Смертельная амнезия: почему нам не хотят рассказывать о трагедиях в Воркуте и Москве

Страшные новости последних дней – гибель 36 горняков на шахте в Воркуте и убийство 4-летней девочки в Москве – заставили нас говорить не только об общественных проблемах, стоящих за этими трагедиями, но и об особой роли федеральных массмедиа. Ужасная судьба горняков, заживо погребенных на 800-метровой глубине, очень мало обсуждалась на федеральных телеканалах — в субботу лишь в главной вечерней программе страны, во «Времени» на Первом с Екатериной Андреевой, вслед за 20 минутами новостей из Сирии (6 сюжетов!) промелькнул успокаивающий 30-секундный ролик о ликвидации последствий аварии – и ни слова о замурованных в шахте людях. В эти же самые часы в альтернативном информационном пространстве, соцсетях, шло обсуждение шансов Леонардо Ди Каприо на "Оскар", о шахтерах там вспомнили лишь на следующий день, когда было уже поздно и спасательную операцию прекратили.

Двумя днями позже, когда узбекская няня отрезала голову девочке и бегала с ней у метро с криками «Аллах акбар!», а стражи правопорядка в ужасе жались по стенам, боясь к ней приблизиться, федеральные каналы снова замолчали происшествие, и только Lifenews вел трансляцию в прямом эфире и соцсети разрывались от свидетельств очевидцев. Два крупнейших инфоповода, которые в открытом обществе могли бы взорвать медийное и политическое пространство, стать поводом для разговора об устаревшей инфраструктуре угольной отрасли и бесправном положении шахтеров, о бессилии профсоюзов и о неготовности силовых структур к террористическим угрозам, в федеральном эфире прошли практически незамеченными: страна продолжала праздновать триумф российского оружия в Сирии и «Оскар» Ди Каприо, у которого, как не уставала повторять с придыханием пресса, была русская бабушка.

Ничего удивительного в этом нет.

События в России давно стали второстепенными для пропагандистских СМИ (если только это не аудиенция того же Ди Каприо у Путина). Вот если бы мигрантка с головой девочки бегала не у "Октябрьского поля", а у станции берлинского метро «Гогенцоллернплатц», вот тут бы нам рассказали — спецвыпуски новостей, журналистские расследования («у девочки есть русские корни!»), заявления Госдумы и Павла Астахова, демонстрации русскоязычных немцев против миграции. А если бы авария на шахте случилась не в Воркуте, а в украинском Павлограде — тут уж одной Госдумой не обошлось бы, Следственный комитет бы чего-нибудь возбудил, мы бы узнали от Дмитрия Киселева и Петра Толстого про беспомощность украинских спасателей, жадность олигархов, преступное молчание Кабмина и Верховной рады, а в российских городах появились бы хорошо оборудованные палатки для сбора помощи украинским горнякам.

В России сложилась парадоксальная ситуация, при которой федеральные СМИ рассказывают не о жизни в стране, а о параллельной реальности в Украине, Европе, Сирии. По выражению журналиста Алексея Ковалева, «самое важное в России происходит на греческо-македонской границе». Причем эта внешняя событийность во многом самой же Россией и создается: война на Донбассе, бомбардировки Сирии, конфликт с Турцией, подкуп европейских политиков и организация антимигрантских митингов в Европе – Россия производит эти действия не для стратегических выгод, а ради медийных эффектов, чтобы выгодно их продавать российской и мировой аудитории. Внешние кризисы – одновременно продукт и питательная среда для пропагандистской машины, замкнутый цикл насилия и лжи, которая порождает новое насилие. Упраздняя российскую действительность, телевидение становится галлюциногеном мощнее водки и религии, заставляя зрителей эмигрировать из реальности, полностью переехать во внешнюю информационную оболочку. Но когда реальность вдруг прорывается внутри страны – смертью шахтеров, безумной у метро – ее помещают в зону молчания.

Точно так же в 1920-е годы глушили голод мечтами о мировой революции, в 1930-е глушили страх "Гренадой", при Хрущеве питались новостями про Кубу, а при Брежневе закусывали водку рассказами про происки мирового сионизма. «Всемирная отзывчивость» русских, о которой писал Достоевский, оборачивается удивительной способностью россиян жить чужой реальностью, не замечая своей, замещением собственной жизни вымышленной, вытеснением неуверенности, страха, неустроенности бытия грандиозными планами по переустройству мира, "советами космического масштаба и космической же глупости".

Эта стратегия помогает поддерживать неуязвимость, тефлоновый имидж власти, которая не должна ассоциироваться с образами горя, боли, сострадания. Никаких сантиментов, открытости, личного участия в разрешении кризиса, никакого либерал-гуманизма в духе «Шамиль Басаев, как слышите меня?».

Только олимпийское спокойствие, чекистская выдержка, дозированная информация: «власти знают лучше», «не мешайте профессионалам делать свое дело».

Так было с «Курском», «Норд-Остом», Бесланом, так было с катастрофой «Когалымавиа» над Синаем, которую бесстыдно забалтывали, рассеивали в тумане версий о технической неисправности, пока не стало невозможным скрывать очевидное – что это был теракт. И тогда уже дали добро на сострадание, и появился траурный аватар с самолетом-пацификом.

Еще вернее здесь было бы говорить не только о власти, но о скорбном бесчувствии, психической анестезии целой нации. Наше общество пока не овладело языком эмпатии, сострадания, практиками коллективной скорби, проговаривания травмы и меморизации трагедий.  Это еще раз подтвердила недавняя годовщина убийства Бориса Немцова, нежелание Госдумы и местных властей почтить его память (в Москве продолжают разорять цветочный мемориал на Немцовом мосту, в Ярославле мэрия приказала убрать памятную доску), наряду с шествиями и акциями памяти в разных городах – потоки грязи в соцсетях. Вместо того чтобы сплачивать, национальные трагедии лишь сильнее раскалывают и поляризуют больное общество.

А может быть, новости об убитой девочке не показывали по федеральному ТВ, чтобы не травмировать психику зрителей – и во избежание антимигрантских и антиисламских настроений? Но почему-то те же самые каналы не щадили ранимых российских телезрителей, когда рассказывали бредни о «распятом мальчике» в Славянске и всячески разжигали антиукраинские настроения. А когда в январе 2013 года ресторатор и активист «болотного» протеста Алексей Кабанов убил и расчленил свою жену, прокремлевские СМИ смаковали детали убийства и подавали его как признак деградации либеральной  общественности и протестного движения… Так что и в случае с узбекской няней, и с воркутинскими шахтерами федеральные СМИ не берегли нервы зрителей, а занимались привычной медийной манипуляцией и социальной анестезией. Когда надо создать кризис или отвлекающий инфоповод – они могут до отказа выкрутить ручку ненависти, вывести людей на улицу, отправить их убивать в соседнюю страну. Но когда речь идет о реальных кризисах и угрозах обществу, о стабильности и неприкасаемости власти – они запускают усыпляющий газ. Но если не рассчитать дозу, то анестезия может оказаться смертельной: как та секретная смесь, что убила заложников "Норд-Оста", или инертный газ, который собираются закачать в шахту "Северная".