По данным Стокгольмского международного института исследований проблем мира (SIPRI), Россия потратила на оборону в 2018 году $61,4 млрд — в 10 раз меньше, чем США ($649 млрд). Военные расходы страны за год сократились на 3,5% и составили $61,4 млрд. По этому показателю Россия уступила не только США, но и Китаю, Саудовской Аравии, Индии и Франции.
Что сокращение военных расходов означает для отечественной экономики?
Спор о том, являются ли военные траты благом или бременем для экономики, продолжается уже давно. До XIX-XX столетий казалось очевидным, что это бремя. В первую очередь военные расходы означали налоги, за счет которых выплачивалось жалование наемникам, а также выдавались деньги командирам, которые сами закупали фураж, лошадей, обмундирование, порох, а порой и оружие. По крайней мере, во многих случаях, офицеры обязаны были сами обеспечивать свое снаряжение. Отдача же от повышения налогообложения была не очевидна, патриотизм только зарождался, и даже свой солдат считался скорее мародером.
Но в ХХ столетии ситуация изменилась. Впервые в истории оборонные расходы стали «тянуть» за собой экономику. Дело в том, что военные технологии нового времени неимоверно усложнились. Танки, самолеты, вертолеты, радары, системы РЭБ, ракеты, подлодки, ядерные бомбы, а теперь и беспилотники — все это системы, требующие усилий сотен и сотен подрядчиков, от конструкторов до производителей техники. Освоение человеком космоса стало лишь боковым ответвлением программы межконтинентальных баллистических ракет. Поначалу все носители представляли из себя переоборудованные МБР. Сегодня же космос — важнейшая составляющая гражданской экономики. Без спутников немыслимы современные коммуникации и связь (достаточно вспомнить GPS), равно как прогнозирование погоды, картографирование и многое другое. То же самое относится к ядерным технологиям и к реактивной авиации.
Если Промышленная революция в Англии была связана с паровым двигателем и ткацкими станками, то информационная революция рубежа XX-XXI веков выросла во многом из оборонных программ, как и сама всемирная паутина.
Тем не менее, дать однозначный ответ на поставленный вопрос затруднительно. Чтобы оценить пользу, приносимую экономике расходами на оборону, необходимо анализировать сложную совокупность факторов: какой процент занимают НИОКР, собственное производство, экспорт вооружений и боеприпасов, общую макроэкономическую ситуацию и т. д.
Россия унаследовала от СССР мощный ВПК (в целом он не тянул за собой экономику, а скорее высасывал из нее соки). Чтобы оценить его экономическую эффективность в современных условиях, следует ответить на три вопроса. Может ли он обеспечивать независимое от других стран снабжение российской армии? Может ли быть источником экспортных поступлений? Способен ли он стать двигателем научно-технического прогресса?
Очевидно, что на первые два вопроса ответ, худо-бедно, положительный, хотя отдаленные перспективы неясны — недаром Кремль уделяет модернизации стратегического оружия столько внимания. Однако на третий сложно ответить «да». По тем же беспилотникам Россия не может считаться входящей в число лидеров. Страна всегда выступала в роли догоняющего (достаточно вспомнить ГЛОНАСС). Кроме того, необходимыми условиями тесной связки военного и гражданского секторов экономики, облегчающими быстрый переход технологий, является наличие достаточно емкого рынка для know-how, надежное патентное законодательство, отсутствие административных барьеров. По этим трем позициям у России сомнительные показатели.
Само по себе изменение места в мировом рейтинге военных расходов ничего не говорит. Перемещение России на шестое место вызвано, с одной стороны, завершением цикла очередного перевооружения (госпрограмма-2020), а с другой тем, что она находится на этапе, когда объявленные Владимиром Путиным новейшие вооружения еще не запущены в производство. Попутно отметим, что война в Сирии не повлекла за собой автоматически роста военных расходов.
С учетом мирового опыта можно сказать, что содержание современных вооруженных сил скорее благо для экономики (обеспечение занятости, поддержание научно-технического прогресса), но при условии сбалансированности расходов. В России они находятся на уровне 3,9% от бюджета страны, что является довольно высоким показателем (США — 3,2%, Китай — 1,9%, Индия — 2,4%). Так что вполне можно ожидать, что начатая еще в 2016 году тенденция на снижение военных расходов продолжится.
Но этом фоне большой интерес вызывает заявление министра обороны России Сергея Шойгу о том, что готовится проект плана реконструкции и ремонта 106 военных аэродромов. В ее рамках планируется отремонтировать более 13 млн кв. м искусственных покрытий, построить более 700 объектов инфраструктуры. Это в высшей степени затратная программа, общую стоимость которой трудно подсчитать. По некоторым оценкам, стоимость реконструкции одного аэродрома составляет от 5 до 8 млрд рублей. Итого сумма расходов до 2028 года может достичь 800 млрд рублей.
Это не высокотехнологичная программа, но она требует привлечения немалого количества рабочей силы и техники. Кто же будет ее осваивать? В советское время строительство аэродромов вело Главное управление специального строительства (ГУСС ) — целая империя в составе Минобороны. Сегодня заказчиком выступает «Управление заказчика капстроительства МО РФ», а подрядчиками — различные частные строительные компании. Естественно, последних ждет лакомый кусок пирога, за который предстоит крупная битва, если планы Шойгу будут воплощаться в реальность.
О размерах заказов в этой сфере говорит, например, следующий факт: в 2017 году военные подали в арбитражный суд иск к компании «Титан 2» на 2 млрд рублей за срыв сроков реконструкции аэродрома в Саратовской области. Фирма, входящая в холдинг «УАТ», должна была исполнить два контракта общей стоимостью примерно в 4 млрд рублей.
