Имитация и инерция: как власть вернулась к советскому пониманию прав человека

История Совета по правам человека при президенте России (СПЧ) напоминает о главной идее вышедшей в 2019 году книге политологов Ивана Крастева и Стивена Холмса «Свет, обманувший надежды» — о том, что процесс приобщения к либеральным ценностям в целом ряде стран, в том числе и в России, изначально во многом носил имитационный характер. Но эта же история свидетельствует о том, что инерция имитации растянулась на долгие годы, даже когда уже исчезли стимулы для ее продолжения — и сейчас можно наблюдать завершение процесса, затухание которого заняло долгие годы.

Советская правозащита

В 1975 году СССР подписал Хельсинкские соглашения, в которых фиксировалась нерушимость границ в Европе, что рассматривалось советским руководством как большое достижение. Леонид Брежнев в следующем году за победу без единого выстрела получил маршальское звание, вторую звезду Героя Советского Союза, а несколько позже, в 1978-м, полководческий орден Победы. Взамен советское руководство обещало «уважать права человека и основные свободы, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений» и признавать «всеобщее значение прав человека и основных свобод».

Но свободу «мысли и убеждений» руководство СССР интерпретировало на практике весьма узко — думать можешь все что угодно, но открытое высказывание мыслей может быть чревато уголовным преследованием за антисоветскую агитацию и пропаганду. Правоприменительная практика в СССР после 1975 года не только не изменилась, но через некоторое время, с концом разрядки, даже ужесточилась. Диссидентов, апеллировавших к Хельсинкским соглашениям, отправляли в лагеря, нередко с последующей ссылкой, или выгоняли из страны.

В то же время нельзя говорить, что в СССР совсем не было защиты прав — только в советском понимании. А именно — защищены должны быть права лояльного советского человека, который сталкивается с равнодушными бюрократами, дискредитирующими власть своими действиями или бездействием. Такой правозащитой занималась советская пресса, куда можно было пожаловаться на чиновника — как правило, мелкого. В то же время пресса активно защищала и политические права, но только жителей западных стран (отсюда пошло выражение, что «у вас негров бьют») и критиковала западных «поджигателей войны».

Либеральные веяния

Только в 1987 году, когда оказавшемуся в глубоком кризисе советскому государству понадобилась западная помощь, государство стало всерьез относиться к правозащитной составляющей Хельсинкских соглашений. Диссидентов выпустили из лагерей и вернули из ссылки и при этом создали Комиссию по гуманитарному сотрудничеству и правам человека в рамках Советского комитета за европейскую безопасность и сотрудничество. Возглавил этот прообраз СПЧ один из первых советских политологов, профессор Федор Бурлацкий, близкий к либеральной части партийной бюрократии. Обосновывалось создание комиссии необходимостью перехватить лозунги защиты прав человека у диссидентов (которые в нее не вошли), но на практике она сыграла свою роль в либерализации советского законодательства.

В последние годы существования СССР и в первое постсоветское десятилетие либеральная риторика была доминирующей в официальной сфере. Соответственно, была сформирована и официальная «правозащитная инфраструктура», основой которой стал конституционный институт уполномоченного по правам человека, введенный в 1993 году. Но одновременно действовала и комиссия по правам человека при президенте России, созданная в том же 1993-м. Оба органа поначалу возглавлял бывший диссидент Сергей Ковалев и казалось, что комиссия будет избыточной. Однако уже в 1995-м Ковалев был смещен с должности уполномоченного по правам человека из-за резко негативного отношения к первой чеченской войне, а в январе 1996-го ушел и с поста главы президентской комиссии, написав жесткое открытое письмо Борису Ельцину. Отставка Ковалева была связана с ощущением бессилия правозащитника — позиционировавшая себя в качестве демократической, власть не собиралась слушать представителей правозащитного сообщества, когда речь шла о ее коренных интересах.

Нового уполномоченного Дума не избирала до 1998 года, когда этот пост занял коммунист Олег Миронов. В этих условиях и в переходный период, и при заведомо недостаточно лояльном уполномоченном Кремль делал ставку на комиссию по правам человека, которую в 1996-2002 годах возглавлял профессор Владимир Карташкин, придерживавшийся либерального понимания прав человека, но при этом политически лояльный президентской власти. В 2002 году, уже при Владимире Путине, его сменила Элла Памфилова, политик с либеральным прошлым, но никогда не находившаяся в жесткой оппозиции — она продолжила прежний курс.

После того как уполномоченным по правам человека в 2004-м по предложению президента стал Владимир Лукин, казалось, потребность в комиссии должна была отпасть. Но она осталась — президентский орган стал дополнять деятельность омбудсмена, а Памфилова сохранила место в элите. Только произошла техническая корректировка — комиссия была преобразована в Совет (нынешний СПЧ), став таким образом одним из целого ряда советов — аналогичных совещательных органов при президенте. Даже принципиальные изменения в курсе российской власти не вели к резким видимым переменам в «правозащитной инфраструктуре» — она, правда, все более локализовывалась, но оставалась площадкой, на которой правозащитники диссидентской традиции — в первую очередь, Людмила Алексеева — могли пытаться донести до власти свои озабоченности. И иногда в конкретных случаях добиваться успеха.

Инерция и ее конец

Сила инерции, подразумевавшая наличие локальной политической правозащитной сферы, была велика — быть может, именно потому, что власть при желании могла легко игнорировать мнение правозащитников, высказанное в рамках сугубо совещательного органа (в Думе либералы не представлены после выборов 2003 года). Но одновременно в официальных медиа все более усиливалась их стигматизация, связанная с обвинениями в антипатриотизме и работе на Запад.

Ситуация некоторое время носила двойственный характер. С одной стороны, ставший в 2008 году президентом и подчеркивавший тогда свои симпатии к либерализму Дмитрий Медведев даже повысил неформальную роль СПЧ, сделав его, по сути, представительством либеральной оппозиции в Кремле — в совете стали доминировать критики власти. Но при этом члены прокремлевского движения «Наши» в своем селигерском лагере устроили инсталляцию с насаженными на колы головами манекенов с фотографиями «врагов», включая Людмилу Алексееву. В результате аппаратных коллизий Памфилова была заменена на посту главы СПЧ, но не консерватором, а либеральным юристом Михаилом Федотовым.

Переломным стал 2012 год, когда после белоленточных протестов власть запустила консервативную волну и стала относиться куда серьезнее к любым оппозиционным действиям. Состав СПЧ был расширен за счет лоялистов — таким образом он утратил роль представительства оппозиции. Однако либералы в нем оставались — даже в условиях затухающей инерции, когда власть отказалась от либеральной риторики. Власть при этом пыталась дифференцировать правозащитников на приемлемых и неприемлемых, но делала это все с меньшей охотой, особенно после присоединения Крыма и усиления конфликта с Западом — прежние стимулы перестали действовать, мнение Запада о России власть больше не интересовало.

Что же касается населения, то оно сохранило советское понимание прав — и в 1990-е годы было искренне разочаровано тем, что больше нельзя «написать в газету». Федеральный и региональные уполномоченные по правам человека завалены жалобами на нарушения социальных прав — от пресловутого «квартирного вопроса» до санаторно-курортного лечения. Жалоб на нарушения политических прав куда меньше, что связано с двумя факторами. Первый — самый простой — немалая часть общества к ним безразлична. Второй — те, для кого это важно (например, справедливый суд и свобода слова — а таких людей немало), — считают, что апелляции к власти ничего не изменят. В отличие от «аполитичной» просьбы о положенных благах, на которые начальство может и отреагировать. Дискуссии в СПЧ и вокруг него, добровольный уход одних членов и исключение других оставались на глубокой периферии общественного мнения.

Попутно постепенно происходили кадровые изменения — и в СПЧ, и в институте уполномоченного по правам человека. Тесно связанного с правозащитным сообществом Лукина в 2014 году сменила куда более удаленная от него Памфилова, а в 2016-м — совсем посторонняя для этого сообщества Татьяна Москалькова. После смерти Алексеевой в 2018 году ее функция коммуникатора между властью и правозащитным сообществом осталась вакантной. В 2019-м, после очередных протестов в Москве, Федотова на посту главы СПЧ сменил консерватор и подчеркнутый государственник Валерий Фадеев, критикующий «западную концепцию прав и свобод» как основанную «на понимании человека как автономного индивида» (хотя это понимание закреплено во второй статье российской Конституции: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью»).

А после 24 февраля 2022 года инерция для власти полностью закончилась — и коренной пересмотр состава СПЧ с превращением его в такой же «государственнический» орган, как и другие советы при президенте, стал вопросом ближайшего времени. Теперь, как и в советское время, безусловной нормой является защита интересов государства во внешней политике (в том числе критика Запада как врага) вкупе с вниманием к социальным правам лояльных по отношению к власти жителей страны.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора