Когда ты с кем-то конкурируешь, ты вынужден приводить аргументы, с тем чтобы предпочли тебя, а не другого. Если ты проиграешь, значит, твои надежды и ожидания были напрасными, как и трата ресурсов на эту конкуренцию. Если выиграешь, то причинишь ущерб другому человеку — неслучайно мы обычно не хотим конкурировать с друзьями. Если ничем не жертвуя, мы могли бы избежать поиска аргументов, неоправдавшихся ожиданий и нанесения ущерба другим, мир стал бы лучше.
Могут быть причины позволить конкуренцию, допустить ее, согласиться с ней, но оставим в стороне конкурсы красоты и спортивные состязания — едва ли можно ее желать. Она может быть ценой, которую имеет смысл уплатить за что-то ценное, но, очевидно, сама по себе не является благом.
В чем же тогда оправдание конкуренции? Что ответить кучеру или каретнику, которые просят государство защитить их от конкуренции со стороны растущего производства автомобилей?
Что они, по всей видимости, нарушают золотое правило нравственности!
Кучер и каретник в роли потребителей выигрывали от прогресса в других, не связанных с перевозками сферах, хотя и у этого прогресса были пострадавшие. Утверждать, что страдать от конкуренции должны только другие, но не кучера и каретники, попросту нечестно. Можно, конечно, утверждать, что нужно предотвращать прогресс и во всех иных сферах — это было бы принципиально и последовательно — но у этой позиции, «луддизма», едва ли найдутся сторонники.
Но что если кучер или каретник скажут, что они хотят не устранения конкуренции, а всего лишь компенсации нанесенного конкурентами ущерба? В конце концов, этот ущерб, по всей видимости, больше, чем ущерб, который они могли бы потерпеть от кражи. Вор обязан компенсировать ущерб, но почему не конкурент?
Но и это предложение не проходит проверку золотым правилом. Такое расширение компенсируемого ущерба выглядит сколь-нибудь разумным, только пока обсуждаешь его применительно к отдельному случаю, но оно не может претендовать на то, чтобы быть общим правилом. Как объясняет Ричард Эпштейн в «Свободных рынках в осаде», это расширение превратило бы компенсацию ущерба из относительно редкого явления наподобие возмещения ущерба виновником автомобильной аварии в явление неизбежное и постоянное. Если успех одного вызывает необходимость компенсировать ущерб второму, то и успех второго приведет к этой необходимости. Такой подход — неважно, купили у тебя товар или нет, ты все равно имеешь право на прибыль от его продажи — очевидно, сделал бы всех очень бедными.
Наконец, стоит рассказать кучеру и каретнику, что дело не только в экономике, что конкуренция является частью общественного идеала, который он, вполне вероятно, разделяет. Историк права Генри Мэйн писал, что «движение прогрессивных обществ было до сих пор движением от Статуса к Договору», имея в виду переход от предопределенных при рождении ролей к отношениям, которые проистекают из свободных соглашений индивидов, иными словами, движением к тому, что сегодня принято называть «социальной мобильностью». Рыночная сделка — это только один из видов соглашений между людьми и причины, по которым мы признаем за другими право выбирать партнера по брачному союзу или выбирать религиозную общину, должны заставить признать и то, что они имеют право выбирать, с кем они имеют дело на рынке.
Стоит оговориться, что такой ответ кучеру и каретнику будет тем убедительней, чем меньше в действительности защищены от конкуренции все прочие, помимо перевозок, сферы деятельности. Конкуренцию легче принять как общее правило, а не как выборочную экзекуцию. Поэтому кучеру и каретнику желательно также предоставить гарантии, что представители всех других занятий будут получать тот же самый ответ.