Кроме того, военные аэродромы, доставшиеся по наследству от СССР (их число, по разным подсчетам, составляло от 356 до 245 объектов) могут представлять и значительный коммерческий интерес сами по себе. Так, заброшенная ВПП в Ефремовском районе Тульской области привлекла в свое время внимание инвесторов. Предполагалось устроить на ее базе грузовой хаб с участием таких инвесторов как «Лукойл», Boeing, «Волга-Днепр». Первый должен был построить завод по производству авиатоплива, используя проходящий рядом нефтепровод. Американцы — сервисный центр по обслуживанию авиатехники. А «Волга-Днепр» стать эксплуатантом ВПП. Объект даже попал в распоряжение правительства 1540-р от 6 сентября 2011 года, подписанное Путиным, и должен был оказаться первым образцом восстановления военного аэродрома в гражданских целях.
Но новая администрация Тульской области, пришедшая к власти в 2011 году, прикрыла проект, поскольку его инициаторы не были близкими ей людьми.
На нынешний момент в активной эксплуатации находятся, по некоторым данным, около 70 аэродромов. Расчетов о том, нужны ли военным более 100 аэродромов, никто не представлял. Выплеск нескольких сотен миллиардов рублей на протяжении десятка лет особенного влияния на макроэкономику не окажет, но для крупных строительных компаний (небольшие игроки здесь могут участвовать только на правах субподрядчиков) может оказаться тем призом, ради которого они будут активно лоббировать этот проект.
Исходя из негативного опыта с Ефремовским аэродромом и скандала с реконструкцией в Саратовской области, трудно прогнозировать, будут ли выполнены заявленные Шойгу планы, будут ли переориентированы военные объекты. Не следует забывать, что на неумении отслеживать исполнение контрактов и высокой коррупционной составляющей уже погорело целое ведомство — Спецстрой России (распущен указом президента в 2016 году).
Forbes обратился к Андрею Фролову, главному редактору журнала «Экспорт вооружений» и эксперту по флоту Центра анализа стратегий и технологий, с просьбой прокомментировать государственную программу развития вооружений и последствия ее реализации как для оборонно-промышленного комплекса, так и для экономики страны. Вот его комментарий.
С 2011 года, когда началась ГПВ-2020 (Государственная программа развития вооружений), резко выросли расходы на закупку вооружений и на их разработку. До этого действовала ГПВ-2015, но в ней были задействованы значительно меньшие деньги. Поэтому, если говорить о влиянии ВПК на экономику, корректнее вести речь о последних восьми годах. Что же в итоге мы имеем?
Во-первых, удалось в значительной степени стабилизировать финансовое положение предприятий ВПК, которые до этого недофинансировались. Следует также помнить, что кроме ГПВ, реализовывалась еще и программа модернизации предприятий ВПК. Тех трех триллионов рублей, которые были заявлены, конечно, не выделили, но многие предприятия оборонки благодаря этой программе сумели обновить свои производственные фонды
Во-вторых, в ходе ГПВ были созданы новые виды вооружения, которые стали экспортироваться, оказались востребованными на мировом рынке вооружений. Тут надо учитывать и такой момент: если то или иное оружие закупается для собственной армии, это является своего рода рекламой, знаком качества. Кроме того, удалось сохранить межотраслевую кооперацию. Что было бы в противном случае? Это можно увидеть на примере Украины, где предприятия ВПК выпускают лишь отдельные виды продукции, а целостного механизма нет.
В-третьих, сыграл свою роль фактор импортозамещения. Он оказался форс-мажорным. Начав проявляться формально с 2014 года, когда были введены санкции на некоторые западные технологии и поставки оборудования, он реально начал сказываться с 2016-2017 годов. Программа импортозамещения загрузила российские предприятия, для многих из них это стало отдельным направлением работы. Правда, это привело к росту издержек для заказчика и затягиванию сроков сдачи. Нельзя сказать, что проблема импортозамещения решена до конца.
Итогом ГПВ стало то, что 1300 предприятий, где трудится 1,5-2 млн человек, получили фиксированный заказ, а люди — гарантированную работу.
Другое дело, что в рамках гособоронзаказа трудно получать большую прибыль. В ВПК происходят ценовые войны, связанные с тем, что сейчас действует формула «20 + 1», по которой норма прибыли предприятий по оборонным заказам не должна превышать 20 процентов, плюс один процент для подрядчиков. Но это в теории, а в реальности она составляет не более 8-10%. Следует также понимать, что при министрах обороны Анатолии Сердюкове и Сергее Шойгу (в его ранние годы) госконтракты авансировали гораздо полнее, чем сейчас, при «позднем Шойгу», когда авансирование снизилось до 50%.То есть налицо парадокс — при резком увеличении госфинансирования нельзя сказать, что предприятия купаются в деньгах, не говоря уж о том, что был 2015 год с резким взлетом инфляции, которую никто не компенсировал. Кроме того, сейчас введена система спецсчетов, по которой по каждому контракту открывается отдельный счет. Деньги с него можно тратить только на строго определенные цели, и по ним нужно постоянно отчитываться.
Параллельно проходил процесс, в результате которого почти вся оборонная промышленность перешла под Ростех. Вне его остаются только ОСК, Роскосмос и ряд меньших компаний. Большая часть оборонного заказа проходит через предприятия Ростеха, и трудно сказать, хорошо это или плохо.
С точки зрения макроэкономики и влияния на ВВП страны, вероятно, не стоит уподоблять ГПВ нацпроектам или чему-то подобному Сочинской олимпиаде. Прямой корреляции с ростом ВВП нет, — последний может расти за счет других сфер экономики. Но вот на что уменьшение оборонного заказа точно повлияет в отрицательную сторону, так это на промышленный рост.