Политтехнологическое сообщество России взбудоражено: ЦИК представил схему новой нарезки одномандатных округов по выборам в Государственную думу, которая будет действовать следующие 10 лет. На кону — передел (или освоение, кому как больше нравится) рынка общей стоимостью от $225 млн (оценка политтехнолога Вячеслава Смирнова) до $1,125 млрд (оценка политолога Евгения Минченко). Так что нервозность профессионалов политпиара, вылившаяся в жаркие споры в социальных сетях, вполне оправданна.
Если вкратце, то суть изменений по сравнению с предыдущими выборами заключается в том, что новые округа будут практически везде включать в себя и городское, и сельское население. Например, если раньше областной центр, такой как Тула, был единым округом, то теперь город будет разделен пополам, и к каждой половинке прикрепят сельские территории (впрочем, «сельские» они только на жаргоне политтехнологов, на самом деле большая часть их избирателей проживает в малых городах).
В обсуждение включаются и сами политики, и политологи, и общественные активисты, которые дают решению ЦИКа самые противоречивые оценки. Если пиарщиков интересуют сугубо технологические вопросы: как лучше выстроить работу в одномандатном округе для того или иного кандидата, что необходимо поменять с учетом «лепестковой» конструкции, то экспертов и участников больше волнуют вопросы справедливости нарезки и мотивация данного решения. Высказывается мнение, что это очередная инициатива власти, призванная дать преимущество ее кандидатам. Мол, выдвиженцу от оппозиции априори будет труднее вести работу в округе, где перемешаны разные слои населения, что консервативные селяне призваны «тушить» своим провластным голосованием протестные порывы горожан.
Разумеется, эти опасения оправданны. Кремль (а Центризбирком поступает согласно его воле; думаю, в автономность Чурова никто всерьез не верит) никогда ничего не делает с целью ослабить себя и поспособствовать оппозиции.
Но так ли уж значимо само по себе решение ЦИКа? Меняет ли оно что-то кардинально?
В связи с «лепестковой» перенарезкой всплыло слово «джерримендеринг». Так в США, а затем и во всем мире стали называть процесс изменения границ электоральных округов с целью создать благоприятные условия для одного из кандидатов. Слово это известно с 1812 года, и уже 200 лет джерримендеринг остается актуальным явлением в Америке, вокруг которого ломается немало копий. Но внимательное изучение джерримендеринга в США показывает, что на самом деле электоральная действительность гораздо сложнее бытующих мифов и представлений.
Провести «идеальные» границы невозможно. Любая нарезка встречает возражения. Например, в некотором штате, посылающем в конгресс пятерых депутатов, проживает 40% избирателей-демократов и 60% избирателей-республиканцев. С помощью различных манипуляций можно сделать так, что все пять округов достанутся республиканцам, или, напротив, что у демократов будет три гарантированных места. Какие электоральные границы считать справедливыми? Должны ли законодатели учитывать политические предпочтения сограждан при их установлении? А как в таком случае быть со сторонниками иных партий, с неаффилированными или переменчивыми избирателями? И справедливо ли иметь округа только из жителей богатых пригородов и округа только из жителей бедных депрессивных кварталов? Ряд американских политологов, кстати, убеждены, что джерримендеринг повышает политическую конкуренцию, ибо делает борьбу в округах с размытой идентификацией острее.
Все эти вопросы обсуждаются в Штатах два столетия и окончательные ответы на них не найдены. Отцы-основатели, предвидя будущие конфликты, внесли положение в Конституцию, что границы округов по выборам в Палату представителей должны пересматриваться каждые 10 лет. Но исполнение этой нормы порождает всякий раз немало споров. Более того, в последнее время создаются так называемые majority-minority district в рамках политики утверждения меньшинств и расового равенства, в которых, к примеру, негритянское население имеет возможность избрать своего кандидата. Верховный суд США трижды в последнее время рассматривал проблемы, с ним связанные («Шо против Рено», «Миллер против Джонсона», «Буш против Вера»), и признал конституционность их создания.
