Развитие рынка или риска: чем опасны тотальная расчистка и укрупнение банков
Исполнилось три года с момента «инаугурации» нынешнего главы ЦБ РФ. Пришедшее руководство Банка России практически сразу приступило к реализации новой денежно-кредитной, валютно-курсовой и регуляторно-надзорной стратегии. Три года — срок вполне достаточный, чтобы сделать определенные выводы.
Чем измеряется эффективность работы любых институтов управления? Параметров много, и всегда найдется тот, который «встанет на вашу сторону». Но все же универсальным критерием качества управления является развитие вверенной вам структуры, отрасли, экономики в целом.
Вот и федеральный закон ставит перед Банком России в число основных задач «развитие и укрепление банковской системы», «развитие и обеспечение стабильности финансового рынка». Кстати, мы так и не знаем, кто из руководителей ЦБ РФ непосредственно отвечает за развитие курируемой им отрасли. То есть не за оздоровление, очищение, контроль, надзор или регулирование (эти герои нам известны), а именно за развитие. Кто должен отчитаться за то, что происходило и происходит в финансовом секторе страны в истекшие три года с точки зрения его развития? Почему очевидная активность и широко декларируемые активность и достижения в области администрирования и контроля не конвертируются в столь же интенсивные темпы роста? Справляется ли нынешняя команда мегарегулятора со своей основной задачей — развитием финансового сектора?
Комплиментарных ответов на эти вопросы со стороны государственных чинов, руководителей банковских ассоциаций и госбанков было дано предостаточно, но так ли это на самом деле?
Плохо это или хорошо? Ни то, ни другое. В данном случае к оценке качества работы эти количественные изменения не имеет никакого отношения. И в этом смысле немногие робкие критики ЦБ напрасно «тратят заряды», пеняя регулятору именно на это. Эти, казалось бы, тяжкие упреки и обвинения он легко отбивает, ссылаясь на то, что выполняет благороднейшую задачу по расчистке «авгиевых конюшен» банковской системы от накопившихся в ней за многие годы проблем, а также от «недобросовестных» и «слабых» игроков. Гораздо интереснее другое. За три года было выдано всего три (!) новые лицензии, причем все — «дочкам» азиатских банков.
То есть на рынок не вошел практически ни один новый самостоятельный игрок. Общий счет на промежуточном этапе «очистительно-оздоровительной кампании» 233:3. В чью пользу? Уж точно не рынка. Ведь вывод с него, так сказать, нечистоплотных его участников должен по идее освобождать пространство для «правильных» игроков, улучшать конкурентные условия, стимулировать приток новых инвестиций, капиталов, инициатив и идей. Оздоровление, насколько правильно мы его понимаем, всегда сопровождается видимым приливом сил, энергии, ресурсов.
Происходит ли это? Нет. Даже среди все еще остающихся на рынке банков большинство (по нашим оценкам, от 70 до 90%) либо ждет скорого отзыва лицензии, либо стоит на продажу, причем с заметным дисконтом для покупателя. Это и есть оздоровление и развитие?
Почему на рынок не выходят новые игроки? Почему в отрасль не идут новые инвестиции? Почему так остро стоит проблема привлечения капиталов в действующий бизнес или в открытие нового?
Любой студент знает, что в рыночной экономике действует закон межотраслевой конкуренции. Чтобы быть интересной для капиталовложений, та или иная отрасль должна иметь (при сопоставимых уровнях риска) норму прибыли не меньшую чем в других.
Большинство вложений в финансовом секторе, сделанных в последние годы, приходится в основном либо на капиталы трех-четырех групп частных инвесторов, либо имеют своим источником государственные ресурсы. Тема подобных квазигосударственных вливаний весьма благодарная с точки зрения рассмотрения их эффективности (особенно на примере ВЭБа, санационных проектов АСВ и ЦБ, группы ВТБ, РСХБ, ГПБ etc), но заслуживает отдельного разговора.
Сегодня приходится констатировать, что российская банковская система представляет собой уникальный сектор экономики, в котором вопреки всем рыночным законам чрезмерные риски вложений не сопровождаются адекватной премией за этот риск — возможностью получения достаточно высокой прибыли.
Это — приговор. Такая система не может существовать сколько-нибудь долго. Она либо вымирает вовсе, либо мутирует в иную. Какую?
