это один из основных инструментов финансирования крупных инвестпроектов — потеряет всякий смысл.
Налоговый казус
Уже десяток лет российские частные компании и банки привлекают средства, размещая среди инвесторов еврооблигации. Размещают они бумаги через компании-посредники (SVP) в безналоговых юрисдикциях: Нидерландах, Люксембурге, Ирландии. Полученные средства эти компании передают «настоящим» российским заемщикам на условиях займа или депозита.
До сих пор у налоговиков вопросов к этим сделкам не возникало: со странами, где зарегистрированы эмитенты, заключены договоры об избежании двойного налогообложения, согласно которым «у источника» (в данном случае, в России) ставка налога на прибыль нулевая. А прибыль, полученная покупателями облигаций, — не нашей налоговой инспекции дело: это сделка между двумя нерезидентами.
И вот под новый год Минфин выпускает за подписью замминистра финансов Сергея Шаталова письмо, из которого следует, что полуофшорный SVP — не настоящий владелец процентного дохода. Настоящий владелец — покупатели облигаций. Ведь формальный эмитент не решает, как распорядиться полученным доходом, а только передает средства владельцам ценных бумаг. Поэтому сам эмитент от налога на прибыль автоматически освобожден быть не может. Освобождение могут получить «настоящие» владельцы средств, но для этого они должны доказать свое налоговое резидентство.
На практике это может выглядеть примерно так. В день выплаты каждого купона по облигациям нидерландская дочка российского банка должна собрать справки со всех владельцев ее облигаций. Если облигации у нидерландской компании приобрел инвестор с Бермудских островов — будь добр, заплати 20% налога на прибыль в российский бюджет. Если покупатель зарегистрирован в Люксембурге — налог нулевой.
Облигации торгуются на вторичном рынке и ежедневно меняют владельцев, так что едва ли нидерландскому эмитенту удастся собрать справки со всех покупателей облигаций. Но российский бюджет не прогадает и в этом случае, ведь эмитент выполняет для него функцию налогового агента владельцев облигаций. Не сумел собрать справки — заплати сам. Тем более что в проспектах эмиссий всех еврооблигаций есть стандартная оговорка: если возникают налоговые затраты, то их берет на себя эмитент, отмечает Рустам Вахитов, руководитель департамента налогового консультирования International Tax Associates.
Цена вопроса
В результате одним росчерком пера Минфин полностью обессмыслил для российских заемщиков выпуск евробондов. Вот, например, «Транснефть», одной из первых получившая налоговые претензии на $66 млн. Это примерно 1,5% ее долга по еврооблигациям ($4,3 млрд). Арифметика проста: процентные платежи по евробондам порядка 7,5%, налог на прибыль 20%; получается 7,5 х 0,2 = 1,5. Если купон по евробондам равен 10% от суммы долга, а налог составит 2%, то, чтобы компенсировать держателю бондов эти затраты, номинальный купон придется увеличить до 12,5%, отмечает начальник аналитического отдела банка «Траст» Леонид Игнатьев (12,5 - 12,5 х 0,2 = 10). Для компании, которой привлеченные средства стоят 6-7%, эффективная ставка вырастет до 7,5-8,75%.
Выпуск евробондов в такой ситуации теряет смысл.
«Это очень много даже для активного и растущего рынка», — отмечает Игнатьев, ведь удорожание на 150-175 пунктов уничтожает разницу в спредах между валютными и рублевыми бондами одного эмитента. Вся выгода от иностранных заимствований по сравнению с размещением бумаг внутри страны улетучивается. «Транснефть» думает о досрочном выкупе бумаг в течение года. Вот вам и МФЦ: стоит только ввести налог, и внешние заимствования становятся непривлекательными. А на внутреннем рынке большие объемы финансирования поднять сложно, но это же не проблема налоговиков и Минфина.
Все действующие лица в этой истории — настоящие красавцы. Заемщики — потому, что они знали о смутной формулировке в Налоговом кодексе (аудиторы неоднократно предупреждали их о налоговых рисках), но ничего не сделали, чтобы устранить недоговоренность, — по принципу «если беду не кличешь, она и не придет».
Минфин и ФНС — потому что применили к эмитентам еврооблигаций конвенцию ОЭСР по налогам на доход и капитал, требующую, чтобы у получателя дохода было «фактическое право» на него. Именно из-за применения этой концепции Минфин отказал формальным эмитентам — SPV, или «компаниям специального назначения», — в праве на освобождение от налога. Концепция «фактического права на доход» — полезный инструмент, когда нужно воспрепятствовать уклонению от налогов. Но совершенно бессмысленный, говорит Вахитов, в случае еврооблигаций, где и у эмитента, и у покупателя мотив уклонения от налогов отсутствует.
