С тех пор как российские организаторы выборов поняли, что лучше отказаться от массовых фальсификаций в день голосования и подсчета голосов, они стали уделять больше внимания другим избирательным технологиям. Одна из них — так называемые временные избирательные участки. В отличие от обычных участков, образуемых раз в пять лет, временные можно создавать за три дня до дня голосования на «предприятиях непрерывного цикла производства». Таким предприятием, понятное дело, может оказаться что угодно: от завода по производству колючей проволоки до овощебазы. У временных избирательных участков есть несколько «полезных» качеств: во-первых, состав участковых комиссий формируется на скорую руку и фактически назначается руководством предприятия, во-вторых, туда легко можно не пустить наблюдателей, в-третьих, список избирателей на таких участках никто не проверит, в-четвертых, всегда приятно, когда избиратели голосуют под контролем начальства. При этом временные избирательные участки образуются отнюдь не из соображений удобства избирателей. Проверить правильность голосования на временном избирательном участке крайне трудно, а часто — просто невозможно.
Между голосованием на нашем временном избирательном участке и голосованием на референдуме в Крыму слишком много аналогий.
Тем не менее основной изъян крымского референдума не в том, что голосование и подсчет проводились там по российским лекалам «открытости и прозрачности». Более того, не исключаю, что голосование и подсчет, так же, как теперь и в России, стали наиболее приличными процедурами во всей этой кампании.
У меня нет сомнений, что люди, достаточно долго населяющие достаточно большую территорию, имеют право самостоятельно решить вопрос о статусе этой территории. И право наций на самоопределение здесь ни при чем, поскольку территорию часто населяют несколько наций, а среди людей, да и наций тоже, имеются разные точки зрения. Может ли, например, население Сахалина или Калининградской области провести референдум о статусе этих территорий? Или китайцы, компактно проживающие в Амурской области, реализовать право нации на самоопределение? Принципиально — да, но что-то удерживает жителей этих территорий от подобного референдума.
Дело в том, что подготовка такого референдума — совсем непростое и небыстрое дело. Потому что надо определить не только процедуры, но и дать возможность жителям осмысленно и взвешенно принять решение, а это значит — дать возможность провести обстоятельную агитацию и предусмотреть проблемы, которые возникнут при том или ином решении.
А если референдум проводится по правилам, небрежно написанным на коленке, за десять дней, при массированной пропаганде только с одной стороны, да еще и при наличии на территории неопознанных людей с оружием, то такому референдуму никто не поверит. Кроме, конечно, тех, кто этот референдум проводил.
Хуже того, эффект будет обратным: вместо согласования — цели всякого референдума — он спровоцирует дальнейшие конфликты.
К оценке крымского референдума можно подойти с формальной и неформальной точек зрения. Если говорить о юридических основаниях референдума и не затрагивать при этом уже много раз везде упомянутые международные правовые нормы, ратифицированные Россией документы и даже украинские законы, то остается обратить внимание на Временное положение о республиканском (местном) референдуме в Автономной Республике Крым. Не утомляя читателя подробностями, отметим основные особенности этого принятого в спешке и с опечатками документа.
Три детали позволяют говорить, что организаторы референдума перекрыли российские стандарты.
Во-первых, Положение не предусматривает порога явки, установленного для всех российских референдумов. Между тем явка менее 50% для референдума опасна и бессмысленна. Во-вторых, полностью отсутствует регламентация работы с бюллетенями референдума. В-третьих, посвященный агитации раздел написан в общих чертах, занимает меньше страницы, что и понятно, потому что времени на агитацию просто не было.
Другие детали Положения как бы юридически закрепляют традиции российской избирательной практики. Процедура пополнения списка избирателей в день голосования полностью в компетенции председателя и секретаря (вопреки декларации о коллегиальности работы комиссии), которые назначаются вышестоящей комиссией. Предусмотрен «предварительный список» и внесение в него изменений, в том числе в день голосования.
В противоречии с утверждением о том, что все процедуры проводятся «открыто и прозрачно», Положение не только не предусматривает гарантий общественного контроля, а скорее запрещает таковой. Нахождение в избирательной комиссии лиц, отличных от членов комиссии, допускается только с разрешения председателя. Даже специально указано, что избиратель может находиться в помещении комиссии не дольше, чем для осуществления голосования. При подсчете фактически не предусмотрено никаких механизмов контроля – ни общественного, ни взаимного.
О дне голосования и подсчете голосов мы знаем немного, организаторы выборов не приветствовали самодеятельность по части наблюдения и неофициального информирования. Специально приглашенные наблюдатели от российского ЦИК и несколько записных иностранных «одобрятелей» российских выборов общей численностью 70 человек традиционно сообщили о том, что референдум прошел в соответствии с международными стандартами. Известный своей любовью к нынешним российским властям финн Йохан Бекман даже нашел «психологическое давление со стороны иностранных журналистов на работников участков для голосования», о чем, за неимением более компетентных информаторов, многократно сообщили российские СМИ.
Глава крымской ЦИК Михаил Малышев был озабочен тем, что украинских военных не выпускают из частей для голосования. По его версии, это делают командиры частей, хотя, как известно, украинские воинские части окружены отрядами самообороны с неопознанным гражданством. Официозные сообщения о строгостях при включении в список избирателей (не дали проголосовать бывшему президенту Крыма Юрию Мешкову) контрастируют с сообщениями о голосовании россиян — военных и гражданских.
Основывать сейчас свои выводы о прошедшем референдуме на противоречивых сообщениях о качестве голосования совершенно бессмысленно: неясно, в какой мере они соответствуют действительности. Да и не это главное.
Этот референдум можно и нужно было проводить. Но не сейчас и не так. А так — получился не референдум, а провокация.