В 1932 году бывший канцлер казначейства Уинстон Черчилль, уже несколько лет прозябавший на задней скамье в палате общин, отправился в путешествие по Европе. Он писал книгу о своем предке, полководце герцоге Мальборо и хотел посетить места былых сражений английских войск с неприятелем. Большая часть пути проходила по Германии, где отставной политик попутно расспрашивал немцев о феномене Гитлера. Так Черчилль познакомился с Эрнстом Ганфштенгелем — помощником фюрера по связям с прессой. Встреча с самим вождем расстроилась в последний момент. Так два человека, позже возглавившие свои страны в ожесточенной схватке, упустили шанс познакомиться лично. Но пребывание Черчилля в Мюнхене с двойной целью — написания истории герцога и рекогносцировки возможного будущего противника — имело и символическое значение. Эпопею, начатую первым герцогом Мальборо в начале XVIII века в ходе Войны за испанское наследство, завершал его прапраправнук в середине XX столетия.
В этой истории мы выделим три решающих испытания, когда судьба Альбиона стояла на кону, а его поражение означало бы конец англосаксонской цивилизации. Но всякий раз, кто бы ни противостоял Джону Буллю — Наполеон, кайзер Вильгельм II или Адольф Гитлер, борьба завершалась в пользу Лондона, хотя нередко Англия оставалась в одиночестве против всей Европы. Что же, помимо географии, спасало остров?
Битва снабженцев
Великобритания не хотела войны с революционной Францией. В XVII веке она уже воевала с ней четыре раза, выступая гарантом баланса сил в Европе, и всякий раз била самоуверенных галлов. Последняя война, наложившаяся на борьбу с североамериканскими колониями, ввергла страну в долги на £250 млн — по тем временам гигантскую сумму. Премьер-министр Уильям Питт Младший желал мира. В 1787-м он заключил торговый договор с Парижем о взаимном снижении пошлин и об отмене паспортов для поездок из одной страны в другую.
Но во Франции началась революция. Страна сползала в кровавый хаос анархии и истерию подозрительности. Любимой темой главарей уличной толпы, да и многих депутатов Конвента, стал поиск «английских шпионов», которых в Париже было не больше чем в 1937-м в Москве. В начале 1793 года, казнив короля Людовика XVI (Питт отказался от попыток спасти его жизнь ради мира с Францией), республика объявила-таки войну Англии, бросив вызов традиции от лица революции.
Население Франции превосходило население Англии почти в два раза. Ее революционные армии сокрушили Австрию и Пруссию, подчинив Италию и захватив Испанию. К 1809-му почти вся Европа от Пиренеев до Пруссии, от Далмации до Голландии находилась под властью Бонапарта. Россия являлась его союзником, и Англия противостояла ему в одиночку.
Франция рвала с феодальными традициями, открывая путь всему новому. Каждый солдат, получивший полноценные гражданские права, мог дослужиться до маршала, критерием для продвижения служила доблесть, а не происхождение. Была введена метрическая система, изобретен оптический телеграф для связи с войсками, в сражениях для наблюдений использовался недавно придуманный воздушный шар. В стране имелась крепчайшая централизованная власть, введшая призывную систему, всеохватный полицейский контроль.
Англия же представляла собой едва ли не полную противоположность. У нее была малочисленная постоянная армия (всего 40 000 человек в 1793 году), набираемая по найму из подонков общества. «Пойти за королевским шиллингом» (завербоваться в солдаты) означало махнуть на себя рукой, признав неспособность заработать иным способом. Главнокомандующий герцог Веллингтон называл своих солдат отбросами и негодяями.
Офицерский корпус, напротив, формировался исключительно из «джентльменов», звания и должности необходимо было официально покупать. Правительственная власть разделялась между вечно ссорившимися между собой короной, министрами и палатами парламента. «Феодализм» в отличие от французов никто не искоренял, и даже сто лет спустя, в 1894 году, только 10% земли принадлежало тем, кто ее обрабатывал. Тем не менее планы великого полководца по сокрушению британской империи провалились, а сам он отправился доживать свой век в ссылку под контролем англичан.
Альбион вел все свои войны, переигрывая противника финансами и логистикой. Дабы уменьшить госдолг после неудачной войны с американскими колониями, Питт поднял налоги и учредил так называемый фонд погашения (Sinking fund), в который шли «сверхплановые» налоговые поступления. Из фонда в год выплачивалось по £9,5 млн — проценты по правительственным обязательствам частным кредиторам, чтобы те не беспокоились и продолжали кредитовать правительство и далее или по крайней мере не судились с короной и не паниковали.
