В Лондоне я недавно и мало что знаю об этих местах. Мой Лондон очень мал. Для безработного, живущего в третьей зоне столицы (это, если масштабировать, где-то на том же удалении от центра, что и Войковская от Красной площади), он не может быть другим. Я нечасто выезжаю в центр, где кипят жизнь и мнения. Поэтому я ничего не знал о референдуме о выходе Британии из Евросоюза. Разве что мне в почтовую щель двери за неделю до голосования кинули сложенный пополам небольшой плакат, который многие в моем районе вывешивали в окнах – Vote Remain In (“Голосуй за то, чтобы остаться”).
Но в сам день референдума я решил узнать больше. 23 июня, закупаясь в супермаркете, я не удержался и выкупил новостной стенд целиком. Из газет я узнал, что завершившаяся агитационная кампания была самой жесткой в обозримом британском прошлом. Мол, премьер-министр Дэвид Кэмерон, выступавший за то, чтобы его страна осталась в Евросоюзе, то и дело пугал избирателей тем, что, выйди Британия из ЕС, Соединенное королевство превратится в Балканы образца 1990-х. То есть расколется и погрязнет в гражданской войне. За страшилки подобного рода его главный оппонент, товарищ по партии консерваторов и бывший мэр Лондона Борис Джонсон прозвал агрессивную агитацию премьера “Проект страх”. Сам же Джонсон пугал британцев главный образом мигрантами, хотя в общем газеты, выступавшие и за Remain (“Остаться”) и за Leave или Brexit (“Покинуть” или “Британский выход”), склонялись к тому, что именно кампания Кэмерона, в отличие от агитации брекзитеров, была скорее с положительной повесткой. “Вернем нашу страну”, “не будем подчиняться людям, которых мы не выбирали” (это про Европарламент), “хватит тратить деньги на мигрантов” и так далее и тому подобное.
Усиленное чтение даже подвигло меня на то, чтобы выйти из дома под дождь и проследовать к избирательную участку в бывшем зале собраний какой-то церкви. Смотреть там было решительно не на что. Люди приходили, записывались, кидали бюллетени в урны и уходили счастливые с улыбками на лицах. Куда интереснее было на юге Лондона (и Англии в целом), где люди шли на участки по колено в воде и так же выстаивали очереди. Но, если можно было верить Борису Джонсону, выступавшему за день до голосования перед рабочими в Ипсвиче, дурная погода была последним средством “Проекта страх”. “Но не волнуйтесь, – сказал он рабочим, – к пятнице облака разойдутся”.
Последние опросы общественного мнения показывали, что с нерешительным перевесом в четыре процента – 52 на 48 – “Остаться” все же победит.
Как и предсказывал Джонсон, облака действительно разошлись к утру пятницы, и мягко и тепло засияло солнце. Это было неожиданно, как и то, что британцы проголосовали за выход из ЕС.
Но Адам не остался. Адам решил уйти.
Лондон же выбрал “Остаться”, как и Шотландия, Северная Ирландия и Гибралтар. Остальные – как Адам.
Мой маленький Лондон – это деревня Блекхит, входящая в округ Гринвич – проголосовал строго за ЕС. 70% против 30%. Думаю, можно сказать, что это по-настоящему лондонское место. Населено оно по большей части теми, кого тут называют young white professionals, то есть образованными молодыми белыми люди. И именно потому, что они образованные и молодые найти их в Блекхите днем 24 июня было не так просто. По улицам гуляли молодые матери с колясками, а в тени скверов попивали пиво меланхоличные алкоголики с привязанным к лавке за поводок питбулем. За тот месяц, что я живу в Блекхите, я не успел обзавестись друзьями. Пока самый человечный контакт для меня тут – безымянная индуска средних нет, стоящая за кассой в ближайшем минимаркете. К ней я и обратился первой, когда вышел из дома.
– А вы-то голосовали?
– Угу.
– А за что, если не секрет?
– За выход, – она смущенно улыбнулась.
