Чернобыль, Беслан, Шереметьево: почему пора распустить «министерство правды»

Так случилось, что авария в Шереметьево краем коснулась и меня. Жена и ребенок должны были вылетать из аэропорта в половине второго ночи. Информация поступала крайне противоречивая. С трудом дозвонившись на горячую линию аэропорта, я услышал от оператора, что переноса нашего рейса нет, Шереметьево функционирует в обычном режиме. Однако в то же самое время СМИ сообщали, что аэропорт закрыт, работает только одна взлетно-посадочная полоса, а пассажиры массово сдают билеты. К этому прикладывались соответствующие фото и видео.

Так выезжать в аэропорт или нет? Что будет нас там ждать? Не лучше ли отказаться от поездки? Эти вопросы требовали немедленного ответа и решений. Чтобы закрыть личную тему, скажу, что регистрация на рейс прошла вовремя, но самолет, приняв на борт пассажиров, долго не вылетал. Процитирую фрагмент из переписки с женой: «Командир сказал, что диспетчер не говорит, сколько времени будем ожидать». В итоге пассажиры просидели в самолете около трех часов.

Трагические происшествия, подобные аварии в Шереметьево, помимо разного рода технических деталей, касающихся надежности летательных аппаратов и наземной инфраструктуры, выявляют способность государственных и коммерческих структур оперативно и квалифицированно реагировать на ЧП и коммуницировать с обществом.

В современном мире именно «связи с общественностью» — важнейшая составляющая деятельности любой структуры, как частной, так и государственной. Там же, где речь идет о крупных транспортных узлах, о техногенных катастрофах, незамедлительное и максимально полное и достоверное информирование — основа любого кризисного управления.

Трагедия в Шереметьево стала помимо прочего именно такой проверкой на «современность», адекватность государственных и корпоративных структур в общении с населением. Первый час информация о погибших вовсе не поступала. Создавалось впечатление, что спасти удалось всех пассажиров, что при впечатляющих кадрах объятого пламенем самолета, несущегося по ВПП, казалось то ли чудом, то ли примером крайне эффективной работы экипажа и всех причастных к спасению людей.

Затем появились сообщения об одном погибшем, десяти, тринадцати. Лишь через шесть часов роковое число 41 — то есть более половины людей, оказавшихся на борту самолета, — произнесли представители Следственного комитета. После этого одно из первых сообщений «Аэрофлота» про то, что эвакуация пассажиров горящего лайнера заняла 55 секунд при нормативе в 90, уже было сложно воспринимать без сарказма.

Задержка с обнародованием данных о погибших вновь напомнила не просто о нерасторопности соответствующих структур, но и о пресловутом спасении «чести мундира», желании подать неприятные новости вторым планом. Надо отметить и то, что новостной выпуск на Первом канале начался не с сообщений о пожаре на борту, а с новостей о Венесуэле.

Этот пример показывает, что информация по-прежнему рассматривается государством как ресурс, доступ к которому может быть ограничен или которым можно манипулировать. С одной стороны, за 33 года после Чернобыля многое радикально изменилось, с другой, в каких-то аспектах перемены едва заметны. В век интернета, мессенджеров, соцсетей и мобильных телефонов (они же фото-, видеокамеры) утаивать происходящее затруднительно, да и невозможно. Буквально через пару часов в сеть уже были выставлены шокирующие кадры с борта горящего самолета. Запись того, как горящий самолет скользит по ВПП, разошлась по соцсетям всего через 15-20 минут после случившегося.

• Открытое окно сочли ошибкой экипажа SSJ-100. Через него пилот выбрался из самолета
• «От жара плавились иллюминаторы». Экипаж и пассажиры о том, что происходило на борту «Суперджета»

Но это «гражданская журналистика». По ней воссоздать полную картину происходящего невозможно. Однако на том этапе, где требуется уже информация от тех структур и ведомств, которые обладают всей полнотой фактов, происходит сбой. Государство словно раздумывает: как преподносить случившееся? По такому же принципу оно поступало в моменты взятия заложников на «Норд-Осте» и в Беслане — о том, что произошло, сообщалось незамедлительно, но вот дальше шла манипуляция — и числом заложников (было объявлено, что их 354, и это число так и оставалось неизменным, хотя на самом деле их было более 1100), и требованиями террористов (о них вообще не сообщалось, хотя они были переданы). Конечно, иногда ограничения могут быть оправданы секретностью оперативных мероприятий: вспомним о пресловутой прямой трансляции НТВ с места трагедии «Норд-Оста», содержавшей чувствительную информацию о действиях спецслужб. С другой стороны, утаивание информации создает почву для конспирологии и недоверия к власти, так что в общественном мнении она становится чуть ли не единственным виновником случившегося.

Вспомним сравнительно недавние события в Крыму и восточной Украине: первые официальные заявления российских властей были демонстративно дезинформирующими, в них отрицались самые очевидные факты, и именно это более всего потрясло западных наблюдателей. Однако в самой России на рейтинге власти это никак не сказывалось. Наоборот, он возрос.

Но у утаивания информации есть обратная сторона: оно ведет к усилению недоверия к власти. В событиях в Шереметьево это проявилось весьма отчетливо. Например, в истории с чемоданами, которые люди пытались брать с собой, многие увидели попытку свалить ответственность за жертвы на самих пассажиров. Журналисты на Первом канале не акцентировали внимание на марке самолета — значит, выгораживают отечественного некачественного производителя и т. д.

Насколько оправданно такое отношение к власти? Вспомним прошлый год — проходит президентская предвыборная кампания, в ходе которой Владимир Путин ни словом не намекает на то, что пенсионный возраст может быть повышен. А это ведь важнейший, принципиальный для многих вопрос. И как только выборы остались позади, принимается решение. В США невозможно себе представить, чтобы Барак Обама или Дональд Трамп скрывали свои планы по реформе здравоохранения: они идут на выборы, обнародуя намерения. Тем временем российская власть играет с населением, не считая зазорным недоговаривать и даже вводить его в заблуждение. В ответ происходит то, что произошло вокруг аварии в Шереметьево, когда все, идущее от власти, рассматривается через увеличительное стекло.