Скорее всего, в ту, где останется с десяток аффилированных с государством банковских групп и с полсотни крупнейших частных банков, включая «дочек» нерезидентов, которые вошли в число «опорных», системообразующих. Именно этот сценарий и вырисовывается все явственнее, судя по недавним заявлениям банковских генералов о том, что «как минимум пятьсот из шестисот оставшихся банков стране точно не нужны», или что «в ближайшие пару лет 90% кредитных организаций с рынка уйдут и этот процесс просто надо как-то упорядочить».
Адепты консолидации и укрупнения банковской системы при этом ссылаются на объективный процесс «концентрации и централизации капиталов», а также на те же тенденции в других странах. Однако, как известно, там действуют рыночные законы. В соответствии с ними капиталы свободно переливаются по системе, и на смену уходящим с рынка банкам приходят новые. Число их, хотя и постоянно колеблется, порой даже сокращаясь, в целом остается весьма высоким (в США свыше 6000 кредитных организаций, в Германии около 2000). Кроме того, в этих юрисдикциях, как правило, существуют различные категории банков, градируемые по функционалу (универсальные, инвестиционные, ипотечные, коммунальные и т. д.) и по ареалу действия — федеральные, региональные, местные (действующие в пределах одного или нескольких штатов или земель), городские и т. п. Создание ЦБ РФ системы, подобной этим, на наш взгляд, и являлось бы подтверждением ее развития и укрепления.
Банк России, однако, так до сих пор и не создал модели, по которой банковский сектор мог бы успешно развиваться во всем спектре услуг, предоставляемых как крупными кредитными институтами, так и небольшими банками, каждый в своем клиентском сегменте. Зачем?
Глава одного госбанка недавно так и заявил на своем форуме, что этот сегмент стране вообще не нужен. Естественно, ведь гораздо интереснее обслуживать крупных клиентов — нефтяников, газовиков, металлургов, оборонщиков и т.д. Отсюда и продолжающееся ухудшение качества предоставляемых услуг большинству предпринимателей, что лишний раз демотивирует их к занятию бизнесом.
Между тем маховик зачистки, получив заданный темп и силу, продолжает набирать обороты, а, самое главное, действует уже сам по себе: с рынка уходят теперь даже еще недавно здоровые банки. Их сметает не только «железная метла» слепого надзора, но и обостряющиеся проблемы достаточности капитала, нулевой рентабельности, оттока клиентов, сокращения бизнес-направлений, растущей гравитации госбанков и крупных фининститутов.
Ухудшение условий конкуренции и усиление монополизации рынка — отдельная тема. Казалось бы, в рыночной экономике одной из задач регулирования должно быть создание максимально благоприятных условий для свободной и справедливой конкуренции. Без этого просто невозможно развитие банковской системы и финансового рынка, а ведь именно за это отвечает перед законом Банк России. А что на самом деле происходит?
По данным НРА за прошедшие три года индекс концентрации банковского рынка составил 8,69 (для сравнения в США он вдвое выше — 16,85, а в Германии вшестеро — 52,36). То есть наш банковский рынок стал еще на 10% ближе к полной монополизации. Активы госбанков растут быстрее активов частных организаций (64% против 49%). Рыночная доля государственных банков выросла до 60,6%. Уровень конкуренции между еще остающимися на рынке частными банками снизился за три года вдвое. Это тоже развитие рынка?
quote_block node/279319За последний относительно спокойный годовой отрезок (с 1 июня 2015 года по 1 июня 2016 года) совокупные активы банковской системы увеличились лишь на 10,8% (главным образом за счет роста активов Сбербанка и прочих госбанков), тогда как среднегодовой их рост в 2010-2013 годах составлял 57,8% (падение более чем в 5 раз). Рост темпов капитализации банковской системы снизился с 47,8% до 10,7% (да и этот небольшой прирост был во многом обеспечен госвливаниями, а также редкими крупными собственниками). В 2014-м уже санкционном году российские кредитные организации получили 589 млрд рублей прибыли, а в 2015-м только 192 млрд рублей, то есть падение в три раза.
Это тоже результат оздоровления? Разве выздоравливающий организм, структура или отрасль демонстрируют такую динамику? Если так, то, очевидно, это какое-то новое слово в целительстве. А если не так, то налицо констатация факта резкого ухудшения состояния больного, требующее уточнения диагноза, изменения характера лечения и, возможно, смены врачей.
Или надо потерпеть еще два-три года? До полного, так сказать, летального выздоровления?
И не факт, что в оздоровлении есть бесспорные успехи. Как показал недавний случай с беспрецедентным по размеру штрафом, наложенным на один из топовых банков, а также отчеты спецслужб, большая часть так называемых нишевых операций перетекла из небольших банков в крупногабаритные, где среди огромного массива транзакций им гораздо легче затеряться.
