Политическая система России находится в настолько законсервированном состоянии, что даже небольшие отклонения от привычного политеса воспринимаются как сенсация. Так произошло и с инцидентом в Государственной думе 6 марта, когда спикер Госдумы Вячеслав Володин прервал выступление министра экономики Максима Орешкина, и предложил ему в итоге перенести свое выступление перед депутатами в рамках правительственного часа на месяц позже.
Для отечественного политикума подобный демарш — дело непривычное. После 2003 года, когда у «Единой России» в нижней палате парламента установилось стабильное большинство (а после 2016 — конституционное, причем с перевесом, какового ранее не было) общение правительственных чиновников с депутатами никогда не выходило за рамки корректных вопросов и ответов. Даже представители оппозиции не стремились никогда переломить подобный сценарий правительственного часа, да и это не удалось им бы при всем желании. Роль председателя Госдумы сводилась на слушаниях к роли ведущего, предоставляющего поочередно слово коллегам.
В этот же раз Володин нарушил привычный ход выступления министра в Думе. При этом никаких особенных претензий к Орешкину у него не было. Речь шла, скорее, об импровизации — министр пришел к депутатам поговорить в первую очередь о проблемах малого и среднего бизнеса, тогда как Володин своими вопросами сделал упор на макроэкономические вопросы. Если быть корректными, то тема выступления Орешкина была обозначена так: «О приоритетах социально-экономического развития на среднесрочную перспективу и о ходе реализации национального проекта «Малое и среднее предпринимательство и поддержка индивидуальной предпринимательской инициативы».
Так что формально Володин мог требовать от министра выйти из узких рамок малого бизнеса на широкую макроэкономическую тропу. Но всех интересует, разумеется, не перенос слушаний на конец марта-начало апреля, а то, почему Володин позволил себе такой демарш?
Начнем с фигуры министра. Максим Орешкин — один из самых молодых в правительстве. Ему еще нет и 37 лет. По большому счету, совсем не старый еще Володин, годится ему в отцы. Так что этим возрастным моментом не следует пренебрегать. С Сергеем Лавровым или Сергеем Шойгу спикер так бы никогда не позволил себе обращаться.
Кроме того, само Министерство экономического развития — менее значимое по сравнению с другими ведомствами экономического блока, т.к. в первую очередь выполняет прогностические и аналитические функции. Одно дело Минфин — исполнение и наполнение бюджета. Или Центробанк – курс рубля. Это все очень серьезно. Помимо анализа, реальная работа Министерства экономики больше сводится к координации различных ведомств.
Глава «Сбербанка» Герман Греф обладал влиянием как соответствующий министр, будучи лично близким к президенту человеком. Плюс в его бытность проводились важные макроэкономические реформы первых лет правления Владимира Путина. Максим Орешкин – другая история. Да, он пользуется доверием президента, назначившего его министром, но доверие еще не означает вхождения в ближний круг. Разумеется, что критиковать подобным образом «силовиков» Володин бы тоже себе не позволил.
То есть для экзекуции был взят самый безобидный объект — молодой министр из экономического блока, не принадлежащий ни к каким кланам, по крайней мере, не являющийся явным представителем интересов каких-либо олигархов, и сам не являющийся таковым. Максим Орешкин — типичный карьерный технократ, профессионал, ценимый за свои знания и способности, и потому быстро продвинутый наверх. Но таковым был и Аркадий Дворкович в предыдущем составе правительства — и где он теперь? Так что Орешкин ни в коем случае не является «священной коровой», недоступной для критики.
Но зачем это нужно было лично Вячеславу Володину, почему именно сейчас? Ответ на этот вопрос подразумевает ответ на два вопроса — есть ли у председателя Думы личные политические планы и не действует ли он в чьих-то интересах?
Вячеслав Володин – карьерный публичный политик. Еще в 1990 году в возрасте 26 лет он избрался в саратовский горсовет, с чего и начался его взлет. Так что не стоит считать его бюрократом, перемещенным в парламентское кресло. Таковым был его предшественник Сергей Нарышкин. Володин же – человек амбициозный. Еще в 1999 году он сделал решительный шаг, уйдя из областной саратовской политики в федеральную, поссорившись с губернатором Аяцковым. За десять лет в Госдуме он вырос в крупную политическую фигуру, и только потом перешел в исполнительную власть. Возвращение в Думу, уже в качестве председателя, было, с одной стороны, поощрением за удачно проведенную избирательную кампанию 2016 года, с другой — новым поручением по повышению роли парламента. Разумеется, никто Госдуму превращать в реальный политический орган не собирается, но придание ей большего динамизма и более позитивного имиджа вполне могут укладываться в задачи Володина на новом посту, о чем он и сам не раз говорил.
Соцопросы устойчиво показывают низкое доверие россиян к представительным институтам. В январе-феврале 2019, по данным ВЦИОМ, неодобрение Госдумы составляло 48-46%. Следовательно, необходимо что-то предпринимать для демонстрации собственной активности. Но речь идет не только о Госдуме. В условиях низкого экономического роста (Орешкин обещает в 2019 году только 1,3%) необходимо показывать, что в стране идет активное обсуждение политики правительства, что им могут быть недовольны, и что в самой власти понимают, что кабинет работает недостаточно эффективно.
Думается, в «казусе Орешкина» переплелись несколько факторов. Это и «атака» на министра с целью либо проверки прочности его позиций (если это личная и несогласованная инициатива Володина), либо тот случай, когда за битого дают двух небитых (то есть критика согласована или даже инициирована Кремлем, а Орешкин не должен расслабляться, и должен учиться держать удар). Это и публичная демонстрация того, что депутаты слышат чаяния избирателей. И, наконец, это сигнал правительству, что его работа вызывает сомнения. В византийском мире российской политики, закрытой и кулуарной, подобная «многосигнальная» тактика — распространенное явление.