Режиссер Никита Михалков, министр культуры Владимир Мединский и еще десяток публичных деятелей придумали, как заставить российскую молодежь Родину любить. От имени Российского военно-исторического общества они предложили учредить патриотическое радио, патриотическое телевидение и даже патриотический интернет. Тема переросла первоисточник: после объявления о «контрнаступлении» в борьбе за «умы российской молодежи» интернет взорвался фантазиями об инфраструктуре патриотической пропаганды.
Товар, спрос на который растет по мере роста цены на него, называется товаром Гиффена. Как учит нас экономическая теория, он должен быть низкого качества, не иметь хороших заменителей и оказаться в топе розничных продаж во время кризиса. В России такими товарами считаются картофель, водка, хлеб и гречка.
Культура — тоже товар. Со своей, конечно, спецификой, но товар. Его потребляют. Точно так же, как и любой другой. Снимают упаковку, кладут на стол, достают ножи и вилки. Никаких исключений. Концерт барочной музыки, сборник стихов современного поэта, художественная выставка, посещение ресторана высокой кухни стоят в одном ряду с покупкой бензина, оплаты счета за электроэнергию, билетом на поездку в метро.
Вопрос: что из мира культуры является аналогом товаров Гиффена? Спрос на какой жанр будет расти в геометрической прогрессии во время кризиса, невзирая на стремительное удорожание и качество?
Может быть, это наша великая классика? Толстой, Лермонтов, Пушкин? Или знаменитый русский авангард? Кандинский, Малевич, Татлин?
Практика показывает, что нет.
Спрос на классику падает вместе со спросом на недвижимость, на предметы роскоши, авиабилеты и дорогие автомобили европейского производства. К сожалению, уволенный работник не ложится на диван с удовольствием читать повести Белкина, не идет бесплатно в местный краеведческий музей смотреть бивень мамонта и любоваться берестяными грамотами. Без средств к существованию он становится до тупости нечувствителен к изящному. С утра до ночи его ум занят тяжелыми мыслями о том, где бы ему раздобыть хлеб насущный для себя и своих близких. Какое уж тут парение духа? Лишь бы дети не ныли, лишь бы супруга навсегда не уехала к маме.
Но есть один сюжет, который и в условиях российского кризиса, бессмысленного и рукотворного, ежедневно прибавляет в цене и пользуется сумасшедшим спросом.
Сюжет называется «патриотизм». Чрезвычайно неразборчивая сущность в плане выразительных средств. Для воплощения подходит и гранит, и кинокамера с монтажным столом, и литература, и цирковое представление, и греко-римская борьба в грязи.
Суть его в том, что это обязательно про конфликт.
Мирный патриотизм немыслим. Нельзя просто так любоваться неброскими красотами средней полосы России. Обязательно нужно при этом кого-нибудь люто ненавидеть и желать ему мучительной смерти. Российский патриот, глядя на березу, с одной стороны, беззаветно, по-есенински, в нее влюблен, с другой – злорадно представляет, как вздернет на ней изменника родины.
Антропологическая загадка такого вот топорного и висельного патриотизма в том, что он легко захватывает воображение, действуя на угнетенное безнадегой сознание и способен канализировать в пустоту самое бешеное социальное недовольство. Вменяемые вроде бы люди, углубившись в тему, начинают бредить, словно перебравшие, на тему выдуманных противостояний и совсем забывают, что на них надето и чем они сегодня завтракали. Во времена всеобщего безденежья и депрессии публика сама, спасая себя, прибегает как к спасительному средству, как к целебному бальзаму от душевных ран к рассказам о белых-белых против черных-черных.
За чей же счет будут писаться эти рассказы и вообще выстраиваться громадная инфраструктура патриотической пропаганды? «Если надо, если потребуется, будем просить деньги, будем просить деньги (…) либо у государства, либо у тех людей, которые могут дать эти деньги», — сказал научный директор Российского военно-исторического общества Михаил Мягков в эфире «Эха Москвы».
Перед нами, возможно, самая амбициозная заявка на государственное финансирование в сфере культуры за последние двадцать пять лет.