Напротив, французские финансы, надорванные военной поддержкой восставших против Великобритании американцев, после революции 1789 года ничуть не стабилизировались. Продажа «национальных имуществ» не помогла, и страна, экономика которой оставалась полунатуральной и в основном аграрной, погрузилась в гиперинфляцию, погубившую режим Директории, которую сменил Наполеон. При нем, по его собственному выражению, «война кормила войну» — финансировалась завоеванными странами, которые платили контрибуции и были вынуждены содержать оккупационные войска. Экономика подсаживалась на иглу бесконечной агрессии.
Тем временем промышленно-торговая Англия благодаря крепким финансам смогла быстро увеличить число военных кораблей с 303 в 1794 году до 646 в 1799-м. Сухопутные силы увеличились до 250 000 человек, не считая милиции и территориальной обороны. Каждый шестой мужчина встал под ружье — без ущерба для экономики.
Вторым решающим шагом стала реорганизация логистики после войны с американскими колониями, которую Лондон проиграл, не в силах наладить снабжение войск за океаном. Организованный правительством Морской совет по продовольствию и транспорту создал провиантские базы и пороховые склады в ключевых точках земного шара, так что снабжение экспедиций за тысячи миль не было проблемой для Британии. Война с Францией и ее союзниками была глобальной, англичане не давали покоя противнику в Индонезии и на Цейлоне, в Южной Африке и Аргентине, в Египте и на Гаити.
Наполеон же так и не решил задачи снабжения войск, что послужило одной из главных причин его поражения. Император вверг Великую армию в катастрофу голода в 1812 году в России, но примечательнее другой, не менее важный, логистический провал в Испании.
Кампания 1808–1814 годов на Пиренейском полуострове была битвой служб снабжения. Экспедиционный корпус герцога Веллингтона снабжался по морю за полторы тысячи километров исправнее и надежнее, чем войска французов через границу. Более того, дабы избежать грабежа испанскими союзниками мирных жителей и предотвратить партизанскую войну, герцог взял на свой счет и снабжение испанцев.
Жестом отчаяния императора стало объявление континентальной блокады Англии в 1806 году. Закрытием европейских портов для британских товаров Наполеон думал удушить Альбион, но вышло наоборот. Тысячи французских торговцев и мануфактур разорились, потеряв рынки сбыта и поставщиков. Портовые города захирели, улицы Бордо, крупнейшего торгового центра, заросли травой. Напротив, британские промышленники и купцы в отсутствие конкурентов стали сильнее и даже через контрабандистов поставляли сукно для обмундирования солдат Наполеона. К концу блокады англичане контролировали 20% мирового товарооборота и 50% торговли промышленными товарами.
Англичане убедительно продемонстрировали превосходство своей экономической и политической системы. Несмотря на ее архаизм по сравнению с французской, она обладала важнейшим свойством — динамичностью и гибкостью. Формальные недостатки оборачивались реальными преимуществами. Так, если сельское хозяйство Франции, где крестьяне после революции получили больше прав, стагнировало, то, по оценке историка, «в Британии феодальные поместья превратились в процветающие аграрные фермы, как нельзя лучше приспособленные для коммерческого использования» — благодаря лучшей охране права собственности (в том числе через «огораживание») и мотивированности арендаторов, работавших преимущественно на рынок. Во Франции же крестьяне, избавленные от феодальной зависимости и купившие землю, зачастую вели натуральное и полунатуральное хозяйство.
Гораздо важнее политической была промышленная революция, произошедшая в Англии, но запоздавшая во Франции. Лондон победил Париж внедрением большого количества паровых машин и разнообразных станков, сделавших возможными масштабное заводское производство, в том числе оружия и боеприпасов. От изобретений Монгольфье и Кюньо французам было мало толку, косная промышленность не могла их освоить и внедрить. Инновационная же экономика Англии моментально усваивала любое новшество. Наполеон счел Роберта Фултона шарлатаном и отверг проект подводной лодки «Наутилус», тогда как Питт дал указание, не теряя времени, использовать изобретения американца. Англичане не сочли зазорным позаимствовать в Индии у своего врага Типу Султана боевые ракеты, которые, усовершенствованные Уильямом Конгривом, сожгли Булонь, Копенгаген и Данциг.
Habeas corpus act, парламентский контроль, политическая состязательность и свобода прессы оказались сильнее диктатуры. Они обеспечивали способность быстро извлекать уроки. Так, Фредерик, герцог Йоркский, после поражения в Голландии в 1799 году провел эффективную реформу армии, но его самого через несколько лет чуть не привлек к суду парламентский комитет по обвинению в коррупции — неслыханная вещь для континента. Веллингтон говорил: «Наполеон может расходовать людей без счета, но если я потеряю 500 человек без острой необходимости, то предстану перед судом Палаты общин».
