Одним из важнейших итогов уходящего года можно считать окончательный отказ «государства» — то есть принимающей решения узкой группировки, персонифицированной в лице Владимира Путина — от попыток адресно, в отрыве от совершенствования системы правоохраны в целом, защитить предпринимателей от произвола силовых структур. К сожалению, символический акт помилования Михаила Ходорковского никоим образом этого вывода не отменяет.
Если дело ЮКОСа действительно в 2003 году послужило сигналом к атаке на предпринимательское сообщество, создав пример для силовиков, то сейчас ситуация несимметричная. Произвольное помилование одного, пусть даже очень известного, бизнесмена не решает ни одной из системных проблем, обуславливающих рост уголовного давления на бизнес — ни один преследователь сотрудников ЮКОСа или непосредственный бенефициар распила компании от этого акта немного сомнительного милосердия не пострадал. Да и внутри страны сдерживающих факторов, которые ограничивали бы аппетиты силовиков, от помилования МБХ не прибавилось.
Наоборот, «медведевские» меры, призванные, ради стимулирования экономического роста, защитить предпринимателей от недобросовестного преследования, сменяются нововведениями, дающими репрессивным органам — в первую очередь, Следственному комитету — большие полномочия при меньшей ответственности. Проходящий сейчас слушания в Госдуме законопроект, который отменяет запрет на возбуждение «налоговых» уголовных дел, если факт нарушения не доказан налоговыми органами в арбитраже, агрессивная риторика в адрес бизнеса, сопровождавшая его внесение, стали, видимо, окончательным свидетельством: на попытках создать более мягкую уголовно-правовую среду для предпринимательства решено поставить крест.
Будем справедливы: этот результат нельзя целиком списать на «закручивание гаек».
До того, как «медведевский» пакет начал подвергаться атакам из окружения президента, уже стало понятно, что эта — кажется, вполне искренняя — попытка защитить бизнес с треском провалилась. И это естественно: с «уголовными» проблемами бизнеса невозможно справиться, не разобравшись с тем, как ведут себя силовики и суды, когда речь не идет о «наезде» на бизнесмена. Жаль, что первой это поняла власть: для нее это лишь предлог отступиться от цели исправления инвестиционного климата через ослабление уголовных репрессий против предпринимателей. Альтернатива — отказ от послушных судов и строгий контроль над законностью действий силовиков в целом — была бы запретительно дорогой. Ну, а если бизнес не получается развивать, то, по крайней мере, надо его стричь по максимуму. Еще хуже, что проблему так и не осознали бизнес-организации, продолжающие настаивать на отдельной защите для предпринимателей. Такие «адресные» меры не срабатывают, истекающий год это доказал со всей очевидностью. Усиление позиций силовиков изменило положение бизнеса больше, чем формальная гуманизация правил.
Взглянем на меры «медведевского» пакета.
Введение специальных правил заключения под стражу для людей, преследуемых за преступления в сфере экономической деятельности, специальный порядок расследования «налоговых» дел, исключение резиновой статьи «лжепредпринимательство», переписывание не менее резиновой статьи о легализации преступных доходов, и так далее, привели к тому, что добросовестных предпринимателей судят теперь по общеуголовным статьям, или за наркотики, а недобросовестных часто не судят вообще, чтобы лишний раз не связываться.
Вводится штраф как возможная замена сроку за экономические преступления? Отдельным осужденным предпринимателям это, конечно же, облегчило жизнь, но предпринимательскому климату в целом от этого ни холодно ни жарко: актом разрушения или отъема бизнеса в наших условиях является не приговор суда, а возбуждение уголовного дела, следственные мероприятия, аресты ключевых лиц, разрушающие нормальную деятельность предприятия. Редко кто так кровожаден, чтобы непременно желать закатать конкурента или владельца вкусного куска за решетку — часто достаточно просто разорить, подержать год-другой под стражей, даже просто выдавить из страны.
Домашний арест в виде меры пресечения, альтернативной СИЗО? Просто замечательно, только судьи удовлетворяют ходатайства следствия по мере пресечения в 90% случаев, и о продлении срока — в 97%. Угадайте, сколько из оставшихся процентов придется на подозрительный «по коррупции» случай предпринимателя — особенно, если он действительно не подкупал судью? А судьи в России в гораздо большей степени послушны, чем подкупны, особенно те, кто специализируется по уголовным делам — у них слишком мало самостоятельности.
