Секрет процветания: за что вручили Нобелевскую премию по экономике

Сложные ответы на простые вопросы 

«Почему одни страны богатые, а другие бедные?» — именно так в русском переводе называется ставшая бестселлером книга двоих из трех нобелевских лауреатов — Аджемоглу и Робинсона. Простой и понятный вопрос, в котором четверть века и пытается разобраться трио экономистов. За эти попытки их по сути и наградили: если говорить языком Нобелевского комитета, премия присуждена за изучение различий в благосостоянии стран и за исследование «того, как формируются институты и как они влияют на процветание». Теме страновых различий посвящена самая известная работа ученых «Колониальные истоки сравнительного развития: эмпирическое исследование», опубликованная в 2001 году в очень престижном научном журнале The American Economic Review. 

На примере таких стран, как Северная и Южная Корея или Западная и Восточная Германия, даже непосвященному понятно, что бывают разные пути развития, зависящие от внешних факторов. Еще до Аджемоглу, Джонсона и Робинсона ученые много раз обращались к теме феноменального различия в уровне доходов на душу населения в зависимости от страны или региона. Кто-то изучал связь с религией и пережитыми в прошлом войнами, кто-то делал упор на климат и географическое расположение, в частности удаленность от экватора. Однако нобелиаты, во многом вдохновившись и оттолкнувшись от теории институционализма экономиста Дугласа Норта, решили пойти своим путем и найти другое объяснение.

Они решили сфокусироваться на том, как происходило долгосрочное развитие, взяв за отправную точку колониальную политику европейцев, которая отличалась в зависимости от уровня смертности переселенцев в новых землях. Аджемоглу, Джонсон и Робинсон сравнивали экономики, имеющие примерно одинаковый уровень доходов 400 лет назад, но сегодня сильно отличающиеся по уровню жизни. Ученые пришли к выводу, что там, где условия были благоприятными для европейцев, как, например, в США или Австралии, они закреплялись на новых землях и довольно быстро создавали прообразы современных институтов, таких как частная собственность и верховенство закона. Такие институты исследователи назвали инклюзивными или «включающими». В странах с неблагоприятными условиями вроде Конго появлялись экстрактивные («извлекающие») институты. Простыми словами: в таких странах основу колониальной политики составляло быстрое обогащение за счет извлечения ресурсов и их использования в интересах пришлой элиты и страны ее происхождения. Исследование показало, что страны Африки сейчас беднее остального мира не из-за географического или культурологического фактора, а именно из-за неразвитых институтов. 

С конечными выводами о том, что различия в благосостоянии связаны с уровнем развития институтов, согласны большинство современных экономистов. Однако первопричина в виде колониальной политики в привязке к смертности поселенцев до сих пор вызывает жаркие споры внутри академического сообщества. Критики указывают на то, что смертность, в свою очередь, зависит от природных факторов, таких как климат и связанные с ним заболевания. Впрочем, Аджемоглу, Джонсон и Робинсон сами признают, что различия в уровне смертности не являются единственной или даже основной причиной различий в институтах — это лишь один из внешних факторов, определяющих общую картину. Также важно подчеркнуть, что обсуждаемые исследования ни в коем случае не оправдывают саму политику колониализма, они лишь анализируют большой массив данных, относящийся к нескольким столетиям.

Китайская «ложка дегтя»

Можем ли мы увидеть следы этих постколониальных институтов в наши дни? Лауреаты приводят в качестве примера город Ногалес, расположенный на границе США и Мексики. Город с населением менее 20 000 человек в буквальном смысле разделен стеной. Если посмотреть на север, в американскую часть, то можно увидеть, что его жители относительно обеспечены, имеют бóльшую среднюю продолжительность жизни, большинство детей получают аттестаты об окончании средней школы. Жители мексиканской части Ногалеса беднее, чем их северные соседи-американцы, они чаще сталкиваются с преступностью и коррумпированными чиновниками. 

Впрочем, во время пресс-конференции новоиспеченных лауреатов очевидный пример Ногалеса никого не волновал — в отличие от Китая, который никак не укладывается в построенную модель. Сами ученые признают, что успех Китая в высокотехнологичных отраслях бросает вызов их основным выводам о важности демократических институтов. По словам Аджемоглу, «институты — это не панацея, это то, что обеспечивает нужные рамки». Страны с демократическим устройством растут быстрее и сохраняют этот рост в долгосрочной перспективе, в отличие от авторитарных государств, где возможны лишь отдельные эпизоды роста. Лауреаты честно признались, что не питают иллюзий по поводу современных демократий, многие из которых прямо сейчас переживают кризис. Среди основных вызовов и рисков Аджемоглу и Джонсон выделяют все более широкое распространение популизма, а также старение наций. 

Зачем экономике «рок-звезды»

С 2001 года упомянутое исследование о связи колониализма и институтов процитировали более 18 000 раз. Многие современные экономисты могли бы о таком только мечтать, хотя это далеко не академический рекорд даже в рамках этой нобелевской серии. Для сравнения, исследование нобелевского лауреата по физике 2024 года Джеффри Хинтона, которого называют крестным отцом искусственного интеллекта, процитировали более 163 000 раз. Даже в этом разрыве по количеству цитат ярко выражено преимущество естественных наук над экономикой. 

Впрочем, Дарон Аджемоглу достиг статуса рок-звезды в экономике задолго до его нобелевского признания. Джеймс Робинсон и Саймон Джонсон, с которыми он разделил нобелевский триумф, пользуются настоящим академическим уважением, но, возможно, меньшим публичным вниманием. Вместе они представляют собой сочетание строгой науки и мейнстрима. И эти роли не являются взаимоисключающими, они прекрасно друг друга дополняют. Их основополагающая работа по долгосрочному развитию достигла более широкой аудитории благодаря книгам, которые выпускали ученые и которые довольно быстро становились бестселлерами. Это лишь повысило значение их научных достижений. 

Но в чем тогда роль Нобелевской премии по экономике? Она призвана если не открывать новые горизонты, то как минимум показывать, кто был первопроходцем и стоял у истоков той или иной теории. Лауреаты этого года объединили исторические данные с новаторскими методами, такими как инструментальные переменные, чтобы ответить на один из самых важных вопросов политической экономии: почему одни страны богаты, а другие бедны? Впрочем, Аджемоглу не ограничивает себя только одним направлением, он следит за трендами и тут же их подхватывает. Сейчас одна из самых излюбленных его тем — риски, связанные с распространением искусственного интеллекта. 

Любое политэкономическое исследование, особенно с использованием нетрадиционных данных, заслуживает тщательного изучения. И просторы для научных споров здесь, понятно, бесконечны. Однако критика, сосредоточенная на слишком широкой, как кому-то кажется, популярности Аджемоглу, упускает из виду главное — его вклад в экономику уже давно и широко признан. Аджемоглу, Джонсон и Робинсон заложили важную основу для такой области, как институциональная экономика, которую я и многие другие политэкономисты со всего мира стараются развивать дальше, выбирая все новые пути.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора