История с «Основами государственной культурной политики» сохраняет интригу. Сперва Минкульт против всей субординации и аппаратной дисциплины (проект ведет рабочая группа администрации президента во главе с Сергеем Ивановым) опубликовал свою заготовку, странности которой («Россия не Европа» и т. п.) вызвали массовую обструкцию. В итоге от этого сочинения открестились даже в АП. Теперь официально вынесен на обсуждение проект рабочей группы. Документ свободен от ряда одиозных находок министерства, но оставляет некоторые сомнения.
Что есть культура?
Все решает вопрос субъектности. Либо культура — это то, чем руководит государство через культурную политику; либо культура может помимо отношений с властью и даже вопреки благим намерениям государства реализовывать свои собственные интенции. И тогда эта «политика культуры» уже сама определяет и культурную жизнь общества, и жизнь страны в целом. Итак: культура как субъект – или как объект, как место приложения идейного контроля и эффективного администрирования? В жизни бывает и то и другое, но в «Основах» первое если и есть, то задвинуто на задний план, хотя именно культуре это противопоказано более всего.
Проект декларирует выход из ведомственной рамки, ограниченной «театрами, музеями и библиотеками» (и это правильно!), но оставляет культуру в «загоне» государства. Это вопрос даже не объема понятия (хотя до реального понимания культурной составляющей всех сторон жизни — политики, экономики, права и т. п. — тут еще далеко). Это вопрос позиции, места говорящего: со стороны власти или со стороны культуры, причем даже не в политическом смысле, а уже в самой организации взгляда.
Начальная фраза «Россия — государство, создавшее великую культуру» говорит за себя.
Можно при этом риторически возвеличивать роль культуры в истории и жизни, но оптика остается: государство эту культуру «создало» и намерено и впредь ее «создавать» — пусть стараниями специально обученных деятелей, но в рамках основ своей собственной политики — свыше регламентированной и официально утвержденной.
Иной подход к культуре, менее архаичный, но более цивилизованный и культурный, предполагает, что государство создает условия для самореализации культуры и человека и в этом видит смысл «государственной политики». Это может выражаться в самоограничении аппаратных амбиций и в развитии реального самоуправления, в поддержке коммуникаций и инфраструктуры независимых инициатив, в правовом, организационном и финансовом поощрении частной благотворительности и меценатства. Но это и вопрос содержания: тогда никому в голову не придет от лица государства и его отдельных органов рассказывать, а тем более директивно предписывать культуре, какие у нее должны быть «традиционные ценности». Об этом можно говорить и спорить, эти ценности можно воплощать в творчестве и в жизни, можно писать о них монографии и диссертации, но их нельзя спускать сверху закрытым списком, тем более слабоватым даже для курсовой работы или реферата.
«Традиционные ценности»: заплаты и дыры
Беда таких списков не только в безосновательных и незаконных претензиях на государственную идеологию, но уже в том, что они заранее обречены чисто технически. Когда в 1996 году сгоряча заговорили о национальной идее, желающие толпами кинулись составлять подарочные наборы особо правильных слов по шаблону «Православия, самодержавия, народности». Эта постсоветская уваровщина — прямое непопадание в стиль времени. Из всей той комбинаторики выяснилось, что таких помпезных триад может быть сколько угодно – и почти равноценных. Теперь мы имеем отголосок тех же перечислений, нечто среднее между лозунгом и трактатом, но ближе к лозунгу. Что еще хуже. Три слова в лозунге оправданы обычаем и магией числа. Но когда их двенадцать либо пятнадцать (как считать), это смущает даже не по составу, а по количеству.
Почему не десять, не двадцать, не двадцать шесть, как бакинских комиссаров?
Такая случайность, всегда замечаемая даже в исследовании, вовсе не для документа в статусе государственного акта. Тем более, с точки зрения грамотной аксиологии перечислены вовсе не ценности, а добродетели. Следует ли, что базовые добродетели, так или иначе в данный список не попавшие, впредь в России и ее культуре таковыми не считаются? Формально говоря — следует. А зря.
Вот эти добродетели, одобренные свыше на сезон весны — осени 2014 года: «правдивость, законопослушание, любовь к Родине, бескорыстие, неприятие насилия, воровства, клеветы и зависти, семейные ценности, целомудрие, добросердечие и милосердие, верность слову, почитание старших, уважение честного труда». Моральный кодекс такого вида всегда напоминает рваный набор благочестивых банальностей, не нуждающихся в санкционировании сверху.
Скрытые мотивы
Тем не менее такие перечисления важны для понимания установки, особенно если смотреть и на то, что общими усилиями отобрали, и на то, что в список не вошло, что выпало либо вымарано осмысленно или интуитивно, от «идеологического бессознательного». Тут все очень зыбко, но информативно.
Нам не предлагают честно трудиться — достаточно «уважать» честный труд.
Для полукриминальных условий вполне логично. В нашем суровом деловом климате, в институциональной среде, ориентированной на перераспределение, а не на производство, это ценная оговорка.
Гражданам РФ во исполнение заповедей от администрации впредь наказано почитать старших, но не предписано любить детей и нежно о них заботиться. Что тоже не случайно: документ скуповат насчет будущего и более развернут в прошлое. Его не назовешь модернизационным, а традиционалистским — пожалуй.
Если уж цитировать скрижали и заповеди, можно было бы вменить нравственно окормляемому народу и несоздание кумира, напомнить о блаженстве миротворцев (а не разжигателей розни), алчущих правды и за правду изгнанных. Или это: «...Когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры [...], чтобы прославляли их люди». Или о каре за лжесвидетельство, особенно за сребреники, в суде и СМИ. Было бы сильно и по делу.
Среди и наших традиционных, и даже общечеловеческих ценностей (добродетелей) вдруг скандальным образом не оказалось... свободолюбия, способности оставаться личностью, независимости позиции и суждений, инициативы, самостоятельности, деловой смелости и политической отваги, уважения своего и чужого приватного пространства, критичности взгляда и открытости сознания, неприятия покорности и чинопочитания, свободы от внушаемости и стадных инстинктов... Список можно продолжить, как и список, предлагаемый «Основами». Пока он на грани, но если все договаривать и доводить пунктир до логического конца, есть риск в качестве культивируемого получить типаж холопа, хорошо усвоившего прелести кнута и самовластья.
Считать это культурной традицией было бы преувеличением. Здесь есть и совсем иная «политика культуры». «Наше все» не стеснялось клеймить монарха плешивым щеголем, а «зеркало русской революции» вошло в безысходный внутренний и публичный конфликт с церковным официозом. Достоевскому сломали шпагу и отправили на каторгу. Вызовы и трагедии советской культуры – прямое продолжение этой линии поведения. И вот теперь, в год культуры, в России вдруг все самым благопристойным образом наладилось и великая русская культура избавилась от привычного критицизма и позиции фронды. А всенародно обсуждаемые «Основы» это благостно отобразили.
Хотя в нашей традиции есть и эзопова линия, тренд иносказания, культурного троллинга. Предложенный список добродетелей подан просто вызывающе беспроблемно. Хорошо еще, что обойдены политика, пропаганда, коррупция, государственный рэкет, стяжательство во власти и вопиющая антикультурная миссия ТВ. Я далек от мысли подозревать авторов в иронии, но если все эти добродетели не соотнести с нашими общественно-политическими, социально-экономическими и духовно-нравственными реалиями, в предложенном кодексе может проступить что угодно, вплоть до злой пародии на действительность. И это будет вполне в традициях нашей культуры.