Наконец, по давно обсуждавшейся специальной «предпринимательской» амнистии, если верить данным ФСИН, на середину декабря освобождено из мест заключения всего 50 человек, и еще 68 из СИЗО; остальные амнистированные имели условный срок или другие виды наказания — их тоже негусто, сотни. А ведь сначала речь шла о многих тысячах заключенных.
На самом деле, такие меры ничего не дают потому, что две основные проблемы криминальной юстиции — послушные суды и бесконтрольные правоохранители — лишь в виде побочного эффекта ухудшают инвестиционный климат. В первую очередь, это приводит к тому, что сделать на ровном месте преступником — без пыток, без выбивания признаний, относительно чистым, «законным» образом — можно любого, за исключением того, кто вообще никак не сталкивается с государством впрямую, не отчитывается ему и не подвергается проверкам.
В стране криминализировано не предпринимательство, а деятельность.
По крайней мере, регистрируемая, фиксируемая документально деятельность — то есть, любая легальная производительная активность за исключением самой простой. В точно той же степени, что и предприниматель, «под статьей» ходят менеджер и бухгалтер; сотрудник неприбыльной общественной организации — не обязательно политической, не обязательно нелояльной; мелкий клерк в налоговой или РОНО, чья работа состоит в производстве и перекладывании бумажек — особенно если он не коррумпирован и не связан с начальством специальными обязательствами; особенно, если он делает что-то реально нужное населению, а значит, сталкивается с жалобами недовольных. Под статьей ходят и врач, и учитель; тем более главврач или директор школы, детского сада, материально ответственное лицо. «Ровно в той же степени» здесь означает: совсем ненамного в меньшей, чем маргиналы и рабочая молодежь, основные «клиенты» системы. По расчетам Института проблем правоприменения, основанным на статистике Судебного департамента, доля предпринимателей и менеджеров высшего звена среди обвиняемых, чьи дела доходят до суда, составляет порядка 3%, это довольно близко к их доле в населении в целом.
Бизнес страдает от уголовного преследования примерно на общих основаниях.
Проблема предпринимателя, то, из-за чего он ходит «под судом» и постоянно ждет визита прокурора, не в том, что он минимизирует налоги, нарушает какие-то законы, мошенничает или участвует в распилах бюджетов. Не то, чтобы российские предприниматели этого ничего не делали, но их уязвимость в другом. Не в том, что у бизнеса есть активы, не защищенные связанным с государством статусом – мало кто на четырнадцатом году «диктатуры закона» все еще не обзавелся необходимыми «крышами» в силовых структурах и исполнительной власти.
Проблема в том, что бизнес, по существующим правилам, подробно документирует свою деятельность. А в стране, где отсутствует суд как субъект проверки достоверности версии обвинения любая документируемая деятельность легко переформулируется в терминах уголовного преступления; фантазия следователя здесь ограничена лишь его собственными представлениями о должном, а стимулов к «оформлению» дела, коли уж материал попал в руки, не так мало: от коррупционных мотивов до искреннего убеждения в виновности фигуранта и необходимости поддерживать заданный уровень раскрываемости.
Это не сословная проблема, и ее невозможно решить, на бумаге создав еще одно «защищенное» сословие. Просто потому, что сословия — или, говоря языком современной институциональной теории, элиты, объединенные общим отношением к потокам ресурсов, солидарностью, средствами и готовностью защищать своих членов, и поэтому способные потребовать законности только для себя за счет остальных — такие группы не создаются переписыванием правовых документов, присвоением специального статуса на бумаге. Обеспечить для себя относительно правовой режим рассмотрения уголовных дел (по крайней мере, в тех случаях, где нет прямого заказа сверху или от конкурента) смогли в современной России чиновники и правоохранители. У бизнеса не получилось и уже не получится: и слишком сладкая он добыча, и слишком низка групповая солидарность, и гайки, вне зависимости от сказанного выше, действительно неиллюзорно закручиваются.
В этой ситуации разумно бы было осознать утопичность курса на проталкивание через высокие кабинеты очередных мер «защиты бизнеса» и амнистий, и вложиться в улучшение правоохранительного климата для всех, получив тем самым себе в союзники большую часть активного населения.