История с Анатолием Сердюковым и Сергеем Шойгу говорит больше о системе власти, чем может о ней сообщить самая глубокая из всех глубоких инсайдерских глоток. Стиль этого кадрового решения – это сам человек. И потому отставка и назначение – очень человеческая история, где преобладали именно эмоции. Эмоции первого лица. Кроме того, были соблюдены все неизменяемые правила кадровой политики президента: внезапность, алогичность, провокация удивления и смятения.
Конечно, история назначения Сергея Шойгу и казус Михаила Фрадкова, когда-то внезапно ставшего премьером, разные. Но роднит их именно то, что назначение Фрадкова премьер-министром, а Шойгу министром обороны проходило в духе картины «Не ждали». Собственно, «не ждали» что в одном, что в другом случае и сами назначенцы.
Из последних аппаратно-политических кукишей Владимира Путина собственному ближнему кругу можно вспомнить назначение полпредом Игоря Холманских. Здесь тоже состоялся взрыв всех и всяческих представлений о политической логике. Но проявилось и иное свойство, характерное для случая Шойгу: открытая демонстрация недоверия тем, кого сам Путин превратил в политическую элиту и хозяйственный истеблишмент. Вам — не верю. Верю или новым людям, или тем, кто не потерялся в лабиринте запутанных политических и финансовых связей, переходящих в родственные и бульварно-романные. Холманских – неожиданная по составу свежая кровь. Шойгу – доказанная эффективность и дистанцированность от «друзей», «семей» и «кооперативов».
Беда в том, что первое лицо, судя по всему, не понимает, что казус Сердюкова модельный. Бывший министр обороны выстраивал свою вотчину ровно в той логике, в какой строил политическую систему его патрон — Путин. Он просто формировал на своей немаленькой делянке, отданной ему и в управление, и в кормление, такой же crony capitalism (капитализм друзей), какой выращивал вокруг себя сам руководитель государства. Который для своих не просто патрон в значении начальник, но и последний патрон — от его воли, и только от нее, зависит, будет ли он миловать или казнить свое доверенное лицо. На этот раз — казнил.
Казус Сердюкова — Шойгу — это симптом серьезной эрозии «капитализма друзей»: замкнутые в своем неротируемом кругу, живущем по правилам, которые не действуют во всей остальной стране, cronies утрачивают связь с действительностью, их управление становится все менее рациональным, а ощущение неподконтрольности обществу приводит к злоупотреблениям своей близостью к лидеру.
Это часть большой общественно-политической картины. А есть еще картина в картине — обрушение конструкции взаимоотношений внутри истеблишмента. «Старые партийные товарищи» — это ведь не метафора или не только метафора. Это система круговой поруки внутри авторитарного или тоталитарного механизма правления. Недаром сталинские наркомы и приближенные так любили ходить под ручку — как трогательные старички, во всем полагающиеся друг на друга. «Доверие партии» — тоже не метафора, а клей, на котором держалась система. Доверие в «капитализме друзей» - кровь, которую гоняет кровеносная система всей политической конструкции. Не зря депутат Владимир Пехтин крикнул депутату Геннадию Гудкову: «Иуда!» (этот крик исподтишка слышали все, кто сидел в зале заседания Госдумы в день лишения Гудкова мандата, как и ответ Гудкова, который потом в стенограмму не вошел: «Иди на х..!»).
Ибо были нарушены правила больших и малых ближних кругов. Все в логике: «А товарищ Берия вышел из доверия, а товарищ Маленков надавал ему пинков».
Так вот система Путина — это товарищество ручных управленцев на доверии. Нет доверия — нет товарищества. Нет товарищества — нет управленческих механизмов. Институты-то не работают. Образуется управленческий вакуум. Отсюда и иррациональное на первый взгляд решение сорвать с ответственного поста бывшего спасателя и бросить его на спасение важнейшего участка государственного управления. Ну, блин, вообще никому доверять нельзя! Один только Шойгу и остался. Вот вам!
Путин никому не доверяет. Как на излете своего правления никому не доверял товарищ Сталин. Даже самым старым из самых старых партийных товарищей. Президент России загнал себя в сталинскую управленческую ловушку. В этом смысле «капитализм друзей» мало чем отличается от «социализма друзей».