Обещания в пустыне: как в Дубае сделали шаг к отказу от нефти и газа

«Сбалансированный уход»

Само проведение переговоров в одной из стран — лидеров по добыче ископаемого топлива вызвало немало дискуссий. Такое уже случалось ранее — например, в 2012 году переговоры проводились в Катаре (COP18). Однако в этот раз, помимо прочего, президентом COP28 стал Султан аль Джабер, исполнительный директор крупнейшей государственной нефтяной компании ОАЭ — Abu Dhabi National Oil Company (ADNOC). Это первый случай в истории COP, когда генеральный директор какой-либо компании, тем более нефтяной, возглавляет конференцию. 

В итоге участники конференции не смогли взять на себя четкие обязательства по отказу от ископаемого топлива, хотя именно отказ обсуждался как один из вариантов итогового решения. Однако сыграло свою роль сопротивление экспортеров нефти и газа, особенно стран ОПЕК и России. Финальный текст итоговой декларации содержит размытый призыв к странам «уходить от ископаемого топлива в энергосистемах справедливым, упорядоченным и сбалансированным образом, ускоряя действия в этом десятилетии, чтобы достичь к 2050 году чистых нулевых выбросов» — то есть ситуации, когда выбросы сокращены до минимума, а оставшийся минимум поглощается океанами и лесами. Это намного лучше, чем ничего, однако такая формулировка оставляет серьезные вопросы. Что значит «уходить»? Чего именно нужно добиться к 2050 году в области ухода от ископаемого топлива?

Здесь можно провести параллели с позапрошлыми климатическими переговорами, COP26 в Глазго, когда было достигнуто соглашение об ускорении сокращения производства электроэнергии за счет угля и отказ от неэффективного субсидирования ископаемого топлива. В той формулировке тоже отсутствовала конкретика. Но даже ее согласование было своего рода достижением, поскольку эти два элемента энергоперехода никогда ранее напрямую не упоминались в финальных текстах климатических конференций ООН. Так же можно относиться и к формулировке по уходу от ископаемого топлива — хорошо, что она есть, но это пока не четкая цель.

Зато в итоговом тексте COP28 содержится цель по утроению глобальной установленной мощности ВИЭ и удвоению среднегодовых темпов повышения энергоэффективности к 2030 году. Кстати, эти формулировки как раз являются примерами конкретных целей. Понятно, кто и что намерен сделать и к какому сроку. Именно такой конкретики не хватает по ископаемому топливу в целом и по отдельным его видам. 

Положительным итогом переговоров можно считать создание Фонда компенсации потерь и ущерба (Loss and Damage Fund). Этого решения гражданское общество и развивающиеся страны добивались три десятилетия. Фонд будет помогать бедным и развивающимся странам справляться с последствиями изменения климата, такими как наводнения, засухи и др. Однако многие вопросы функционирования фонда пока остаются нерешенными. В частности, непонятно, кто и в каком объеме будет платить в него взносы. Пока в фонде есть лишь первоначальные добровольные взносы стран, сделанные в ходе конференции. Однако их сумма не дотягивает и до миллиарда долларов, в то время как реальная компенсация потерь и ущерба требует сотен миллиардов.

Разочаровывают те пункты декларации, которые допускают сокращение выбросов парниковых газов за счет роста производства атомной энергии, а также развития технологий поглощения, использования или хранения углерода. В атомной энергетике по-прежнему существуют риски масштабных катастроф (таких, как Чернобыль или Фукусима) и много других проблем: отсутствие постоянных хранилищ опасных радиоактивных отходов, длительные сроки строительства реакторов (часто от 10 лет), в то время как климатический кризис требует быстрых действий, высокая стоимость атомной генерации. Технологии поглощения, использования или хранения углерода приемлемы в некоторых промышленных процессах, где пока невозможно обойтись без ископаемого топлива, однако в сфере производства электроэнергии они являются слишком дорогими и пока еще мало проверенными на практике, в отличие от дешевых и хорошо апробированных солнечных и ветровых электростанций.

Еще в ходе конференции отдельные страны взяли на себя дополнительные обязательства. Их тоже можно разделить на полезные и вредные с точки зрения реальной борьбы с глобальным потеплением. Отрицательным примером может служить обещание США утроить установленную мощность АЭС к 2050 году, поддержанное двумя десятками других стран, среди которых даже пострадавшая от аварии в Фукусиме Япония. В качестве примера полезных заявлений — около 120 стран (включая США, ЕС, Великобританию, Японию) еще до подписания итоговой декларации взяли на себя обязательство утроить установленную мощность ВИЭ и удвоить значение глобального показателя энергоэффективности к 2030 году — это повышает вероятность выполнения поставленных целей большинством стран мира. 

Ставка на лес и атом

Россия, в отличие от прошлого саммита в Египте, где у нее не было своего павильона, на этот раз не только проводила мероприятия на своей площадке, но и максимально раскрыла свой подход к «климатической политике». На уровне делегаций она противостояла соглашению о поэтапном отказе от ископаемого топлива вместе с такими надежными союзниками, как Саудовская Аравия, Иран и Турция, а также выступала против проведения следующих переговоров в одной из стран ЕС. И в том и в другом вопросе российская дипломатия одержала победу: отказ от ископаемого топлива как таковой не согласован, а следующие переговоры пройдут в Азербайджане — кстати, тоже нефтегазовой стране.

В российском павильоне можно было узнать о том, что электроэнергетика страны уже является самой низкоуглеродной благодаря старым гидро- и атомным электростанциям, а также за счет широкого использования самого чистого ископаемого топлива — природного газа. Также в павильоне можно было услышать о больших перспективах атомной энергии — лучшем решении для климата, по мнению российских энергетиков. Существенная часть программы была посвящена лесоклиматическим, а также иным проектам по поглощению парниковых газов за счет экосистем — водно-болотных, морских и др. Однако эффективность подобных проектов неочевидна — предполагается, что их положительное воздействие на климат должно сохраняться десятилетиями или даже целый век. Но может ли кто-то в России гарантировать, что лес не сгорит или не будет заброшен через несколько лет? Кроме того, пока посаженные леса начнут поглощать углерод, может пройти пара десятилетий, в то время как климатические действия нужны сейчас. Возобновляемой энергетике — ключевой технологии сокращения выбросов с точки зрения развитых стран — не было посвящено ни одно из шести десятков мероприятий в российском павильоне.

Прошедшие в Дубае переговоры показали, что мир пока не готов полностью отказаться от ископаемого топлива. Однако дискуссия об этом ведется уже на таком серьезном уровне, что пусть и с размытой идеей «ухода от ископаемого топлива» соглашаются почти 200 стран, даже те, чья зависимость от углеводородного сырья остается критической. А значит, растут шансы на достижение конкретных договоренностей, просто нужны еще несколько раундов переговоров. Правда, чем дольше мировые лидеры будут встречаться, не принимая на себя четких обязательств, тем больше денег потом потребуется на компенсацию ущерба для климата планеты. А платить за ущерб пока никто не готов.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора