Шансы есть: что может остановить национализацию частной собственности

Как говорил в сентябре глава РСПП Александр Шохин, «крупный бизнес плохо реагирует на сообщения о планах национализации. У нас никто не знает, кто в очереди может быть следующим». С одной стороны, президент Владимир Путин заявляет, что никакой деприватизации не будет, а Генпрокуратура работает лишь «по отдельным компаниям». С другой стороны, по сообщениям прессы, количество таких дел постоянно растет. Среди них — дела Башкирской содовой компании, «Кучуксульфата», Соликамского магниевого завода. В одном из дел фигурируют 34 санаторно-курортных учреждения, которые состоят из 1763 объектов недвижимости, — бывшее профсоюзное имущество.

Первым громким делом в этом ряду можно поставить, пожалуй, «Башнефть» в 2014 году. Впрочем, тогда Генпрокуратура заявляла, что не считает иск по истребованию акций предприятия деприватизацией: мол, речь о том, что каждый последующий переход акций к новому собственнику был неправомерным.

Впрочем, я уверен, что с юридической точки зрения ни тот, ни современные процессы нельзя назвать ни национализацией, ни деприватизацией. Предлагаю разобраться в этом вопросе, а также в том, почему я считаю некорректным обсуждать вопросы права — или нарушения права судами при рассмотрении подобных судебных процессов. В завершение колонки я расскажу о новой норме Гражданского кодекса, которая потенциально способна помочь некоторым предпринимателям.

О юридических понятиях

Давайте разберемся с понятием «национализация», которое сейчас часто используется в СМИ для описания происходящих процессов. Национализация определена в Гражданском кодексе как обращение имущества из частной собственности в государственную, которое обязательно происходит с возмещением стоимости этого имущества и других убытков. В судебных процессах, в которых признаются недействительными приватизационные сделки, совершенные чаще всего более 10, а иногда и 20 лет назад, денежное возмещение и тем более возмещение убытков не предусмотрено. Поэтому это не национализация.

В действующем законодательстве понятие «деприватизация» содержится в отношении права собственника приватизированного жилого помещения на добровольный отказ от собственности на него. Поэтому к судебным процессам, в которых государство оспаривает решения о приватизации и приватизационные сделки на основании существовавших или не существовавших нарушений закона, понятие «деприватизация» также, на мой взгляд, неприменимо.

О компенсациях

Что касается вопросов компенсации собственникам спорных активов. Это возможно только с использованием механизма так называемой двусторонней реституции, когда при признании сделки недействительной стороны возвращают друг другу все полученное по ней. И даже в этом случае есть исключение: суд вправе не применять правило о двусторонней реституции, если это будет противоречить основам правопорядка. Но в рассматриваемых судебных спорах государство чаще всего предъявляет иски об истребовании имущества из чужого незаконного владения (виндикационные иски). А по ним двусторонняя реституция уже неприменима, поэтому и о компенсации от государства речь вообще не идет.

Так как большинство спорных активов прошли целую цепочку сделок с момента их приватизации (т. е. продавцом для них выступало не государство), то текущий владелец спорного актива может заявить требование о компенсации к его продавцу. Однако здесь вопрос, является ли продавец сейчас действующим юридическим лицом (то есть не ликвидирован ли он) и есть ли у него активы для выплаты компенсации. Если все же вопрос об этом встанет, то размер компенсации будет определяться исходя из рыночной стоимости актива в том виде, в котором он передавался, без учета осуществленных улучшений.

О сроках исковой давности

В целом мне кажется, что обсуждать вопросы нарушения или ошибочного толкования судами норм права при вынесении решений, по которым крупные знаковые объекты (чаще всего объекты промышленности) возвращаются в госсобственность, совершенно абсурдно. Сейчас это уже не вопрос права, а вопрос политики. Причем подобные иски о возврате того или иного актива заявляются уже не только на федеральном уровне, но еще и на региональном. Регионы также начинают пересматривать итоги приватизации, возвращая приватизированные активы в региональную собственность.

Говорить о том, что сроки исковой давности рассчитываются ошибочно, суды неправильно трактуют нормы, — тоже неправильно. На мой взгляд, сроки исковой давности по таким спорам судами чудовищным образом нарушаются. И ни о каком праве здесь говорить уже нельзя.

Мы часто сталкивались с утверждениями государственных органов-истцов о том, что сроки исковой давности якобы не начали течь. Они якобы провели инвентаризацию и только 10, а иногда и 20 лет спустя обнаружили, что объекты недвижимости, которые должны были быть в их собственности, оказывается, находятся в частной собственности и были отчуждены неправомерно.

Возникает вопрос: почему государственные органы, одной из функций которых (а в случае с органами прокуратуры — основной функцией) является контроль за законностью, в том числе законностью отчуждения государственной собственности, не реализовывали свои функции ранее, все эти 10-20 лет?

Позитивным фактором здесь может стать вступление в силу 1 сентября 2023 года нормы Гражданского кодекса о так называемой объективной исковой давности. Она была принята еще в 2013 году, но начало ее действия было отложено на 10 лет.

Суть данной нормы в том, что изменяется механизм расчета длительности срока исковой давности. Этот срок теперь даже в случае его продления или восстановления (этим правом всегда крайне активно пытались воспользоваться стороны подобных споров) не может превысить 10 лет. И, на мой взгляд, именно вступление данной нормы в силу в сентябре 2023-го породило большое количество исков, поданных в текущем году в преддверии наступления этой даты.

Как будет применяться эта норма и что она изменит — увидим в ближайшее время.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора