Состояние аффекта не может длиться долго, тем более пять лет. Отсюда и разговоры о том, что влияние присоединения Крыма на общественное сознание себя исчерпало. Это не совсем точное наблюдение. Да, судя по состоянию рейтингов власти и главных из них — Путина, Крым потерял свое мобилизующее значение. Во всяком случае даже после картиночно-красивого керченского инцидента — классического эпизода гибридной войны, да еще с видеозаписью — общественное мнение осталось абсолютно равнодушным. Рейтинг одобрения деятельности президента в то время как был 66%, так и остался. И тем не менее, несмотря на отсутствие фрустрации и мобилизации, Крым — это главный клей сегодняшнего политического режима, основная его несущая конструкция. Мысль о том, что полуостров «наш», стала рутиной. Но бетон, лежащий в основании крымского консенсуса, лишь укрепился.
Происходит это ровно потому, что ощущение вечности этого приобретения стало превалирующим чувством. Нет сильных эмоций, есть убежденность в том, что справедливость единожды восстановлена и теперь так будет всегда.
Привыкание — сила пострашнее сильной эмоции. Больше того, это застывшая эмоция. Как приклеенная улыбка. Она несмываема.
В марте 2018 года 86% респондентов Левада-центра заявляли о поддержке присоединения Крыма. Год спустя 88% респондентов ВЦИОМ заявили о положительном отношении к акции пятилетней давности. ФОМ дает 77% «хорошо относящихся». Вреда от аннексии мало, считают граждане, и даже санкции и чуть ли не 6-процентные потери ВВП от них не слишком беспокоят россиян. И это притом что потребительские настроения находятся в состоянии депрессии.
Крым — это нечто настроенчески положительное. Недаром главным событием 2018 года респонденты Левада-центра назвали не пенсионную реформу, не выборы президента, а окончание строительства Крымского моста. Радости полные штаны, как если бы первого человека в космос запустили. А в карте памяти россиянина Крым занимает третье место в ряду самых значимых исторических событий после Великой Отечественной войны и освоения космоса.
Положено радоваться — радуемся. Положено считать частью России, особенно если уже детей этому учат и заставляют правильным образом заполнять контурные карты — не сопротивляться же. Привыкание это, наверное, в чем-то, хотя и не во всем, схоже с восприятием жителями СССР аннексии стран Балтии в 1940 году. Потом, спустя годы, привыкли до такой степени, что приобретение новых территорий уже совершенно не воспринималось как оккупация и несколько странным казалось, что прибалтийские государства так рвутся покинуть становящийся все более политически и экономически свободным горбачевский СССР.
21% респондентов ВЦИОМ полагают, что присоединение Крыма — положительное явление потому, что теперь в этот теплый край можно свободно ездить отдыхать, не пересекая границу. Это какой-то невероятной степени инфантилизм: оказывается, присоединение произошло не из высших соображений, а всего лишь для того, чтобы можно было со вкусом отдохнуть. Особенно пикантно эта мотивация выглядит с учетом того, что никаких препятствий для поездок в Крым россиянам и раньше не чинилось.
В канун пятилетия особенно внятно звучала экономическая аргументация: при украинцах это была забытая депрессивная провинция у моря, а сейчас там все цветет и пахнет. И это притом что в остальной России как-то с цветением не очень.
При таких государственных инвестициях и трансфертах можно было бы и в рай земной превратиться. Это все равно, что хвалить московское руководство за то, что в Москве все хорошо: московская агломерация имеет 20% доходов всех регионов страны, здесь можно утонуть в деньгах, а это всего лишь признак крайне нездорового неравномерного развития. По расчетам Натальи Зубаревич, Крым получил 2% всех инвестиций при 1,5% населения России (если считать Крым Россией). 69% этих инвестиций были бюджетные (в среднем по стране их доля составляет 15%). При такой накачке региона деньгами неудивительно, что реальные доходы населения в Крыму и Севастополе выросли в 2018-м на 7-8%.
Политическая покупка населения приобретенной территории идет за счет российских налогоплательщиков, оплачивающих свое желание отправляться в теплые края «без границ». Сами платим, сами восхищаемся блистательными результатами. Едва ли социально-экономическое долготерпение россиян можно объяснить тем, что они готовы ради Крыма недоедать. Но тем не менее величие и гордость, возвращенные именно Крымом, долго заменяли — и отчасти еще сегодня заменяют россиянам — холодильник. Они входили в неписаный социальный контракт «Мы вам — величие, вы нам — поддержку» как наиважнейший его пункт.
Крым стал рутиной, перестал мобилизовывать, но остался «клеем» нации. И в то же самое время эту нацию, склеенную одним мифом о культурно-историческом значении полуострова для русского (а на самом деле имперского) сознания, расколол. Превратил часть российских граждан, не согласившуюся с тем, что «Крым наш», по сути дела в изгоев.
Это не уникальный в истории результат. Но 15% граждан, несогласных с решением, на которое не истребовалось их одобрение, — это очень много. Нет таких стран, где 85% населения чистые, а 15% — нечистые. Крым — это то единство, которое раскалывает.