– За выход? А зачем вам выход?
Она снова улыбнулась и ответила:
– Так лучше для детей. Для внуков.
– Простите, но как это лучше?
– Так лучше.
Поездка до биржи труда, где мне было назначено на два, заняла час. Мне было необходимо совершить пересадку в Ист Энде, районе преимущественно населенном мусульманами. Но поговорить я решил не с ними, а с единственными англичанами, которые мне встретились. То была бригада четырех пыльных рабочих компании Crown Flooring, вышедшая на перекур из строящегося офисного центра.
Из четырех двое были за то, чтобы остаться в ЕС. Двое других за выход. Из тех, что были за выход, только весь в татуировках сухощавый Гарри, мужчина лет пятидесяти, удостоил меня ответом.
– Почему вы голосовали за выход?
– В душе не знаю!
Из тех же двух молодых и менее прокуренных, кто поддерживал ЕС, один не воспользовался своим избирательным правом, а второй – рыжеволосый мощный парень по имени Дэни – аргументировал свой выбор просто:
– Слушай, у меня жена итальянка. (Что значит, что ей бы теперь хорошо бы проваливать отсюда!) – Шутка Дэни понравилась коллегам и все дружно поржали с полминуты. – У нас двое прекрасных мальчиков. Мы растили их именно в том ключе, что они европейцы. Что мы все тут заодно, а теперь что? Ребят – он указал в сторону коллег «Против» –напугали мигрантами и тем, что мы якобы несамостоятельны. Эй, Гарри?
– Чо?
– Назови мне хоть один закон Евросоюза, которому ты подчиняешься.
– Да я вообще нихрена не знаю ни одного закона!
На бирже труда, куда я, как мигрант, пришел для того, чтобы подать прошение о включении меня в систему NHS (национальная система медицинского страхования), а значит, считай, отнимать деньги у коренных британцев, сотрудница конторы вырвала у меня из рук номер The Times, чтобы посмотреть заголовок на первой полосе. Заголовок гласил что-то вроде «Революционный выход». «Угу», – одобрительно отозвалась служительница биржы, темнокожая дама внушительных размеров.
– А вы тоже за выход голосовали, да?
– Да, да.
– Зачем?
– Так лучше для детей.
– Каким именно образом?
– Образование очень дорогое. Очень, – протянула она и по акценту можно было предположить, что родилась она где-то на Карибских островах. – Теперь оно будет дешевле.
– Почему? Говорят, что наоборот, для экономики хуже будет. Вон Юнкер говорит, что «вышли значит вышли», то есть и из зоны свободной торговли тоже.
– Зато нам не надо будет платить чужие долги!
В финансовом центре города – Сити – я зашел в магазинчик за конфетами. В разгар обеденного перерыва за тем же туда пожаловал молодой клерк без пиджака. Продавец, бангладешец, не обратил на него внимания, когда тот кинул пригоршню мелочи на стойку. Он смотрел телевизор, где в которой раз за день Первый министр Шотландии Никола Стереджен говорила о том, что, пожалуй, стоит провести новый референдум о независимости северной части Соединенного королевства.
– Ты чего такой смурной? – обратился к продавцу клерк. – Не рад?
– Я – не рад?! – резко повернулся к нему бангладешец. – Да я счастлив!
– И я счастлив! Все счастливы! Сегодня счастливый день!
– Очень счастливый, сэр!
Клерк выскочил из магазина, а я положил конфеты на стойку и фунт денег.
– А ты не рад? – спросил меня продавец.
– Я даже и не знаю.
– Ты не голосовал?!
– Да я и права не имею.
– Не важно. У тебя должно быть свое мнение.
– А у вас какое?
– Все будет отлично. Все будет замечательно. Не надо будет платить эти взносы. Не будет этого бесконтрольного потока мигрантов.
– Думаете, что это действительно как-то кардинально поменяет вашу жизнь?
