Лидер Индонезии цеплялся за власть, пока хватало сил. Его прогнали с позором, хоронили с почестями
Эту телевизион-ную трансляцию Индонезия не забудет никогда. Утром 21 мая лидер нации в окружении офицеров охраны, председателя Верховного суда и вице-президента вышел к камерам и начал читать по бумажке: «Последние несколько дней я внимательно следил за ситуацией в стране, особенно за стремлением людей к реформам во всех сферах нашей жизни. Я полагаю невозможным для себя и далее выполнять свои обязанности президента. Я хотел бы поблагодарить вас за помощь и поддержку во время моего пребывания у власти и извиниться за все свои ошибки и недостатки».
Майским утром 1998 года в жизни Индонезии закончилась очень важная глава. Отец экономического чуда, правивший с 1966 года, прощался со страной, за считаные месяцы полностью разочаровавшейся в своем многолетнем лидере. Сухарто провожали проклятия населения, за годы его правления ставшего зажиточнее в три с лишним раза.
Незадолго до исторической отставки, в марте 1998 года, в Сингапуре состоялся примечательный диалог. Бывший вице-президент США Уолтер Мондейл, доставив Сухарто личное послание от Билла Клинтона, на обратном пути заглянул к отцу «сингапурского чуда» Ли Куан Ю. Мондейл поинтересовался мнением мудрого китайца о президенте Индонезии. После падения железного занавеса убежденный антикоммунист Сухарто стал для Вашингтона скорее обузой, чем желанным союзником, и Белый дом только ждал случая, чтобы избавиться от диктатора. Кем считать Сухарто — героем или мошенником, спросил Мондейл. Ни тем, ни другим, ответил Ли Куан Ю, больше 30 лет поддерживавший доверительные контакты с индонезийским лидером: Сухарто — типичный яванский султан. Главное для него — благо страны, но он не видит причин ограничивать аппетиты детей и родственников.
Путь к трону Сухарто начинал с нижних уровней социальной пирамиды. Он родился в 1921 году в семье мелкого служащего. В поисках лучшей жизни записался в голландскую армию, потом — в оккупационную японскую, потом — в индонезийскую, сражавшуюся с голландцами за независимость. Отличившись в этой войне, Сухарто дослужился до генеральского чина и возглавил стратегический резерв.
Освободившись от голландцев, Индонезия быстро погружалась в хаос. Первый президент, Сукарно, объявил о построении в стране «направляемой демократии». Он разогнал парламент, распустил почти все партии, а коммунистическую сделал своим стратегическим союзником, ввел военное положение и объявил себя пожизненным президентом. Повторяя, что «нации всегда нужен враг», он находил врага то в Нидерландах, то в США, то в Малайзии.
Хватало врагов и внутри страны. Сукарно отобрал собственность у 246 голландских бизнесменов и прижал к ногтю энергичных китайских предпринимателей. Экономика быстро дошла до ручки. В 1964 году инфляция превысила 500%, рис, основная пища индонезийцев, подорожал на 900%, расходы бюджета втрое превысили его доходы. Пытаясь спасти положение, Сукарно в 1965 году объявил о создании оси Джакарта — Пномпень — Ханой — Пекин — Пхеньян в расчете на братскую помощь Мао Цзэдуна и Ким Ир Сена. Внутренняя обстановка накалялась. В стремлении ковать железо, пока горячо, часть коммунистов и офицеров в окружении президента 30 сентября 1965 года убили шесть высших офицеров национальной армии и попытались взять власть в свои руки.
Мятежники не считали Сухарто фигурой и не внесли его в расстрельные списки. Но Сухарто действовал решительно и беспощадно, подавив мятеж уже на следующий день. Последовала кровавая баня: в течение нескольких месяцев армия и ее добровольные помощники убивали, калечили, сгоняли в концлагеря коммунистов и сочувствующих. По некоторым оценкам, жертвами репрессий стало около полумиллиона человек. Впрочем, независимого расследования этих событий никогда не проводилось, и нет никаких свидетельств, что приказ об убийствах исходил от Сухарто.
Президент Сукарно был безнадежно скомпрометирован: решающие часы он провел в компании путчистов на авиабазе Халим. Однако Сухарто отказался свергать предшественника. Лишь под сильным нажимом коллег-военных он согласился стать «исполняющим обязанности» президента и только в марте 1968-го был утвержден в этой роли парламентом. «В разгар конфликта мне пришлось выйти на первые роли. Были те, кто хотел сменить лидера немедленно. Некоторые пытались заставить меня взять власть, но я отверг их, — вспоминал Сухарто четверть века спустя. — Взять власть вооруженной рукой — значит создать нестабильность. Я не хочу оставить за собой наследие военного переворота и узурпации власти силой [сказал я им]… Хотите — действуйте сами, но без меня».
Чтобы не ставить под угрозу единство нации, состоящей из трехсот народностей и разбросанной по сотням островов на несколько тысяч километров вдоль экватора, Сухарто не стал развенчивать предшественника. Напротив, в качестве государственной идеологии были сохранены принципы «Панча шилы», провозглашенные Сукарно: вера в единого Бога, гуманность, единство страны, демократия, основанная на единодушии, социальная справедливость.
«Новый порядок» Сухарто опирался на военных, которые доминировали во всех сферах управления, от министерств до крупнейших компаний и провинций. Так называемые функциональные группы (объединения по профессиям) образовали правящую партию Голкар. Кроме нее были разрешены еще две партии — исламской и христианско-националистической ориентации, за которыми было зарезервировано несколько мест в законодательной ассамблее. Раз в пять лет депутаты послушно переизбирали Сухарто президентом. Несогласными занимались две спецслужбы, которые следили за разрешенными партиями, подтасовывали результаты выборов, устраняли неудобных политиков.
Сухарто полагался на яванскую мудрость alon-alon asal kelakon — «медленно, но верно». Его стиль правления называли диктатурой посредством консенсуса: президент никогда не навязывал своей воли, внимательно выслушивал все стороны, молчанием подталкивая спорящих к выработке решения, которое устраивало всех.
Своей миссией Сухарто считал развитие Индонезии. Новый режим первым делом признал Малайзию, покончив с дорогостоящей конфронтацией. Правительство приняло программу реформ, предусматривавшую ликвидацию бюджетного дефицита, подавление инфляции и поощрение иностранных инвестиций. Творцами нового курса стала группа экономистов, получивших образование в США и прозванных дома «мафией из Беркли». Сухарто познакомился с ними на устроенном военными семинаре в августе 1966-го и немедленно нанял на работу.
Чтобы свести концы с концами, Индонезии требовались кредиты. Начальник разведки Муртопо был послан в Сингапур, Гонконг и на Тайвань просить деньги у китайских бизнесменов. В страну вернулись специалисты американского Агентства по международному развитию, Всемирного банка и МВФ, изгнанные Сукарно. Западные кредиты помогли Сухарто решить две первоочередные задачи: накормить население импортным рисом и расплатиться с главными кредиторами Сукарно — СССР и Китаем.
Теперь предстояло задействовать внутренние источники развития. Индонезия пошла по пути других «восточноазиатских тигров» — Южной Кореи, Малайзии, Тайваня, сочетавших макроэкономический неолиберализм с дирижизмом и ставкой на развитие экспорта. «Мафия из Беркли» крепко держала в своих руках Центробанк и Минфин, проводя осторожную бюджетную политику и подавляя инфляцию; крупный бизнес и военные реализовали грандиозные проекты в реальном секторе. Сухарто выступал верховным арбитром, не позволяя ни тем, ни другим слишком отклоняться от курса на модернизацию.
Ведущую роль в первоначальном накоплении сыграли государственные агентства, и в первую очередь всемогущее BULOG (аббревиатура от «Бюро логистики»). Оно устанавливало оптовые и розничные цены на продовольствие, регулировало импорт и экспорт, занималось распределением. В стране, где 65% населения жило за чертой бедности, а основным продуктом питания был рис, BULOG было царем и богом. Манипулируя ценами и назначая уполномоченные компании, BULOG обладало огромным политическим влиянием. Усилиями BULOG Индонезия достигла самообеспечения рисом.