Не меняя государственной системы, английское общество научилось выдвигать молодых даровитых лидеров. Питт Младший стал премьером в 24 года, будущего премьер-министра Генри Пальмерстона назначили младшим лордом Адмиралтейства в 23 года, а военным министром в 25 лет. При этом англичане обходились без особой бюрократии. Веллингтон, став впоследствии премьер-министром, собственноручно писал все свои письма, отвечая на каждый поступавший запрос, а Пальмерстон, придя в Форин Офис, руководил мировой политикой, располагая штатом менее чем в 45 чиновников. Закономерным финалом двадцатилетней борьбы стали Ватерлоо и Венский конгресс — во многом триумф британской дипломатии, гарантировавший Европе сто лет относительно мирной жизни.
Победа в тылу
В 1815–1914 годах Британия находилась в расцвете могущества, будучи центром мировой империи, над которой никогда не заходило солнце. Лондон играл в мировых делах роль схожую с той, что сегодня играет Вашингтон. Но к концу XIX века в мире стали возникать новые силы, бросая вызов Pax Britannica.
Самой опасной стала Германия, объединенная в 1871-м гением Бисмарка. Она стремительно догоняла Англию. Уже в 1910 году Германия произвела 14,8 млн т стали, а Великобритания — только 10,2 млн т. Империя кайзера вырвалась в мировые лидеры в области химической и электротехнической промышленности. AEG, Siemens, BASF, Bayer, Hoechst, Krupp, Thyssen стали синонимами не только монополистического капитала, но и технического прогресса. Германия покрылась сетью высших технических училищ и школ, выпускавших тысячи инженеров.
Германия требовала места под солнцем, жаловалась, что ее обделили при разделе колоний, и была преисполнена решимости бросить вызов британскому владычеству. Наглядный пример — «гонка дредноутов». Адмирал Тирпиц, ненавидевший Британию, считал: если немецкий флот станет равен по силам британскому, Англия будет избегать конфронтации. К 1914 году на 29 английских линкоров приходилось 17 немецких.
Как Франция в конце XVIII века, Германия создала сильнейшую армию в Европе с безупречной дисциплиной, выучкой, оснащением и лучшим на тот момент Генштабом. Британская же армия к 1914 году состояла из 11 пехотных дивизий и трех кавалерийских, будучи равной по численности армии Сербии. Ее 113 боевых аэропланов противостояли 384 германским (плюс 30 дирижаблям).
Причин, приведших к Первой мировой войне, бесчисленное множество, но если рассматривать упрощенно, то главной является соперничество Англии и Германии. Последняя выступала как ревизионистская сила, грозившая разрушить старую систему, чьим гарантом служил Лондон, вокруг которого сплотились Франция и Россия, опасавшиеся немецких претензий на мировое лидерство. Выстрел в Сараево оказался той спичкой, которая взорвала накаленную атмосферу неуправляемых националистических и империалистических страстей.
В войну Великобритания вступила позже остальных — 4 августа 1914 года — из-за нарушения Германией нейтралитета Бельгии, гарантом которого являлся Лондон. Захватив инициативу, войска кайзера оккупировали Бельгию и подошли к Парижу. Началась позиционная война, в которой линия фронта почти не менялась на протяжении четырех лет. Противостояние Антанты и Центральных держав свелось к тому, удастся ли первой задушить экономически противника, или он сумеет нанести поражение, прежде чем истощатся его силы? Лондон сделал ставку на тотальную блокаду Германии, фактически прервав ее морское сообщение с внешним миром. Дредноуты кайзера не осмеливались выйти в открытое море на прорыв, оказавшись ненужными дорогостоящим игрушками. Альбион, истребив рассеянные крейсера противника, все четыре года был хозяином мирового океана.
Первого февраля 1917 года Германия в ответ на блокаду объявила о начале неограниченной подводной войны. Суда всех стран топились без предупреждения в зоне, объявленной запретной. По расчетам немецких экономистов, если бы удалось ежемесячно уничтожать торговые суда общим водоизмещением до 600 000 т, Великобритания через шесть месяцев, лишившись торгового флота, запросила бы мира. Поначалу казалось, что так и произойдет: в феврале было потоплено 105 кораблей (540 000 т водоизмещения), в марте — 147 (594 000 т), а в апреле потерянный тоннаж превысил 880 000 т. Стратегических запасов в Англии оставалось на шесть недель.