Да, любое предпринимательство это в конечном счете торговля рисками. В ситуации чрезмерных рисков, как правило, нет рынка, а, соответственно, продавцов и покупателей. Сегодня продавать свои ресурсы или услуги банкам практически некому. В условиях ужесточающегося надзора, продолжения экономической рецессии, сокращения предпринимательской активности риски становятся не просто высокими. Они непомерны.
Стимулы к занятию бизнесом, то есть к торговле рисками, атрофируется на глазах и повсеместно. Банки все чаще уходят в безрисковые инструменты, которые им услужливо предлагают государственные и квазигосударственные институты и посредники. Так, вместо традиционных и принятых во всем мире инструментов управления и поддержания ликвидности через открытые друг на друга линии прямого межбанковского кредитования, банки практически полностью перевели свои сделки в ЦБ, либо в ЦК (Центральный контрагент биржевой инфраструктуры), предложивших им целую линейку инструментов РЕПО. Это смахивает на ситуацию, когда врач сначала по ошибке ампутировал больному руки-ноги, а затем утешил его тем, что предложил классные протезы. Да, бегать на них нельзя, но передвигаться же можно.
И понять их можно. В условиях, когда главная задача выжить, выбор у них небольшой — почти как у «товарища Сухова»: умереть сразу или перед этим помучиться. Большинство выбирает последнее, то есть отказ от всяких рисков, соответственно, от ведения бизнеса, и медленное проедание капитала.
Но тогда скажите, кто будет инвестировать в отрасль, в которой не генерируется прибыль, у которой один удел —мучиться? Это ли здоровая отрасль? Это ли развитие?
Еще о рисках. Суть в том, что они, как и ликвидность, никогда и никуда не исчезают, они лишь перераспределяются по системе. Если банки не продают риски (то есть не ведут обычный профильный бизнес), их начинает продавать ЦБ и близкая к нему биржа, причем довольно успешно, что следует из впечатляющих отчетов о результатах финансовой деятельности. Прибыль биржи, взявшей на себя чуть ли не все риски системы по основному кругу инструментов, в отличие от большинства банков год от года только растет.
quote_block node/270805Для биржи это замечательно. Однако это как раз тот случай, когда процветание одного института означает медленное угасание остальных, лишенных возможности зарабатывать в условиях распухших, избыточных и опасных для них рисков. Между тем, сами риски при этом никуда не делись, они лишь сконцентрировались в отдельных звеньях системы, в нескольких точках (ЦБ, биржа, несколько крупных банков) ибо абсолютно безрисковых пространств в природе не существует.
Смогут ли эти центры выдержать все нарастающую пирамиду рисков — вопрос не праздный и не риторический. В 1998 году, например, рухнули почти все крупнейшие, системообразующие банки, которые при этом находились в зоне особого контроля ЦБ (ОПЕРУ-2). Кто теперь помнит гордые, спесивые имена «империалов», «менатепов», «онэксимов», «инкомов», «межкомов» и прочих столпов той системы? Громадные потери понесли и госбанки. На грани краха оказалась ведущая биржевая площадка. Схожие ситуации возникали в 2004-м и особенно в 2008 годах. Рынок во всех этих ситуациях выжил не только благодаря государственной ресурсной и регулятивной поддержке, но и за счет того, что риски тогда в гораздо большей степени были распределены по всей системе. Существовали и эффективно функционировали сотни (если не тысячи, как в США и Германии) банков, несколько конкурирующих биржевых площадок, множество финансовых фирм и компаний.
Возможно, но только если кто-то в час «Х» возьмет на себя эти риски. Кто? Государство? Однако и это не будет означать устранение рисков и разрешение проблемы. В этом случае риски просто реализуются в макромасштабах, в виде разбалансировки всех элементов стабильности, разрушения ключевых государственных институтов. Далее, как снежный ком, риски уйдут на население, на общество в целом. Можно привести множество примеров (и в развивающихся, и в развитых экономиках) того, как взятие государством на себя чрезмерных рисков оканчивалось крайне драматично для него самого и для всей страны, вызывая цепную реакцию хаоса и распада. Готово ли общество к этому? Знает ли оно, что риски государства, в том числе риски осуществляемой им регулятивной и надзорной стратегии, примет в конечном счете на себя оно само? И это ли называется оздоровлением банковской системы и развитием финансового рынка?