Это был не единственный успех экономической политики Сухарто. В 1965 году доля промышленности в экспорте была равна нулю, в 1993-м она превысила 50%. Численность живущих за чертой бедности сократилась в девять с лишним раз. ВВП на душу населения вырос в 3,6 раза. При Сухарто Индонезия обгоняла по темпам развития двух других гигантов Азии — Китай и Индию. В 1965 году ВВП на душу населения был в Индонезии ниже, чем в этих странах, а в 1997-м — выше в 1,3 и в 1,6 раза соответственно. Школьное образование стало всеобщим, успешно действовали программы по планированию семьи.
Под руководством инженера Юсуфа Хабиби, выписанного Сухарто на пост министра технологий из ФРГ, где тот работал в фирме Мессершмитта, в стране был создан первый самолет — N-250. Хабиби также отвечал за создание промышленного парка на соседнем с Сингапуром острове — Батаме, который превратился в огромный сборочный цех. Индонезия перешла в разряд новых индустриальных держав.
В конце девяностых восточноазиатский вариант капитализма получил нелестный эпитет «капитализм для своих». Впрочем, в отсутствие развитой судебной системы, способной защищать исполнение контрактов, у азиатских стран вряд ли были другие варианты.
Еще в 1950-е годы Сухарто установил связи с китайским бизнесменом Лим Сью Льонгом. Китайцы помогали ему доставать продовольствие для солдат и офицеров, которых молодое индонезийское государство держало на голодном пайке. Благодаря бартеру и контрабандным операциям с Сингапуром солдаты Сухарто были накормлены и экипированы лучше, чем в других частях, а офицеры получали существенную прибавку к жалованью. Тогда же Сухарто организовал первый благотворительный армейский фонд, который стал прообразом будущих отношений военных и бизнеса при «Новом порядке».
После прихода Сухарто к власти Лим Сью Льонг организовал мукомольный бизнес, учредив фирму PT Bogasari и взяв в партнеры родственника президента. 26% прибыли компания направляла в два благотворительных фонда: один был учрежден женой Сухарто, другой — военными. За это PT Bogasari получила торговую монополию на двух самых населенных островах — Яве и Суматре. Лим стал одним из самых богатых людей в Индонезии.
Создаваемые военными и членами семьи Сухарто благотворительные фонды владели крупными долями практически во всех финансово-промышленных конгломератах — главном двигателе экономического развития Индонезии. Сухарто не видел ничего предосудительного в том, что прибыли компаний перекачиваются в фонды, контролируемые его родственниками и приближенными. В конце концов за счет фондов было построено 950 мечетей, тысячи детских приютов, школ и больниц, выделялись стипендии студентам.
Но люди думали иначе, и жену президента прозвали «Мадам десять процентов». В 1997 году Forbes оценил состояние семьи президента в $16 млрд. Сын Бамбанг (Томми) даже в 2007 году все еще включался журналом в список самых богатых индонезийцев с состоянием $200 млн. При Сухарто Томми имел долю в 90 компаниях, занимавшихся нефтедобычей, фармацевтикой, строительством и грузовым судоходством, а его бизнес-империя раскинулась от США до Новой Зеландии и Нигерии. Блестящий плейбой, он собрал коллекцию шикарных авто и организовал сборку первого индонезийского автомобиля «Тимор».
Еще одной кормушкой для военных была учрежденная в 1968 году нефтегазовая монополия Pertamina. Несмотря на резкий рост нефтяных цен, в 1975-м выяснилось, что компания не в состоянии платить по долгам. Расследование выявило дыру в финансах размером в $10,5 млрд (30% ВВП). Но президент компании — генерал Ибну Сутово — избежал наказания. После отставки он возглавил один из крупнейших конгломератов и вошел в число богатейших индонезийцев. Долги Pertamina взяло на себя государство.
Кобра вползает в дом незаметно, гласит яванская пословица. То, что в течение десятилетий работало на «индонезийское чудо» — политическая стабильность, щедрое внешнее финансирование, даже коррупция и патронаж, — в конце 1990-х стало ахиллесовой пятой режима.
Внешне все казалось безоблачным — положительное сальдо торгового баланса, $200 млрд валютных резервов, низкая инфляция, разветвленная банковская система. Но экономики региона были тесно связаны между собой. Сначала, в мае 1997-го, рухнул тайский бат. Чувствуя нервозность инвесторов, индонезийский Центробанк расширил валютный коридор рупии, а потом отпустил ее в свободное плавание. Но рупия не поплыла, а камнем пошла ко дну. За пару месяцев ее курс к доллару упал в пять раз. Резко возрос спрос на доллары, которые конгломераты лихорадочно закупали, чтобы вернуть кредиты. Валютные займы привлекались на короткий срок, а использовались на финансирование долгосрочных проектов. Большинство конгломератов оказалось на грани разорения.
Цены на продовольствие взлетели астрономически. Народ вышел на улицы — громить магазины и склады с рисом. Только в Джакарте погибло свыше 1000 человек. Били в основном ненавистных китайцев, которые бежали от погромов за границу.
Сухарто, по собственному признанию, уже «старый, беззубый, морщинистый и забывчивый», приказал генералам лично успокаивать покупателей в супермаркетах и запустил кампанию «Я люблю рупию». Ничего не помогало.
Президент перестал контролировать и понимать происходящее. В марте 1998-го он поддался на уговоры приближенных и был избран в седьмой раз. Но старые рецепты больше не действовали. Дочь Сукарно Мегавати увела одну из двух разрешенных партий в открытую оппозицию. Военные за спиной Сухарто делили власть и интриговали.
Вслед за люмпенами-погромщиками на улицы вышли студенты с политическими лозунгами. Командующий армией Виранто, соперничавший с Прабово — командующим спецназом и зятем президента, увел войска с улиц, позволив протестующим захватить парламент. Сухарто принял два решения: наделил Прабово чрезвычайными полномочиями для подавления бунта и ушел в отставку. Но вице-президент Хабиби отказался уходить вместе с ним и принял присягу как глава государства. 22 мая новый президент снял Прабово со всех постов. Операция «Преемник» провалилась.
Древние греки говорили: назвать человека счастливым можно только после его смерти. Под какой звездой родился диктатор, узнаешь только после его отставки.
Уйдя от власти, Сухарто затворился в семейной резиденции. Несмотря на обвинения в коррупции (Transparency International даже объявила его самым коррумпированным лидером в истории, укравшим $35 млрд), многочисленным врагам не удалось привлечь экс-диктатора к суду. В 2000 году Сухарто перевели под домашний арест, но адвокаты сумели не допустить судебного разбирательства, ссылаясь на плохое состояние его здоровья. Родственникам повезло меньше — сына Томми приговорили к пятнадцати годам по обвинению в попытке убийства судьи (но вскоре освободили), единокровному брату Пробутеджо дали четыре года за отмывание денег.
Чем больше времени проходило с момента отставки Сухарто, тем сильнее менялось отношение к нему. Индонезии пришлось пережить несколько лет политического хаоса, и сухартовскую стабильность стали вспоминать с ностальгией. Если не считать кровавой расправы с коммунистами в 1965 году, режим Сухарто был вегетарианским, особенно на фоне красных тираний в Китае, где Мао Цзэдун уничтожил 60 млн человек, и Кампучии, где социальные инженеры левых убеждений убили треть населения. За два месяца до смерти Сухарто даже удалось частично снять с себя обвинения в коррупции: его адвокаты выиграли процесс о клевете против журнала Time.
Он умирал долго и медленно. Президент Юдойоно (генерал) не раз посещал его в госпитале и призвал сограждан молиться за здоровье Сухарто. После его смерти в январе 2008 года Юдойоно объявил национальный траур и выступал распорядителем на похоронах, где по яванскому обычаю старшая дочь усопшего попросила у нации прощения за все ошибки отца.