Сетевой активизм и прямая демократия все чаще подрывают суверенитет государств и власть глобальных коррумпированных элит
Словно экспресс-тест на вменяемость, публикация «панамского досье» провела моментальную ревизию политических режимов по всему миру. В Великобритании премьер-министр Дэвид Кэмерон, чей покойный отец использовал офшорные схемы, вторую неделю находится под огнем критики. В Аргентине федеральный прокурор инициировал расследование в отношении президента Маурисио Макри, который подозревается в намеренном сокрытии своих связей с офшорами. В Пакистане документы из досье затронули 200 граждан, в том числе троих детей действующего премьер-министра Наваза Шарифа, который обратился к нации на следующий день после публикации документов и создал специальную комиссию по расследованию. Наиболее радикально отреагировали в Китае, где семьи восьми членов Политбюро имели бизнес с Mossack Fonseca — там наложен полный запрет на упоминание досье в прессе, а в интернете блокируются любые сайты со словом «Панама».
На этом фоне Россия, один из главных фигурантов «панамского досье», являет собой образец олимпийского спокойствия, для нас офшорный скандал что божья роса.
Население разочаровано размером предполагаемой коррупции: каких-то два миллиарда!
Действительно, по меркам дороги Адлер — Красная Поляна, моста на остров Русский, Алабяно-Балтийского тоннеля и стадиона «Зенит» Панама — сущие пустяки, не русский размах. За державу обидно! Кремль, преждевременно запаниковавший в лице Пескова, быстро пришел в себя и выдал череду блестящих гэгов, один уморительнее другого: «панамское досье» — признак «путинофобии» и желание скрыть успехи России под Пальмирой, виолончелист Ролдугин на $2 млрд закупал инструменты для музыкальных школ, а ФСБ через офшорные схемы спасала национальные телекоммуникационные сети от захвата американцами. В качестве контрпропагандистской меры телеканал «Россия» наспех состряпал очередное «разоблачение» Алексея Навального, который оказался агентом ЦРУ и МИ-6 и пособником в убийстве Сергея Магнитского. А если вопросы о «панамском досье» и всплывут в очередной «прямой линии» Владимира Путина 14 апреля, то можно не сомневаться, что президент отметет их с фирменным цинизмом, под смех и аплодисменты аудитории. Складывается впечатление, что все антикоррупционные расследования в России падают, как камни в пустоту: можно бесконечно долго прислушиваться, когда они ударятся о дно, но снизу тихо: дна нет.
Между тем, на карте мира есть одно место, где «панамское досье» привело к тектоническим сдвигам – это Исландия.
После того как раскрылась связь премьер-министра Сигмундура Давида Гуннлейгссона с офшорами его жены, в Рейкьявике стали собираться небывалые по численности митинги, насчитывавшие до 30 000 человек (10% населения страны) с требованием отставки премьера. И хотя отставка последовала, митинги продолжаются, теперь с требованием отставки всего кабинета министров и новых выборов. В случае внеочередных парламентских выборов существует вероятность победы Пиратской партии Исландии, которая уже год лидирует по данным опросов общественного мнения (около 33% избирателей). Партия, которую возглавляет бывшая представительница WikiLeaks Биргитта Йонсдоттир, выступает за свободу информации, неприкосновенность частной жизни, реформу авторских прав, а также за введение в Исландии прямой демократии.
… Я стою на высокой скале над обрывом. Внизу расстилается бескрайняя равнина с реками, озерами, холмами и далекими снежными горами на горизонте. Прямо под ногами – зеленые луга, на которых стоят аккуратные белые домики, церковь с флагом Исландии и памятные камни. Это исландский национальный парк Тингведлир, уникальный геологический и исторический ландшафт. Здесь проходит континентальный тектонический разлом: я стою на североамериканской плите, а равнина внизу – на евразийской; плиты медленно расползаются со скоростью около 1 см в год. И это же место почти 11 веков назад, в 930 году, было выбрано исландцами для созыва первого парламента, Альтинга. Эта долина лежала на перекрестке дорог, ведущих из дальних углов Исландии, и в начале лета делегаты со всей страны сходились на вече, которое было одновременно законодательным и судебным органом. С высокого камня под названием Легберг (Скала закона) предлагали законы и произносили речи, читали стихи и саги; тут же заключались и расторгались браки. В 1000 году здесь было принято христианство. Альтинг собирался до 1798 года, пока не был распущен датчанами, правившими в тот период островом. Но на этом же месте в июне 1944 года было объявлено о независимости Исландии.
