Роман, придуманный во сне: реальная история доктора Джекила и мистера Хайда
Роберт Луис Стивенсон провел ночь в горячечном бреду, в плену кошмара, который окружал его, точно клубы тумана, где смешались воспоминания и обрывки мыслей. Болезнь преследовала Стивенсона всю жизнь и особенно после того, как в 1884 году он и его жена Фанни переехали на побережье в английское графство Дорсет. Весь вечер он пытался побороть респираторную инфекцию, но жар мешал ему крепко заснуть. Он несколько раз вскрикнул во сне, прежде чем Фанни разбудила его.
К ее удивлению, муж рассердился на нее. Он предпочел бы остаться в этой туманной мешанине мыслей, где уже начинала формироваться идея — отличная история о чудовище и его зеркальной противоположности, джентльмене. Стивенсон, который тогда, в возрасте тридцати с небольшим лет уже прославился как писатель после выхода «Острова сокровищ» (1881), встал с кровати и отправился завтракать с семьей. За столом, очевидно, Стивенсон пребывал «в весьма рассеянном состоянии ума», описывал позднее его пасынок Ллойд Осборн: он «спешил поесть — необычайное для него поведение, — а уходя, сказал, что работает над новой историей с невероятным успехом». Писатель оставил очень четкие указания: его не следует беспокоить, даже если загорится дом.
Три следующих дня Стивенсон писал постоянно, лежа в постели и заполняя «страницу за страницей». Позднее Фанни размышляла об этом периоде их жизни и о том, что вдохновило Стивенсона на марафонские усилия в написании «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда». Она вспоминала, что ее супруг незадолго до этого читал статью во французском научном журнале о бессознательном, об устройстве разума и о скрытых желаниях. Однако это было не единственное, о чем думал Стивенсон, когда ему приснился тот сон. Было что-то еще, и Фанни об этом знала: это были «его воспоминания о Дьяконе Броди».
Что за Дьякон Броди?
На первый взгляд Броди походил на любого другого состоятельного молодого человека из Эдинбурга 18 века. Он был успешным ремесленником, особенно известным своим столярным искусством. Книжный шкаф и комод его работы даже стояли в доме, где провел детство Стивенсон — также уроженец Эдинбурга.
Броди входил в городской совет и занимал должность «Дьякон корпорации мастеровых» — поэтому его и звали Дьяконом. Урожденный Уильям Броди, он появился на свет в 1741 году в семье успешного строителя. Когда его отец умер, Броди унаследовал состояние в £10 000 — огромную сумму (около $2,1 млн на сегодня) в те времена, когда среднестатистический британец мог зарабатывать всего несколько фунтов в год.
Броди зарабатывал до £600 в год и смог попасть в ряды богатейших людей Эдинбурга. Этот успех придавал «особую легкость походке» стройного, моложавого человека и позволил ему хорошо одеваться, нередко — исключительно в белое, описывал позднее один из биографов Броди.
Но у Броди была и темная сторона. Он любил азартные игры и постоянно проигрывал крупные суммы на петушиных боях. Он и сам держал нескольких петухов в загоне в собственном доме — просторном особняке с высокими потолками и фреской, изображавшей библейскую сцену «Поклонение волхвов». Броди кутил и пил — в самых разных местах: он был членом аристократического «Кейп-клуба» Эдинбурга и завсегдатаем одного из самых сомнительных кабаков города — таверны на Флешмаркет-Клоуз. У него было по меньшей мере две любовницы, которые родили ему пятерых детей.
Предположительно, именно расточительность и вынудила его покинуть светское общество ради социального дна и стать одним из самых известных преступников Великобритании. По ночам он превращался в первоклассного грабителя, скрывавшего лицо за креповой маской. Он орудовал в городе на протяжении 20 лет. Нередко он грабил друзей и знакомых, находя удобный момент, чтобы украсть их ключи, изготовить дубликаты, незаметно вернуть оригинал, а позднее проникнуть в их дом или лавку с помощью копии.
Вероятно, Броди начал вести двойную жизнь еще в 1768 году, однако его самый активный период начался в июле 1786 года и продолжался 18 месяцев. В то время он сблизился с двумя мужчинами, которые стали его главными подельниками: коммивояжером Джорджем Смитом и Джоном Брауном — осужденным преступником, который сбежал из тюрьмы в Шотландии, опасаясь высылки в заморскую колонию. Все трое питали пристрастие к алкоголю и петушиным боям и быстро нашли общий язык. С того момента банда Броди приступила к серии ограблений, начав со взлома лавки золотаря.
За этим последовало ограбление ювелирной лавки на Бридж-стрит, откуда преступники вынесли десять дорогих часов; бакалеи на Сент-Эндрю-стрит, где они заполучили 350 фунтов чрезвычайно ценного черного чая; и даже Университета Эдинбурга, который лишился из-за бандитов драгоценного наследия школы — серебряного жезла.