Но ответ был найден быстро — отныне торговые суда шли лишь в составе до зубов вооруженного конвоя. Уже в мае 1917-го потери англичан сократились, а к концу года они уже не отражались на снабжении. Зато вверх пошли показатели потерь немцев. Если за всю войну до февраля 1917-го они потеряли 48 субмарин, то с февраля до конца года — 61. На следующий год их потери составили 69 субмарин. Они лишались большего количества лодок, чем могли строить.
В кратчайшие сроки остров преобразился. В 1916 году был впервые введен обязательный призыв. Профсоюзы договорились с промышленниками, и экономика не знала трудовых конфликтов. В 1915–1916 годах, как пишет историк, «произошла промышленная и социальная трансформация государства, возник беспрецедентный механизм государственного и коллективистского контроля». Он распространился от шахт и железных дорог до торговли. Было создано Министерство военного снабжения, которое возглавил бывший министр финансов и будущий премьер Дэвид Ллойд Джордж. Наряду с ним возникли такие, ранее непредставимые, министерства, как судоходства, авиации и даже по делам блокады, которое координировало экономическую борьбу с Германией. В 1918 году для победы в пропагандистской войне было учреждено Министерство информации, руководить которым поставили колоритного англо-канадского бизнесмена, газетного олигарха лорда Бивербрука, с которым мы еще встретимся через 20 лет.
Англия, в отличие от Германии, не знала голода. По оценке лидера лейбористов Рамсея Макдональда, во время войны для защиты социальных прав было сделано больше, чем за предыдущие полвека. Возникло бесплатное начальное образование, началось строительство муниципального жилья, медицинская помощь стала общедоступной. Ничего подобного не видела кайзеровская Германия, где, по сути, воцарилась военная диктатура во главе с генералом Людендорфом, тогда как в Англии ни на минуту не нарушались парламентские процедуры, а в декабре 1916-го Ллойд Джордж, бывший левый либерал и пацифист, возглавил коалиционный кабинет.
Можно без преувеличения сказать, что основная победа была одержана в тылу. В то время как жители Британии демонстрировали единение перед лицом врага, несмотря на огромные жертвы и затянувшуюся войну, Германия рухнула в результате революции. И это в тот момент, когда ни один вражеский солдат не попирал ее территорию, а под властью кайзера в результате Брестского мира было около миллиона квадратных километров территории России. Британская модель демократии с упором на традиции доказала свое превосходство над агрессивной авторитарной монархией прусского образца.
«Мы никогда не сдадимся!»
Правительство Великобритании как демократической страны было вынуждено следовать воле избирателей. А избиратели более всего не хотели повторения ужасов войны. Отвращение к пережитой бойне было так сильно, что ради того, чтобы никогда больше не видеть ничего подобного, Лондон был согласен закрывать глаза на милитаризацию Германии, начавшуюся при Гитлере.
Фюрер вернул призыв в вермахт, начал массивную программу перевооружения — Великобритания предпочитала смотреть на все сквозь пальцы, по принципу «лишь бы не было войны». Эта политика умиротворения вплоть до 1939 года, до оккупации Чехословакии встречала в Британии широчайшую поддержку. После 1918 года были радикально сокращены сухопутные силы, авиация и флот, модернизация вооружений проводилась вяло. Поэтому 3 сентября 1939 года Англия, как 25 лет назад, встретила войну в лучшем случае подготовленной наполовину.
Но ситуация для Великобритании в 1940-м была хуже — СССР выступал союзником Гитлера, Франция была разгромлена и оккупирована, Италия объявила ей войну, а еще через год почти вся Западная Европа оказалась под контролем Германии. Если в Первую мировую войну немецкие подлодки должны были прорываться в открытый океан, то теперь в их распоряжении были лучшие порты Франции. Но именно в 1940–1941 годах, когда Британская империя в одиночку сражалась с Гитлером и Муссолини, была одержана самая трудная победа острова над континентом. В этот решающий год Британия продемонстрировала вновь — в условиях невиданной ранее опасности — способность быстро мобилизоваться и превратить свои недостатки в достоинства.
После разгрома Франции, когда нависла угроза вторжения на Альбион, Уинстон Черчилль произнес свою знаменитую речь в парламенте: «Мы пойдем до конца… будем сражаться на морях и на океанах, …мы будем оборонять наш остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на полях и на улицах… Мы никогда не сдадимся!» Черчилль писал впоследствии: «Гитлер был убежден, что Англия — пацифистская и выродившаяся страна. Он, однако, не понимал, какие глубокие сдвиги совершаются в Англии и во всей Британской империи, когда раздается боевой призыв, что те самые люди, которые ревностнее всех ратуют за мир, в мгновение ока превращаются в неутомимых тружеников во имя победы».