На этой широкой равнине, по которой плыли тени облаков, я физически чувствовал течение геологического, ледникового времени – но также и времени большой истории, осознавал прочность и глубину местной демократической традиции, идущей еще от языческих времен Старшей Эдды, от военной демократии викингов. В ХХI веке эта традиция проявила себя в полной мере: Исландия, один из мировых лидеров по части демократии, свободы прессы и толерантности (она была первой страной в мире, которую в 2009-2013 годах возглавлял открытый гомосексуал – премьер-министр Иоханна Сигурдардоттир, а мэром Рейкьявика в 2010-2014 был настоящий анархист Йон Гнарр), поставила в 2010-2012 годах конституционный эксперимент. Суть его в том, что новую конституцию страны решили написать по принципу краудсорсинга: в обсуждении предложили принять участие всему населению (в Исландии имеют выход в сеть практически все). Сначала определялись общественные приоритеты и национальные ценности: участники делились на группы для обсуждения отдельных тем, например прав человека. Затем было выбрано 25 обычных граждан, которые должны были составить конституционную ассамблею и написать конституцию. Они работали 4 месяца ежедневно, выкладывая результаты в сеть для обсуждения. После этого проект конституции был рассмотрен в парламенте и наконец утвержден на общенациональном референдуме в 2012 году: так Исландия стала первой в мире страной, где конституция была написана при участии всего населения.
Неудивительно поэтому, что именно в Исландии офшорная коса нашла на камень: свободный народ, воспринимающий слово «демократия» всерьез, не захотел мириться с привычной коррумпированностью сильных мира сего: президентов, политиков, банкиров, футболистов (в панамском досье фигурируют имена Лионеля Месси и Мишеля Платини) и даже виолончелистов. В стране гейзеров произошло политическое землетрясение, и через Исландию сегодня проходит тектонический разлом мировой политики: с одной стороны, власть коррумпированных глобальных элит, которые пользуются возможностями глобального рынка для ухода из-под национальных фискальных юрисдикций, скрывают свои сверхдоходы, покупают политиков, партии и целые Олимпиады, с другой – воля масс, которые благодаря интернету и открытым данным впервые в истории получили наиболее полный доступ к информации и способность к сетевой организации. Исландия в этом смысле – не демократическая аномалия, а возникающая модель нового миропорядка, в котором транснациональный сетевой активизм (который иногда становится «хактивизмом») может подорвать властную монополию транснациональных элит.
Эта новая модель имеет три ключевые характеристики. Во-первых, это новый тип организации. Вызов системе бросают бунтари-одиночки, как Эдвард Сноуден и Джулиан Ассанж (хотя за последним и стоит сетевая структура WikiLeaks), или мощные транснациональные сети: сотни дисциплинированных анонимных и добровольных участников, работающих не за деньги (что сложно понять российской власти), а за интерес, за радость участия в очищении власти от коррупции. Международный консорциум журналистов-расследователей (ICIJ) – хороший пример такой сети, с сотнями мотивированных профессионалов-добровольцев, копающих долгие месяцы в полной конфиденциальности и анонимности, хотя каждый из них мог бы дорого продать сенсационные материалы своему изданию. В России такой сетью является Фонд борьбы с коррупцией (ФБК) Алексея Навального, который функционирует при минимальных финансовых ресурсах (по словам Навального, фильм «Чайка» обошелся всего в 250 000 рублей), за счет энтузиазма участников, работающих в разных странах мира. Здесь прорисовываются контуры глобального гражданского общества, о котором уже не первое десятилетие говорят политологи-визионеры Дэвид Хелд и Джон Кин и которое может стать первым шагом к глобальному управлению (Global Governance).