К январю 1788 года «власти прикладывали все возможные усилия, чтобы отыскать» виновников растущего числа краж, писала пресса того времени, утверждая, что преступления «вселяли ужас в сердца состоятельных» жителей Эдинбурга.
Неустрашимый Броди тем временем планировал крупнейшее дело банды. Акцизное управление города было слишком соблазнительной целью, чтобы он смог удержаться. Поэтому однажды жарким весенним вечером, отужинав цыпленком, сельдью, джином и пивом, Броди, Смит, Браун и еще один примкнувший к банде человек вломились в управление, вооружившись пистолетами. Однако они мало чем смогли поживиться — внезапно в здание вернулся сотрудник, и Броди с подельниками были вынуждены спешно и неорганизованно скрыться. Вечер был испорчен.
Полиция с удвоенными силами взялась за поиски, а газеты Эдинбурга перепечатывали обращения следователей к общественности за информацией. Объявленную награду увеличили до £150, а членам были обещали помилования. Это было очевидной уловкой, призванной раздробить банду. Но она сработала.
Первым сдался Браун, за ним Смит. Броди бежал из страны, отправившись в Амстердам, «едва ускользнув… от взявшей след стаи ищеек», описывал он сам в письме другу. Обыскав его дом, полицейские обнаружили набор отмычек и поддельных ключей и пистолеты, укрытые возле клетки его любимых бойцовых петухов. Вспыхнул скандал, суть которого была кратко изложена в редакторской колонке Edinburgh Evening Courant: «С каким изумлением, должно быть, обнаружили все друзья добродетели и честности то, что в преступлении обвиняется человек <…> который совсем недавно добился признания среди сограждан?»
Броди арестовали несколько месяцев спустя. Суд был быстрым и продлился менее дня, но зал заседаний был набит битком — публика испытывала живой интерес к делу. Сам Броди на протяжении всего разбирательства демонстрировал лишь безупречные манеры. «Абсолютно сдержан.... уважителен к суду, а когда что-либо абсурдное происходило в его присутствии, он улыбался, словно бесстрастный наблюдатель», даже когда присяжные вынесли вердикт: «виновен». Так описывала поведение подсудимого газета Edinburgh Advertiser.
За свои преступления Броди был приговорен к повешению. В октябре того же года он поднялся на виселицу, одетый все так же изящно и с тщательно напудренными по последней моде волосами. «Последний шаг в воздух… положил конец карьере Дьякона Броди, — писал Стивенсон в работе «Эдинбург: живописные заметки», впервые упоминая Броди в своих публикациях. — Его запомнили как человека, который, увязнув в лавине лжи, пробирался из столовой магистрата в воровской притон и взламывал замки при тусклом освещении».
От ночных кошмаров к классике хоррора
Дьякон Броди стал Килгором Траутом Стивенсона, его Рэндаллом Флэггом. Персонаж, которого он не мог оставить. После Эдинбурга в 1878 году Стивенсон и его друг, поэт У.Э. Хенли решили создать спектакль о жизни Броди. Они поставили пятиактную пьесу «Дьякон Броди, или Двойная жизнь», где весьма вольно описывались некоторые выходки дьякона. В числе прочего авторы превратили его в хладнокровного убийцу. В одной из сцен, ближе к финалу пьесы, его сестра узнает о его злодеяниях:
Мэри: Уилли, Уилли!
Броди: (берет со стола окровавленный кинжал) Ты знаешь, что это?
Мэри: Ах! Что же это!
Броди: Кровь. Я убил человека.
Мэри: Ты? …
Броди: Я убийца. Раньше я был вором. Твой брат... единственный сын старика!
Диалоги Стивенсона были небезупречны, и «Дьякон Броди» провалился почти сразу же после премьеры, которая состоялась в английском Брэдфорде вскоре после Рождества 1882 года. «Картонные сцены и персонажи», — высказался о пьесе Джордж Бернард Шоу.
Однако четыре года спустя роман Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» удостоился похвалы по обе стороны Атлантики, а газета The New York Times назвала его «совершенно восхитительным», сравнив с «мрачными шедеврами По». «История была то ли проблеском интуитивных психологических исследований, вспышкой вдохновения, то ли результатом тщательного планирования и подбора всех частей изысканной и непостижимой головоломки», — заключалось в статье.
Стивенсон не скрывал того, как к нему пришла эта идея. Когда журналисты встретились с ним во время его поездки в Нью-Йорк, Стивенсон, все еще бледный и с ввалившимися глазами, рассказал о происхождении своего доброго доктора и сказал, что «история пришла к нему словно дар».
«Я так привык выдумывать истории, что выдумываю их даже во сне, — сказал он. — Иногда они приходят ко мне в виде кошмаров, да таких, что я вскрикиваю... Как только я просыпаюсь — а хорошая история всегда меня будит — я берусь за работу и записываю ее».
Несколько случайных критиков утверждали, что роман — неправдоподобная выдумка, полная дешевых страшилок. Но Стивенсон лишь ухмылялся в ответ. «Такая критика, — сказал он, — напоминает ослиный рев».
Перевод Натальи Балабанцевой