Креатив на местах: как в российских регионах реагируют на коронавирусный кризис

Исследовательская компания «Платформа» выступила с инициативой создания Социологического антикризисного центра. Одно из направлений его работы — проведение консультаций и обсуждений с ключевыми экспертами в области общественных процессов. На основе своей беседы, проведенной в центре, президент фонда «Петербургская политика» Михаил Виноградов подготовил колонку для Forbes, в которой прокомментировал реакцию губернаторов на вирусный кризис и объяснил логику принимаемых ими мер.

После выступления Владимира Путина, передавшего на уровень региональных властей всю ответственность по борьбе с пандемией, эти власти принялись за дело, хотя и вразнобой и не слишком охотно. Федеральная власть не хочет брать на себя ответственность за решения, которые могут оказаться негативно резонансными. Поэтому многое спускается на уровень губернаторов, которые часто не готовы к ситуации в полной мере — ни личностно, ни политически, ни в части полномочий.

Какие движущие причины лежат в корне их экспромтов и креатива?

В стране в принципе давно не было мощных кризисных ситуаций. Немногочисленные чрезвычайные происшествия, вроде пожаров на торфяниках 2010 года, быстро забывались, а нынешнее поколение губернаторов затрагивали только по касательной. Но нынешний кризис — другого масштаба: он порождает запрос на активных акторов, а федеральная власть эту роль брать на себя отказывается. Территория, которую бросил человек, года через 2-3 обычно зарастает. Нечто похожее происходило в перестройку, когда откуда-то появились новые религиозные движения, общественные организации, астрологи и гадалки. Это происходит и сейчас: в регионах заколосились многочисленные акторы, каждый из которых как умеет реализует свои представления о прекрасном. Мы увидели в этом качестве и губернаторов.

Действия их иногда обусловлены тем, что они поставлены в условия, когда ничего, кроме запретов, сделать нельзя. В других случаях в основе их решений — не всегда осознаваемое опасение, что возможный рост антирейтинга власти может ударить по самому губернатору. Можно попытаться перевести стрелки на Москву, на соседа, на кого-то еще, и выйти из-под огня критики. Какой из мотивов возобладает, мы увидим в ближайшие недели. При этом следует понимать, что старые акторы никуда не ушли, а, возможно, просто взяли паузу и находятся где-то в гримерке.

Местные различия

Федеральная повестка в ходе кризиса менялась: изначально исходила из общей установки на «закошмаривание» пандемии, потом наступил некий коронаскептицизм, из-за которого в Москве 30 марта не был введен пропускной режим, хотя такой план и разрабатывался. Затем пришла вторая тревожная волна. Со стороны федеральной власти было много разных сигналов, разные игроки проявляли себя по-разному. Например, Михаил Мишустин обозначился на борьбе с коронавирусным суверенитетом в одной гордой южной республике, хотя ответ, который он получил, не выглядит его большой политической победой.

Однако в целом федеральная повестка включает молчание и отсутствие серьезных попыток воздействовать на ситуацию — будь то лаской, окриком или прокурором. Кажется, что федеральная власть уже не в гримерке, а сидит в партере и наблюдает. Меры по закрытию территорий, обещания жесткого прессинга по отношению к приехавшим из Москвы и Петербурга как-то плохо сочетаются с концепцией «вертикали», нажитой непосильным трудом за последние 20 лет. Все эти 20 лет из федерального центра постоянно окрикивали регионы. Теперь — тишина.

В итоге в регионах никто не знает, что правильнее: пытаться остановить пандемию (если на нее вообще можно повлиять) и избежать эксцессов, подобных тому, что были в Сыктывкаре, Брянске, Вязьме, — или не бесить своих граждан путем закручивания гаек. У федералов рецепта тоже нет, они тоже пытаются одновременно использовать все тактики. Пока в отношениях центра и регионов вопиющих историй не происходило, хотя кое-где обратила на себя внимание эксплуатация антимосковской повестки. С другой стороны, когда регионы не закручивают гайки, — например, Тверская область отказывается от самоизоляции, а Тульская и Ярославская области принимают относительно мягкие меры, — им за это ничего не следует. Оказывается, так тоже можно.

