Провозглашенная Владимиром Путиным концептуальная правка конституции — не просто конституционная реформа, а настолько радикальное изменение Основного закона, что в результате мы будет жить по иному основному документу. И уже поэтому стереотипный ответ на вопрос «для чего?» выглядит не столь очевидным. Конечно, для транзита системы и сохранения персональной власти тоже. Но не только.
На мой взгляд, изменение конституции продиктовано специфической доктринальной картиной мира, где идеальное политическое устройство близко к советской модели, а оптимальной экономической моделью служит госкапитализм. Правящая силовая группа всегда крайне отрицательно относилась к конституции 1993 года, считая ее написанной «под американскую диктовку» и потенциально подрывающей стабильность государства. Но почему именно сейчас и крайне торопливо надо переходить к новой конституции?
Рискну выдвинуть гипотезу: возможно, причины форсированного развития событий лежат в области внешнеполитического и исторического мышления. «Крымская операция» весны 2014 года продемонстрировала возможности стратегической дерзости России. Успех сирийской кампании избавил Кремль от «афганского синдрома». Отношение Европы к России последние 6-8 месяцев заметно изменилось в позитивную сторону: это еще не business as usual, но уже очевидное признание неспособности повлиять на Россию и изменить ее внешнюю политику. В общем и целом российская внешнеполитическая линия, основывавшаяся на концепции «стратегического терпения» (пересидеть Запад), оказалась довольно успешной. А теперь, полагают российские правители, настало время для главного: пересмотра «предательских Беловежских соглашений», разрушивших «великую державу».
Таким образом, главный внутренний драйвер происходящего — попытка переиграть историю последних тридцати лет. Как в популярном фантастическом жанре о «попаданцах», которые из будущего проваливаются в прошлое и меняют историю.
Но при чем здесь конституция? Почему пересмотр «предательских Беловежских соглашений» надо начинать с радикальной ревизии «написанного под диктовку США» доктринального документа России? Логика здесь есть. Если Кремль встает на путь геополитического ревизионизма, который по своим масштабам значительно превзойдет «русскую весну» 2014 года, то надо, соответственно, готовить страну к несравненно более сильному внешнему давлению, чем прежде. В этом случае на первый план во внутренней политике выходят контроль и мобилизация населения, обеспечивающиеся резким ограничением его прав и свобод, и лояльность элиты (ей адресованы пассажи о двойном гражданстве).
Как это все связано с отставкой правительства? Она была неожиданной, но вряд ли случайной. По информации автора заметки, еще в мае 2018 года, то есть при формировании отставленного кабинета, многих его членов предупреждали: вы приходите на полтора-два года. Логика формирования нового кабинета основывается на трех предпосылках: 1) повышение фискальной эффективности с целью извлечения средств у населения и бизнеса и их перераспределения; 2) повышение управленческой эффективности для выполнения национальных проектов; 3) увеличении удельного веса дирижизма в экономике.
Однако все это нельзя назвать ни новой экономической моделью, ни даже новой стратегией. Мы наблюдаем продолжение прежнего курса, который, с точки зрения Кремля, реализовывался недостаточно эффективно. Может ли он перерасти во что-то качественно новое?
Усиление дирижистских тенденций и внедрение в экономику мобилизационных элементов выглядит высоковероятным в случае напряженного геополитического контекста и сверхактивной внешней политики Российской Федерации. Однако парадоксальным образом это будет сочетаться с поддержанием монетарной дисциплины. У российского президента, как бы к нему ни относиться, есть две черты, защищающие экономику от сваливания в штопор. Во-первых, он боится инфляции. Во-вторых, хотя Путин доверяет силовикам управление госкорпорациями, он обоснованно сомневается в их способности управлять экономикой в целом. Последнюю, полагает он, лучше доверить технократам.
Каковы бы ни были версии и интерпретации происходящего, одно очевидно: мы вступаем в полосу решительных перемен, непредвиденных последствий и непредсказуемых результатов. Относительная стабильность в Российской Федерации закончилась.