«Пойду голосовать за коммунистов — при них хоть ночью будет […] комендантский час», — писал бард Тимур Шаов в конце 1990-х. Тогда КПРФ была главной антилиберальной силой в стране. Симпатии избирателей, уставших от разгула экономических и гражданских свобод и тоскующих по недавно развалившемуся СССР, гарантированно оказывались на стороне Геннадия Зюганова и его товарищей по партии.
Более того, угроза очередного «коммунистического реванша» на фоне кризиса 1998 года явилась едва ли не главным фактором, обусловившим альянс олигархов, силовиков и либералов, который в конечном счете привел к власти Владимира Путина. Достаточно сказать, что на президентских выборах 2000 года именно Зюганов был главным конкурентом ельцинского преемника, набрав в итоге чуть менее трети голосов. А состоявшиеся несколькими месяцами ранее парламентские выборы обеспечили КПРФ 113 мест и титул крупнейшей парламентской фракции.
На 16-м году установившегося тогда режима коммунисты сохраняют политическое «серебро».
Хотя абсолютные размеры их «доли» теперь намного скромнее. В Госдуме VI созыва у них 92 места. А судя по исследованию электоральных предпочтений, проведенных «Левада-центром», лишь 10% россиян можно причислить к зюгановским единомышленникам.
Но если не заглядывать далеко в прошлое, а сравнивать, скажем, с предыдущим годом, то получается, что коммунисты скорее набирают вес, нежели теряют. Так, в мае 2014-го за КПРФ готовы были проголосовать только 5% респондентов «Левада-центра». К тому моменту геополитические и имиджевые плюсы, полученные властью в связи с присоединением Крыма, еще не обернулись серьезными экономическими минусами для населения. Доллар стоил чуть более 30 рублей, никто административно не ограничивал набор продаваемых в российских магазинах продуктов, не вводил новые сборы и не секвестировал социальные выплаты.
То, что чувствительно для одних категорий граждан, вовсе не обязательно столь же болезненно для других. Кому-то омрачает жизнь двукратное (из-за девальвации рубля) удорожание зарубежных поездок и объявление «невъездными» хамона и пармезана. А кому-то — ежемесячные взносы за капремонт и отмена льготного проезда в транспорте.
Но парадокс нынешней ситуации в том, что и те, у кого щи пусты, и те, у кого жемчуг мелок, могут стать электоратом КПРФ.
Ведь коммунисты не ограничиваются «окучиванием» социально близкого избирателя. Законопроект о передаче санкционных продуктов малоимущим, который Зюганов вместе с рядом коллег по фракции внес в Госдуму в середине августа, — это еще и своеобразный месседж либерально настроенной части общества, возмущенной «сырными» кострами на границе. Получается, что «красные» по степени человеколюбия могут дать фору иным правительственным чиновникам. Даром что Александр Ткачев, пролоббировавший этически неоднозначный метод борьбы с нарушителями продэмбарго, в конце 1990-х плотно сотрудничал с КПРФ.
Значительно расширяет рамки коммунистической целевой аудитории и программа экономических и политических реформ, представленная во вторник группой депутатов Госдумы от КПРФ во главе с Валерием Рашкиным. Предложения о наделении парламента правом формирования правительства, лишении президента возможности инициировать общенациональные референдумы, передаче этой функции Совету Федерации и переходе к прямым выборам сенаторов делают коммунистов вполне либеральной (по нынешним временам) политической силой.
Строго говоря, парламентская республика — давняя идефикс КПРФ. Но в 1990-х и даже в начале нулевых соответствующие инициативы, озвучиваемые Зюгановым и его сподвижниками, рассматривались как попытка купировать рыночные реформы за счет получения контроля над формированием кабмина. Конечно, глупо утверждать, что коммунисты теперь перековались в завзятых рыночников. Но проблема в том, что противников экономических свобод сегодня достаточно и во власти. Свидетельством чему хотя бы заявления президентского советника Сергея Глазьева.
Кремль устами президентского пресс-секретаря Дмитрия Пескова от них дистанцируется. Но существующая система принятия решений и та скорость, с которой в последнее время Кафка и Пелевин становятся былью, не дают полной уверенности в том, что глазьевское мнение не перейдет из разряда экспертных в определяющие.
Поэтому сегодня правые не меньше левых заинтересованы в повышении транспарентности политической системы. И, стало быть, многие идеи, высказанные в докладе Рашкина и преобразованные в законодательные инициативы КПРФ, объективно играют на расширение и диверсификацию коммунистического электората.
Одни будут голосовать за коммунистов в расчете на сохранение и приумножение социальных благ. Другие — в надежде на возвращение утраченных и защиту еще оставшихся свобод. С точки зрения политэкономической теории эти цели диаметрально расходятся.
Но на практике и на сравнительно непродолжительном временном отрезке данный «коктейль» может оказаться весьма действенным.
Собственно, не менее противоречивые задачи стояли чуть менее полутора десятков лет назад перед создателями «Единой России». Либералов, силовиков, региональных «тяжеловесов» и «семью» сплачивало лишь желание навсегда похоронить политические амбиции коммунистов и обеспечить стабильность новому хозяину Кремля.
А дальше, что называется, начинались варианты. Одни считали, что без формирования пропутинского консенсуса невозможно проводить необходимые стране структурные реформы. Для других это было необходимое условие «бархатного» передела собственности. Для третьих — наоборот, страховка от национализации и конфискации активов, приобретенных в ходе ельцинского правления.
Чьи надежды оправдались, а чьи — нет, обсуждать здесь не будем. Это общеизвестно. Примечательнее другое. Сегодня именно КПРФ может стать главной угрозой для режима, установившегося и укрепившегося благодаря широкой антикоммунистической коалиции. А предотвратить новый «коммунистический реванш» исключительно с помощью «переворота» в КПРФ, похоже, не удастся. И не только потому, что Рашкин опровергает предположение, что его доклад — заявка на партийное лидерство. Сам по себе этот документ, как мы отмечали выше, не менее консенсусный, чем тот же зюгановский законопроект по санкционным продуктам. Да и у рашкинской борьбы с Ириной Яровой или высокими зарплатами руководителей госкомпаний наверняка найдутся сочувствующие далеко за пределами «красного» электорального пояса.
В сложившейся ситуации трудно найти для Кремля иной вариант нейтрализации коммунистов, кроме как привлечение на свою сторону либеральной части общества, разочарованной и настороженной последними действиями и решениями властей. Но готовность президента и правительства к новому правому повороту представляется, мягко говоря, неочевидной.