Иными словами, обвинения в джерримендинге — извечный недостаток мажоритарной системы. В Америке придумано только одно средство для смягчения возможных конфликтов при определении электоральных округов — широчайшее участие в установлении их границ всех заинтересованных сторон, диалог представителей различных политических и общественных групп. Это уменьшает возможности для обвинений в предвзятости и несправедливости. Например, в Калифорнии недавно была создана California Citizens Redistricting Commission, которая уполномочена выносить решения по избирательной перенарезке. В нее входят пять демократов, пять республиканцев и четыре внепартийных представителя.
Но все это возможно лишь в условиях, когда между участниками политического процесса существует взаимное доверие, когда власть не сама по себе, а отражает пожелания избирателей.
Конституции США 230 лет, и число поправок к ней минимально, потому что изначально все соблюдают правила игры. И еще потому, что основной закон был написан не для того, чтобы кому-то дать преимущество, не из узкопартийных целей и не на злобу дня.
В России ничего подобного не наблюдается. Конституция 1993 года — конституция победителей в гражданском конфликте. Все привыкли, что декларируемые Кремлем цели не имеют ничего общего с реальностью. Вспомним возвращение губернаторских выборов в 2012 году. Получило ли общество хоть на йоту больше возможностей влиять на власть в регионах? Или вспомним введение в начале 2000-х обязательных партийных списков на выборах в законодательные собрания. Сколько тогда было разговоров о том, как такая мера будет стимулировать многопартийность, как повысит значение партий в регионах!
Более того, само решение 1993 года (инициированное депутатом Виктором Шейнисом — одним из основных разработчиков первого закона о выборах в Госдуму), что половину мандатов следует распределять по партийным спискам, привело к своей полной противоположности — партийное строительство было дискредитировано, партии превратились в бизнес-проекты по продаже депутатских мандатов. Достаточно вспомнить членов фракции ЛДПР, ныне осужденных за организацию убийства Галины Старовойтовой. А ведь Шейнис, опять-таки, исходил не из идеалистических побуждений, а вполне прагматических: мол, через партийные списки «демократы» получат преимущество в Думе.
Одномандатный округ в России что в 1990-е, что сегодня — это не школа демократии, а состязание денег и технологий, под пристальным административным контролем. Недаром в политтехнологической тусовке обсуждение идет не о возможностях для рядовых граждан свободно выдвинуть своего представителя, а о том, куда и на что должен тратить деньги кандидат. А гражданское общество молчит — на региональных интернет-форумах нет горячих обсуждений того, кто и как теперь сможет баллотироваться. Все понимают, что населению отведена роль статистов и что возвращение одномандатных выборов — симулякр.
Даже если в каких-то округах победят не представители «Единой России», то это ровным счетом ничего не изменит (вспомним результаты победы Евгения Ройзмана в Екатеринбурге или Анатолия Локтя в Новосибирске). Вспоминаю и родную Тульскую область и последние одномандатные выборы, прошедшие там в 2003 году. В так называемых сельских районах побеждают кандидаты — противники «единороссов»: Самошин и Савельев. Их первое решение в Думе — вступление во фракцию «Единой России». Напротив, в перестройку, в 1989-1991 годах, какие только нормы не вводились с целью дать преимущество провластным кандидатам, но ничто не могло помочь КПСС.
Потому что общество в тот момент было политическим активным и неравнодушным.
Так что понятие джерримендеринга актуально либо в демократических странах, как США, либо в странах, находящихся в состоянии трансформации, как СССР в 1989-1991 годах. В современной же России «лепестковая» нарезка всего лишь одно из бесконечного множества ухищрений власти, призванных гарантировать неизменность политического строя. Не случайно в России избирательные правила так часто меняются, что сама их смена не представляется чем-то заслуживающим внимания. Практически к каждым выборам власть придумывает что-то новенькое — но в перспективе видно, что она просто страхуется. Даже если бы Путин не отменил в 2004 году избрание губернаторов, а выборы в Госдуму в 2007 и 2011 годах проходили по старым правилам, вряд ли бы что-то в стране изменилось всерьез. Так что, хотя нас уверяют, что новые границы округов — это на 10 лет, быть уверенными в этом никак нельзя.