Во-вторых, в раскрытии «панамского досье» и в реакции на него большей части мирового сообщества (за исключением России, Китая и ряда других авторитарных стран) проявился возрастающий запрос на нравственную политику. В самом деле, если в развитых обществах уже работают принципы нравственной экономики (устойчивое развитие, минимальный экологический след, отказ от эксплуатации работников в "третьем мире"), за которые потребитель готов платить премию, то сейчас приходит время нравственной политики, как видно из демократических движений 2010-х, от Occupy Wall Street до «революций достоинства» на каирском Тахрире и на киевском Майдане и до нынешних антикоррупционных волнений в Бразилии, которые могут закончиться отставкой президента Дилмы Русеф. Здесь проявляется отмеченный социологом Рональдом Инглхартом сдвиг в постматериальном обществе: от ценностей выживания к ценностям самовыражения, среди которых одними из главных являются достоинство человека и нравственность власти.
И в-третьих, новая модель власти приближается к формам прямой демократии, как тот же краудсорсинг конституции в Исландии и различные плебисцитарные интернет-проекты. Развитие человеческого капитала и сетевых технологий подходит к тому пределу, когда массам населения больше не нужны посредники-представители и сам класс профессиональных политиков и становится возможна описанная философом Юргеном Хабермасом «делиберативная демократия», при которой все граждане принимают участие в общественной дискуссии и демократичность системы прямо пропорциональна ее информационной открытости.
Эти три силы – сетевой активизм, запрос на нравственную политику и прямая демократия – подрывают традиционные локусы власти и суверенитет национальных государств. В России могут сколько угодно делать вид, что «в Багдаде все спокойно» и смеяться над некомфортными для власти демократическими процедурами и неудачливыми исландскими политиками, уходящими в отставку. Однако на деле все происходящее имеет прямые последствия и для Кремля: процесс делегитимации правящего режима уже запущен. Можно создать какую угодно Нацгвардию, расставить на каждом углу по жандарму, можно ограничить по китайскому примеру доступ в интернет – но это будут пустые формы государства без основного содержания: легитимности. Распад российской государственности идет полным ходом: вслед за уничтожением выборов и политики как таковой, вслед за демонтажом социального государства и мощным ударом по экономике, нанесенным аннексией Крыма и санкциями, вслед за разрушением судебной власти и конституционного пространства России (самый яркий пример – Чечня), становится очевиден коррупционный размыв самой сердцевины российской власти. Особенно он заметен извне: несмотря на скромный объем разоблачений и отсутствие прямых улик против Путина, заголовки и обложки мировой прессы последних десяти дней нанесли непоправимый репутационный ущерб России, окончательно переведя ее в лигу коррумпированных режимов.
Но также и внутри страны, расследования последнего года, от «Чайки» до «Панамы», неопровержимо свидетельствуют, что власть в России превратилась в распилочную фабрику и что нынешний чекистский режим является не преодолением, а завершением криминального проекта 1990-х, только тогда «ураганили» в масштабах одного города или региона, а сегодня – в масштабах глобальной экономики.
Последуют ли оргвыводы? Вряд ли в ближайшее время.
Прямых политических последствий не стоит ожидать, особенно в рамках жестко контролируемого избирательного цикла 2016-2018 годов. Но лед тронулся, процесс распада традиционной власти запущен, и что важно – он не российской только, а общемировой. Долгий, тектонический, как расползание литосферных плит в Исландии, и неостановимый; Россия в нем – лишь частный случай. Когда и в какой форме этот распад власти произойдет – вопрос времени и исторической случайности, непредсказуемого риска, «черного лебедя», которые в последнее время прилетают все чаще и чаще, словно готовя сцену для нового «Лебединого озера».