Ну и, наконец, строители московского МФЦ — тоже молодцы. Зная о проблеме, они даже настояли на том, что в «Основные направления налоговой политики» на ближайшую трехлетку был вписан пункт об освобождении от налога на прибыль доходов по евробондам. Но трехлетняя программа выполняется долго, а налоговые претензии выставляются быстро.
И не то чтобы чиновниками двигала какая-то особенная жажда получить в бюджет много денег. Всего российские частные заемщики выпустили обращающихся сейчас на рынке облигаций на $116 млрд. Крупнейшие из них — госкомпании: кроме «Транснефти» это РЖД, Сбербанк, «Газпром», Россельхозбанк, «Лукойл», «Роснефть», «Газпромнефть» и т.д. Всего налог, по расчетам Натальи Орловой и Дмитрия Долгина из «Альфа-банка», может принести бюджету около $1,5 млрд, из которых половина придется на пять крупнейших заемщиков (см. Таблицу). И даже если налоговики выставят претензии за все три последних года, бюджет получит $4-5 млрд.
Особенную радость по поводу налогового казуса испытывает Сбербанк, который как раз сейчас проводит road show своих евробондов. «Это беспрецедентная история, когда в течение многих лет существует рынок, на котором вдруг регулятор решил, что неправильно устанавливал правила налогообложения», — цитируют «Ведомости» возмущенного зампреда Беллу Златкис.
Запоздалое извинение
Разразившийся скандал — шутка ли, за мгновение разрушается $116-миллиардный рынок заимствований — вынудил чиновников пересмотреть позицию. Но сделали они это очень неуклюже — так, что лучше бы не делали.
Минфин пообещал, что налог будет отменен. Но за прежние периоды все равно могут быть выставлены претензии, написал Минфин, не пожелавший дать подведомственной ему ФНС четкое указание не требовать этих денег. Ситуация сложная, признает Шаталов, но от своей трактовки законодательства не отказывается. Хотя даже его коллега, замминистра Сергей Сторчак, с письмом не согласен. (В качестве уступки Минфин в официальном сообщении добавил, что эмитенты смогут получить по этим налоговым обязательствам беспроцентную рассрочку).
Впрочем, говорит чиновник Минфина, письмо о процентных выплатах может быть отозвано: у чиновников нет большого желания взимать этот налог, тем более «ни с того ни с сего». Но пока этого не сделано.
Макроэкономически в «налоге на евробонды» ничего страшного нет. Когда Бразилия в 2009 году хотела ослабить приток капитала в страну, она ввела специальный сбор с привлекаемых в страну займов. Аналогичные меры действуют в Китае, Гонконге, других развивающихся страны. Но в России, мягко говоря, нет проблемы избытка притока капитала. И аналогичные налоги вводились не случайно, а специально, причем исходя из монетарных, а не фискальных соображений.
Налоговая проблема с евробондами была всегда, и рано или поздно «должно было рвануть», считает Вахитов. Налоговики пытались выставить претензии эмитентам и в 2010 году, но до суда дела не доходили. Дело в двойной природе SPV. Например, партнер Taxadvisor Дмитрий Костальгин сейчас защищает один российский банк, который компенсировал своему SPV расходы на аудит, юристов и т.п., вычитая их из прибыли. Налоговики в данном случае решили руководствоваться противоположной логикой: SPV — третье, самостоятельное лицо, поэтому российский банк не может принимать его расходы к вычету из своей базы налога на прибыль.
Получается, в том деле SPV достаточно самостоятелен, чтобы его расходы не уменьшали налога на прибыль. А в нашей истории он, наоборот, недостаточно самостоятелен, чтобы быть «фактическим получателем процентных доходов». Закон что дышло.
Из сложившейся ситуации есть два выхода, говорит начальник департамента налоговой и таможенно-тарифной политики Минфина Илья Трунин. Первый — договориться с партнерами по налоговым соглашениям, что раз в случае облигаций нельзя установить фактического получателя дохода, то SPV можно считать исполняющими самостоятельные бизнес-функции. Минфин начал переговоры об этом с Ирландией и Люксембургом. Второй вариант — по примеру Великобритании освободить проценты по евробондам от «налога у источника», отмечает Трунин. Но для этого надо придумать, как определить евробонды в налоговом законодательстве.
А пока в министерстве думают, как сохранить хорошую мину при плохой игре, судьба нескольких миллиардов долларов — и рынка еврооблигаций — остается невыясненной. Добро пожаловать в Международный финансовый центр.