Новый виток богатой миграционной истории современной России: в недавнем послании Федеральному собранию Владимир Путин говорил об ускоренном порядке предоставления российского гражданства «нашим соотечественникам, носителям русского языка и русской культуры, прямым потомкам тех, кто родился и в Российской империи, и в Советском Союзе». Вкупе с объявленным ужесточением режима въезда-выезда для граждан стран СНГ (за исключением членов Таможенного союза и Единого экономического пространства) это прямой стимул для оставшихся в сопредельных странах русских и русскоязычных еще раз задуматься о переезде.
Если это заявление не останется декларацией, у России появится шанс сделать то, чего от нее очень ждали еще 20 лет назад.
У краха империй почти всегда есть побочный эффект — выходцы из метрополий становятся гражданами или просто жителями возникших на месте бывших окраин и колоний новых государств со всеми вытекающими: от резкого снижения социального статуса и уровня жизни до прямого геноцида.
При таком раскладе задача любого уважающего себя правопреемника империи (буде такой останется на карте мира) — наладить или максимально упростить эвакуацию оставшихся за пределами метрополии «соотечественников», выходцев из бывшего центра, живущих в этнически чуждых и часто не самых спокойных и дружелюбных новых государствах. Так в начале 1960-х Франции из бывшей колонии, Алжира, пришлось вытаскивать почти миллион неарабских и неберберских жителей, а также местных коллаборационистов. Проблем было множество, все кому не лень критиковали французские власти за медлительность и равнодушие, но делалось все равно многое: принимались законодательные акты о репатриации, какое-то, пусть и короткое, время даже работало профильное министерство.
Развал Советского Союза превратил миллионы русских и русскоязычных граждан, оставшихся за пределами Российской Федерации, в социальных аутсайдеров: и так некрепкие экономики новых государств ставились под контроль местными национальными элитами. Для представителей нетитульных народов социальные лифты по большому счету были закрыты. Россию захлестнула массовая иммиграция русскоязычных, в основном из Средней Азии: в 1990-е годы миграционный прирост в стране составил почти 5 млн человек (для сравнения: в 2000-х — чуть более 2 млн).
Могло и должно было приехать гораздо больше. По сути дела, именно в 1990-е Россия должна была стать страной классической репатриации: с полным пакетом соответствующих законодательных актов, упрощенным порядком получения гражданства бывшими гражданами СССР и т.п. Причем в то время не требовалось даже какого-либо финансового инструментария в виде программ переселения, подъемных, пособий: мигрантам достаточно было того, чтобы их согласились принять. Мало того, в 1990-е не стоял вопрос культурной интеграции: переезжали в основном русские и русскоязычные, а не молодые азиаты, сохранявшие тогда еще иллюзии насчет перспектив у себя на родине.
Но Россия не смогла наладить репатриационный механизм и лишила себя миллионов активных, трудолюбивых и культурно близких граждан, при этом потерпев репутационное поражение в глазах живущих за ее пределами. Сейчас привлечение мигрантов из русскоязычных диаспор требует очень серьезных усилий — и организационных, и финансовых. Это демонстрирует пример действующей с конца 2006 года госпрограммы по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом. При ее запуске ориентировались на миграционный поток 300 000 человек в год — в итоге по данным на 1 октября 2012 года на территорию России всего по этой программе прибыло менее 100 000 человек. Для сравнения: Казахстан, до недавнего времени активно реализовывавший собственную программу репатриации, принял 860 000 только этнических казахов.
Каковы сейчас государства-доноры возможной репатриации? Очевидно, страны бывшего Советского Союза: из Германии, США и Израиля при всех тамошних проблемах люди массово не вернутся. Самый крупный потенциальный источник — Украина с ее 45-миллионным населением. Однако эмиграционные настроения там, похоже, утихли, да и культурная разница между народами не столь велика, чтобы быть причиной отъезда.
Другая история — Средняя Азия. В Казахстане, который традиционно был одним из основных доноров миграции в Россию, до сих пор проживает 3,7 млн только этнических русских. Впрочем, остались наименее мобильные и наиболее интегрированные в казахстанский социум, кроме того Казахстан входит в Таможенный союз и Единое экономическое пространство, а это значит, что контакты у его граждан с Россией будут проще.
А вот радикального сокращения русской и русскоязычной диаспоры в остальных республиках Средней Азии, похоже, не избежать: уровень жизни там гораздо ниже, чем в Казахстане, а степень оторванности русских от местного социума — выше. Диаспора там и так уже не очень велика, самая значительная — в Узбекистане, около (а скорее всего, меньше) 1 млн человек. В Киргизии русскоязычных меньше в разы, в Туркменистане и Таджикистане — на порядки. Больше «носителей русского языка и русской культуры» там почти нет — местным школам в 1990-е было не до классической русской литературы.
С точки зрения экономики и даже демографии репатриация оставшихся за границей русских и русскоязычных не самое выгодное мероприятие: время упущено. Возраст диаспоры сравнительно велик, она маломобильна, да и обустройство людей на новом месте, как я писал выше, потребует значительных вложений. Но, начав реальную, а не декларативную репатриацию, Россия получит нечто большее, чем незначительный рост населения, — репутацию государства, которое занимается сбережением своего народа. Это дорогого стоит.