В августе 1940-го, когда началась воздушная битва за Британию, у англичан было 704 исправных истребителя и около 900 летчиков. Немцы превосходили их минимум в полтора раза. Но Британия сумела первой в мире разработать радары для системы ПВО и полностью «закрыла» свое побережье, заблаговременно засекая подлет противника. Против секретной системы радионавигации люфтваффе королевские ВВС разработали эффективные приемы постановки помех, которые порой приводили к тому, что немецкие летчики садились на британские аэродромы, думая, что они уже на территории Германии.
Было создано Министерство авиационной промышленности во главе с лордом Бивербруком, отличавшимся крайне неортодоксальным подходом к управлению. Он разместил аппарат министерства в собственном поместье, широко привлекал людей из бизнеса, отменил привычные бюрократические формальности. Если за первые четыре месяца 1940-го было изготовлено 638 истребителей, то до конца года с момента возникновения министерства — 1875. Британия производила в 2,5 раза больше самолетов, чем Германия. Была организована служба, которая распределяла заказы на ремонт самолетов среди частных фирм, благодаря чему за то же время в строй было возвращено еще 1900 машин.
Даже на пике опустошительных налетов бомбардировщиков в столице продолжалась работа всех коммунальных служб, не затихала деловая активность Сити, более того, продолжались работы по озеленению его пригородов, а в 1943 году было закончено строительство очередного моста через Темзу — Ватерлоо.
Хотя позиции немцев были куда выгоднее, чем в Первую мировую, они потерпели катастрофическую неудачу и в попытке подорвать экономику Англии, нарушив ее торговое сообщение по морю. Британцы ни дня не голодали: большинство судов, плывших в страну и из страны, прибывали к месту назначения. Напротив, немецкий флот потерял 783 подводные лодки, на которых погибло 30 000 моряков — три четверти всех подводников Германии. Англичане, координируя усилия через созданное Черчиллем Министерство экономической войны (Ministry of economic warfare), с первых недель взяли противника в блокаду, заставив немцев страдать от дефицита необходимого сырья.
Ничто не показывает лучше разницу между тоталитарным и демократическим военным менеджментом, чем выбор приоритетов в создании оружия нового поколения во время Второй мировой войны. Гитлер, славившийся тем, что знал наизусть все показатели пушек, самолетов, танков вермахта, сделал ставку на оружие возмездия (Wunderwaffe) — самолеты-снаряды V-1 и ракеты V-2. Программа по их созданию никак не затормозила продвижение союзников к Германии, оказавшись одним из самых громких провалов в истории.
В то же время англосаксы, лидеры которых никогда не вдавались в мельчайшие технические подробности, а главное, не навязывали своего мнения военным и конструкторам, сделали выбор в пользу создания атомной бомбы, которая оказалась действительно способной изменить ход войны, правда, уже в ее конце, в случае с Японией. Напомним, что Британия первой начала работу над ядерным оружием (исследовательский комитет MAUD и проект Tube Alloys) еще в 1940 году, а затем передала свои наработки в этой сфере Америке.
Еще одним проектом в ходе Второй мировой войны, сопоставимым по значению и размаху с Манхэттенским, стала операция ULTRA — расшифровка британской контрразведкой секретных сообщений противника на самом высшем уровне вплоть до ставки фюрера. В Блетчли-Парке над расшифровкой радиоперехватов немцев работала группа, в которую входило до 12 000 человек. В нее привлекали людей самых разных профессий — не только математиков и лингвистов, но даже специалистов по разгадыванию кроссвордов. Немцы не могли достичь ничего подобного. Вопреки мифам их разведка работала слабо и неорганизованно. В отличие от англичан они слабо представляли себе планы противника — еще в самом начале войны все их немногочисленные шпионы в Британии были арестованы и перевербованы, что стало частью операции Double Cross. Через них немцам поступала ложная информация, что сыграло свою роль в обеспечении внезапности при высадке в Нормандии.
Не уступая в технической изобретательности (тот же V-2 и, например, реактивный истребитель Me-262 были выдающимися достижениями своего времени), нацистская Германия уступила Англии в главном — в организации, то есть управлении, логистике и производстве. Крайний субъективизм, бессистемность, неспособность доводить до конца начатое были неотъемлемыми чертами тоталитарного государства.
Историю не обмануть, и Вторая мировая стала последней великой битвой Англии, после которой начался закат Британской империи. Но в 1939–1945 годах Альбион совершил главное — он отстоял свою свободу. А модель англосаксонской цивилизации — демократия, помноженная на традиции, продолжает процветать.