Продавец задумался. Посмотрел на телевизор, где на экране появился Глава Европейской комиссии Жан-Клод Юнкер.
Между небоскребами, сдуваемый ветром, курил другой клерк. Когда он закурил вторую подряд (а может и третью) я решил подойти.
– Вы голосовали?
Усталый сотрудник банка посмотрел на меня и ответил утвердительно.
– Как?
– Я предпочитаю не говорить. Это конфиденциальная информация.
– Тогда, может быть, просто выскажете свое мнение?
– Результаты интересные, – банкир затянулся. – Теперь надо как-то придумать, как жить с этим. Европа это, конечно, не панацея. И вся эта бесконечная бюрократия Брюсселя поднадоела, но… Вопрос в том, останемся ли мы едиными внутри Соединенного королевства. Мы в офисе уже шутим, как бы нам теперь избавиться от Уэльса, – он улыбнулся.
– А как настроения в офисе?
– Все шокированы.
Сити большинством проголосовал за ЕС и что-то подсказывало, что и мой собеседник тоже.
– Вас-то в банке это решение сильно затронуло, да?
Банкир ухмыльнулся.
– Нас это офигенно сильно затронуло.
Фунт утром после объявления результатов референдума упал до своего минимума за последние 30 лет. Но это, однако, не беспокоило другого моего собеседника в Сити. Мужчина за пятьдесят. Шерстяной темно-синий пиджак, алый галстук, очки в золотой оправе.
– Я думаю все будет просто отлично! Просто отлично! Европейскому союзу крышка. За нами выйдут и все остальные, вы еще увидите. Да. Так и будет. Помяните мое слово.
quote_block node/323563Наконец я добрался до парламента. Небольшую лужайку возле него с ночи оккупировали мобильные студии главных телеканалов и информационных агентств. С утра вереницей в эти студии тянулись все основные политики Великобритании, чтобы дать интервью тем, кто попросит. За хилым ограждением плотной толпой стояли обычные граждане. С рукописным плакатом, держа его над головой, стояла молодая женщина и театрально пыталась расплакаться. Плакат гласил «Мы – 48%». Парень в черной футболке и с таким видом, будто у него где-то спрятан пистолет, держал плакат следующего содержания «Политики как сперма. Только один из миллиона может стать человеком».
У одного края ограждения вели дискуссию – внутри лужайки сторонники Brexit, на улице – те, кто за «остаться».
– Скажи, – обратился высокий парень в шортах со значком «Остаться» к совсем юному оппоненту со значком «Выйти» на лацкане блейзера. – Тебе не стыдно быть на одной стороне с Найджелом Фараджем?
Юнец призадумался, ухмыльнулся и ответил:
– А тебе не стыдно быть на одной стороне с Джерри Адамсом?
– Ооо, – протянул другой сторонник «Остаться», высокий велосипедист. – Тут он тебя уделал!
– То есть, ты говоришь, что Фарадж расист и террорист, – продолжал юнец. – Но на вашей стороне настоящий террорист, боевик ИРА…
– Погоди, погоди, – вдруг у ограждения появился высокий, седоватый мужчина, по выговору – ирландец. – Джерри Адамс не террорист, а борец за свободу. Борец за свободу, понимаешь?
Блейзер молча кивнул.
– Большая разница между террористом и борцом за свободу, – продолжал ирландец.
– Ну, так говорят журналисты… – попытался выйти из положения юнец.
– Не только журналисты. Это признанный факт – он борец за свободу.
Еще несколько минут они продолжали спорить о том, кого считать борцом за свободу, а кого террористом. Ирландец исчез.
– Я рад, что, несмотря на наши различия, мы все же смогли так цивилизовано все обсудить.
Британские газеты уже четыре дня только и пишут о том, как теперь цивилизовано всех помирить. А кто-то уже придумал новое название для страны. The Disunited Kingdom of not-that-Great Britain and (possibly) Northern Ireland – Разъединенное королевство не такой уж Великой Британии и (возможно) Северной Ирландии.