Этот год останется в памяти годом сплошной административной катастрофы, особенно заметной в социокультурной и интеллектуальной, научно-образовательной сферах. Отрасль продолжает жить и работать в состоянии стресса, близкого к истерике. Источник этих методично организованных скандалов и бед — само государство. При всем традиционном рукоблудии российского начальства такого беспардонного вмешательства в жизнь науки и культуры в нашей истории еще не было, ни при царях, ни при генсеках. И вот оно: реформы на поражение. Зачем это нужно лидеру, как раз сейчас озадачившемуся темой «учебника истории» (будущей памятью о себе), не совсем ясно. Хотя...
Обострение началось после рокировки, фальсификата на выборах и политического «развода» власти с интеллектуальным сообществом. Но 2013 год стал в этом отношении ударным. На графике реорганизационной активности последних лет и десятилетий, если не веков, здесь мы видим аномальный, патологический всплеск, явно требующий диагноза и лечения.
Каждая новая потрясающая всех инициатива власти поднимает вопрос: а что, собственно, случилось?
Почему именно здесь и сейчас, в этот уникальный исторический момент? (В академической артикуляции: с какого бодуна?) Что стряслось в стране такого, что именно теперь кидает начальство на отчаянные, размашистые деяния, не приходившие в голову руководству страны (да и других стран) даже в самые мрачные периоды нашей многострадальной истории? Вряд ли проблема только в том, что у прошлых правительств на такие подвиги не хватало решимости.
На все это мрачной тенью ложится вышеупомянутый «развод» власти с интеллигенцией. В этой среде резко сжалась категория искренне лояльных. Фронда пополнила свои ряды, определилась и ужесточилась. И наоборот, для удержания при себе оставшейся свиты власти нужно все больше пряников и кнутов. Продолжающие лебезить окончательно теряют лицо, они сами это чувствуют, что неприятно, а потому «развод» по большому счету достал всех. Случись что, эти люди первыми сбегут с корабля и громче других будут поносить тех, кто сейчас у штурвала и кормит их с руки. Власть это тоже знает, а потому ополчается на данное сообщество как на класс, в целом. Отсюда тайная, но постоянно прорывающаяся враждебность ко всем живущим умом и талантом, а не только горбом и задом.
Самое простое в этом — чудеса кадровой политики, символ которой — «эффект вагонзавода». На политическую должность поставили начцеха всего за один эпизод самоотверженной лояльности, выразившейся в готовности разобраться с Москвой при помощи мужиков и танка. Затем Света из Иванова продемонстрировала убожество наших «лоялистов от сохи» — и тут же попала в обойму телезвезд на раскрутке. Эксперимент был недолгим, девочку жалко, но и здесь важен принцип кадровой мести (плевок).
Свежие назначения в ведомствах культуры, образования и науки не то же самое, но осадок остается. Когда на такие отрасли бросают людей, не имеющих к ним отношения по уровню подготовки и творческих претензий, что-то в этом светит из Иванова. Здесь есть унижение непослушной, вечно фрондирующей «прослойки», но и заготовка на погром, какой может учинить только человек со стороны, нечаянно пригретый и даже близко не понимающий, на что он руку поднимал. Камень вложили — и вперед!
На политическую мстительность накладывается карьерная. Попадая в чуждую среду, в которой он никто, человек невольно озлобляется и начинает мстить дикой реорганизацией, убедив себя и руководство, что отрасль в упадке и надо пустить кровь. Заведомо недостоверный, фейковый характер таких доказательств никого не волнует, как, например, с библиометрией и «Картой российской науки», которая является даже не кривым зеркалом, не карикатурой, а просто ложным доносом. Причем не только местному начальству, но и всему миру. Деньги, потраченные на создаваемый из ничего имидж России, соизмеримы с бюджетом, брошенным на то, чтобы в глазах российской и мировой общественности наш творческий и научный потенциал грубо оболгать, унизить и оскорбить. Так страна встречает новый год, назначенный быть годом культуры, идентичности и вспышки патриотизма.
Сказывается и то, что сейчас сама власть заступает на эту территорию, примеряя образ интеллектуального, духовного лидерства. Там свое сопровождение, свой эскорт, воспринимающий внешнее творческое и интеллектуальное сообщество как конкурента и угрозу. В симфонию «мысли и власти» неудобно вмешиваются люди извне, показывающие, что проблема не только в политическом и идейном курсе, но и в том, что власть в этом плане обслуживают плохо, неграмотно и халтурно. Цитата из Бердяева выглядела мудрой и эффектной, пока знающие люди не показали, что она вырвана из контекста, который в рамках данного Послания лучше не вспоминать. Когда власть сама берется учить всех духовной мудрости и морали, надо, чтобы этому никто не мешал. Пусть лучше день и ночь думают о судьбе родного института, всей профессии и своей лично. Иногда похоже, что реорганизаторам просто дали команду «фас». Что было бы неумно: пока на это сообщество накинешь намордник, самого так покусают, что усилия не окупятся, а то и вовсе забудешь, кто ты есть и где твой дом.
И конечно же сугубо частный, личный интерес, связанный с перехватом статусов, позиций, недвижимости и ресурсов.
Однако и этот взрыв хватательной активности случился не сам по себе, а тоже по сигналу. Реакция власти на протест послужила примером для вертикали: все дозволено! Теперь можно вообще ничего не стесняться и вовсе не оглядываться на такие сдерживающие факторы, как мнение общества, репутация, форма действия, закон и право. Вертикаль решила: раз власть «победила» протест, преодолев испуг и элементарные приличия, это отдает побежденное население на потребу и всему воинству. Отряды линейной бюрократии повели себя, как гарнизоны в захваченных городах, не гнушаясь грабежом и насилием, а то и мародерством. Вообще-то дальновидные полководцы такое вовремя останавливают: жизнь войной не заканчивается.
Более глубокие мотивы связаны с судорожным активизмом, всегда возникающим, когда человека поглощает страх перед ускользающей реальностью. Управление — это тоже своего рода производство. Продуктом здесь является состояние экономики, институтов, социальной среды, знания, культуры. Когда все это перестает получаться, бюрократия начинает производить не продукт как таковой, а сами реформы. Классический сдвиг мотива на цель. Власть, не способная помогать культуре производить ценности, а науке знания, начинает жить по принципу «движение — все, цель — ничто» (лозунг, который наш лидер по наводке своих штатных эрудитов как-то приписал Троцкому, спутав Льва Бронштейна с Эдуардом Бернштейном). Постепенно это бегство от реальности в заполошный реформизм начинает производить впечатление психоза. Вслед за ведомствами и сами отрасли начинают производить не продукт, а показатели, не знания, а индексы. Только что общался с физиком из Австралии, который подтвердил: эта страна по причине все того же провинциализма тоже ударилась в индексы... и за несколько лет угробила свою науку. Там ушли лучшие — и у нас уйдут, уже уходят. Пустота культивирует серость.
Невротическое бегство от реальности в реорганизацию имеет и ориентированный в будущее политический смысл. Власть скрывается в таком активизме от своей недееспособности, но и увлекает само население в мир слияний, сокращений, закрытия институтов и открытия агентств. Так она диверсифицирует проблемы и распыляет, деконцентрирует внимание. Это нужно, чтобы нация не слишком сосредоточивалась на базовых проблемах («при чем тут борщ, когда такие дела на кухне?!»). Кроме того, все это психологически сглаживает переход в кризис из разрекламированной стабильности: когда придет настоящая беда, наши люди будут уже в тонусе и с иммунитетом.
Следующий год покажет, насколько разрушительным окажется наступление власти с законодательного и организационного плацдарма, заготовленного в году уходящем. История циклична: в 1914-ом началась Первая мировая.