Белгородская область сначала останавливала транспорт, а потом стала одним из пионеров выхода из самоизоляции. Закрытие региональных границ вызвало резонанс – мы видели это в Чечне, Астраханской и Челябинской областях. При этом Челябинск довольно активно опровергал сообщения о закрытии границ, так что, видимо, какой-то сигнал федеральной власти был. Были территории, которые сначала вводили пропуска, а потом отказывались от них, вроде Приморья или Саратовской области, где по-сельски решили выдавать пропуска очно, что вызвало большие очереди.

Является ли Москва законодателем мод в области антикоронавирусных мер? И да, и нет. Пока все вводили пропуска, Москва не торопилась. Главе региона вроде бы полагается ориентироваться на Москву, но хочется убедить себя и окружающих, что это московская проблема, а у него в регионе ничего не будет. Поэтому с Москвой соотносятся иногда парадоксально, игнорируя, например, программу Минкомсвязи по пропускам – целый ряд регионов вслед за Москвой заявил, что не будет ей пользоваться. Наверное, ситуация в Москве для регионов до конца не понятна. Для них это некое реалити-шоу.

Степень жесткости и в Москве пока не всегда зашкаливающая — сейчас прессинг больше психологический, чем административный (хотя число резонансных инцидентов растет) — в регионах же он умножается на необязательность исполнения заявленных норм. С другой стороны, риски произвола в регионах тоже не ниже, чем в Москве.

Главное — экономика

Экономические риски нагляднее медицинских: они осуществятся, даже если эпидемия и карантинные меры прекратятся немедленно, потому что даже если все открыть, понадобятся серьезные бюджетные расходы на зализывание ран. Наверное, страх перед коронавирусом сегодня меньше, чем страх масштабных экономических последствий. Можно слышать даже точку зрения, что меры самоизоляции сворачивают именно регионы победнее. Теория красивая, хотя фактами подтверждается не всегда.

Есть главы регионов, которые надеются, что пронесет, есть тревожные, невротические руководители, которые пытаются максимально контролировать все. Кто из них прав? Наверное, в полной мере никто, потому что власть не всесильна. Более того, контуры желанной победы также довольно расплывчаты. Руководители регионов могли бы использовать аргумент, что в результате мер по изоляции они спасли много жизней. Но до конца в это никто не поверит, потому что вирус как враг нематериален, эфемерен. Общего образа не появилось, а потому каждый вынужден выдумывать этого врага сам.

В любом случае региональные элиты боятся быть крайними и в представлении федералов, и в представлении собственных граждан, поэтому живут теми же неврозами и той же повесткой, что транслируют масс-медиа. Сторонников совсем жесткой изоляции, как это было в Карелии и Краснодарском крае, не очень много. С другой стороны, количество противоречивых мер увеличивается. К примеру, странно выглядело выселение людей из гостиниц в Сочи: вместо того, чтобы сидеть в гостиницах и самоизолироваться, людей вытолкнули в аэропорт и на вокзал, — езжайте, мол, в свою Москву.

Коммуникация власти и общества

О запросе к федеральной власти на период восстановления говорить не приходится, потому что неясна интонация такого запроса. Это будет мобилизация вокруг власти, о которой говорят многие? Это будет разочарование властью? Или ощущение победы? Последнее, на мой взгляд, очень опасно, потому что ощущение победы списывает все и не создает между властью и обществом никаких обязательств.

Не очень понятно, что власть будет делать с социальным запросом «Хотим, чтобы нам, как в США и Германии, раздали деньги». Первые попытки окоротить этот запрос были не очень удачными. Зарубежные примеры введения гарантированного дохода весьма чувствительны для российского обывателя, хотя могут вымываться из потока повестки.

Сейчас навыки коммуникации между властью и населением нарабатываются интересным образом – через подчеркнутое запугивание граждан, когда людей пугают не столько самим вирусом, сколько действиями власти, которые должны последовать по итогам. При этом у экспертов нет понимания: то ли это крутая и эффективная тактика, то ли мина, заложенная под отношения общества и власти.

Коммуникации идут не очень удачно, но с ограниченным числом откровенных провалов. Главная проблема пока в том, что власть по-прежнему не гарантирована от того, чтобы создавать негативную для себя повестку, усиливающую отторжение ее действий. Накопление ошибок вполне вероятно. Хотя по итогам подобных событий такие детали обычно легко забываются.