Продолжительность жизни западных политиков – зримое доказательство успешности того общества, которое они построили. Эгон Бар прожил девяносто три года. Жив еще девяностосемилетний Гельмут Шмидт, его соратник по партии и бывший федеральный канцлер. На их фоне восьмидесятипятилетний Гельмут Коль или восьмидесятивосьмилетний Ганс-Дитрих Геншер кажутся просто юношами.
У любого чуда, в том числе демографически-медицинского, есть свои творцы. Одним из тех, кто обеспечивал размеренную жизнь западногерманскому, а после 1990 года и просто немецкому обывателю, был скончавшийся Эгон Бар, причастный к важнейшим решениям внешней политики ФРГ в 60-70-е годы.
Его опыт тем интереснее, что тогдашняя ситуация во многом повторяется в наше время, давая разнообразную пищу для размышлений.
Сын учителя, Бар был призван в вермахт в 1942 году, но ему «повезло» - обнаружив среди его предков еврейскую бабушку, начальство обвинило его в том, что он скрыл этот факт и пролез в солдаты. Как «неарийца» его убрали из вермахта и послали работать на оборонный завод, что, возможно, и спасло ему жизнь.
После войны Бар сделал довольно стремительную журналистскую карьеру, но в профессии не задержался и перешел в сферу, называемую сегодня пиаром – работал пресс-атташе в немецком посольстве в Гане, а затем (неожиданный поворот) возглавил пресс-службу Вилли Брандта, бывшего тогда мэром Западного Берлина. На этой должности Бар проявил себя блестящим специалистом и организатором сложных политических коммуникаций под руководством харизматичного и перспективного Брандта, который оценил таланты подчиненного.
Когда Брандт в 1966 году стал министром иностранных дел, то он пригласил Бара с собой в МИД, а в 1969 году, став федеральным канцлером, предоставил ему пост государственного секретаря в своей канцелярии, а впоследствии сделал министром по особым поручениям. В этих должностях Эгон Бар как главный советник канцлера, сыграл ключевую роль в формулировании и исполнении Ostpolitik - новой «восточной политики», благодаря которой он и вошел в историю.
Да и слава Брандта покоится именно на «Остполитик».
К концу 60-х годов внешняя политика ФРГ пребывала в тупике. «Доктрина Хальштейна» согласно которой Западная Германия разрывала дипломатические отношения с любой страной, устанавливавшей их с ГДР (единственным исключением был СССР), уже не отвечала реалиям, поскольку вся Восточная Европа оказывалась для дипломатии Бонна «белым пятном», а арабские страны начали признавать Восточную Германию. Германия продолжала пребывать расколотой, Берлин – разделенным, и ничто не указывало на то, что стена, делившая город, может быть снесена. С Москвой у Бонна сохранялись враждебно-напряженные отношения. Перспектив на изменение ситуации не просматривалось никаких.
Брандт и Бар решили больше не действовать в лоб, а попробовать использовать, как сказали бы сегодня, «мягкую силу». Они сделали ставку не на жесткое противостояние, а на компромисс и диалог, не снимая с повестки дня конечных целей – объединения Германии.
Первой задачей было снятие напряженности в отношениях между Западом и Востоком и выработка взаимного доверия. Это и было поручено Бару, который наладил тайный канал по взаимодействию с Москвой, которую представлял Вячеслав Кеворков, высокопоставленный сотрудник КГБ. Эти «шерпы» (пользуясь современным политическим жаргоном) и подготовили дипломатический прорыв - Московский договор 1970 года, по которому ФРГ впервые признала нерушимость послевоенных границ в Европе, вопрос крайне щепетильный и болезненный для немцев. Со своей стороны СССР обещал не препятствовать гипотетическому объединению Германии мирным путем в будущем. По этому образцу был в том же году подписан аналогичный мирный договор с Польшей, во время визита в которую Вилли Брандт сделал свой, возможно, самый знаменитый публичный поступок – встал на колени у памятника жертвам восстания в Варшавском гетто.
В 1971 году по Четырехстороннему договору ФРГ официально отказалась признавать Западный Берлин своей составной частью. Год спустя был подписан Основополагающий договор между ГДР и ФРГ, по которому состоялось взаимное признание двух немецких государств, и Западная Германия отбросила окончательно как доктрину Хальштейна, так и претензии на то, что именно она представляет немецкий народ в целом.
Бонусы последовали незамедлительно – в 1971 году Брандт получил Нобелевскую премию мира, и стал едва ли не самым популярным западным политиком своего времени. В 1973 году ФРГ одновременно с ГДР была допущена в ООН.
Но на этом собственно достижения и заканчивались.
Первой «благодарностью» ГДР оказалось отправка ее шпиона в ближайшее окружение федерального канцлера. После разоблачения Гийома Гюнтера, своего помощника, Вилли Брандту пришлось подать в отставку – на вершине внешнеполитических успехов. Это стало и началом заката карьеры Эгона Бара, поскольку он пришелся не ко двору у ставшего канцлером Гельмута Шмидта. Впрочем статус Бара как elder statesman никто не оспаривал. С годами его престиж и уважение к нему только росли. Бар до самых последних дней был непременным участником всевозможных симпозиумов и конференций, интервью с ним добивались СМИ, он писал книги, избирался в Бундестаг и на почетные должности в Социал-демократической партии.
Наследие Брандта-Бара также пересмотру не подлежало. Более того, их Ostpolitik постепенно обрастала всевозможными мифами и легендами, став "священной коровой" внутригерманской политики, величайшим достижением дипломатии ФРГ.
И сегодня, в разгар кризиса на Украине, после похолодания в отношениях между Россией и Западом, когда Германия играет важнейшую роль в попытках налаживания примирительного диалога, ключевые термины эпохи Брандта-Бара по-прежнему в ходу. Второе издание «Изменения путем сближения» (Wandel durch Annäherung) - начатое при Шредере, неотступно продолжается при Меркель, также как «Политика малых шагов» (Politik der kleinen Schritte). Именно немецкие политики громче всех говорят о невозможности изоляции России и о необходимости включения ее в концерт ведущих европейских держав.
Однако стоит взглянуть на наследие покойного непредвзято. Эпоха разрядки, с которой неизбежно ассоциируются имена Бара и Брандта, ничего фундаментально не изменила. Германия как была, так и осталась расколотой, а Берлин – разделенным. Более того, напряженность стала расти семимильным шагами уже с конца 70-х годов, в т.ч. начался новый виток размещения ядерного оружия (ракет средней дальности) на территории ФРГ и ГДР.
Политический строй ГДР ни на йоту не смягчился. Подписание соглашений в Хельсинки с их пресловутой корзиной по правам человека не имело ровно никакого отклика в Восточной Европе и в СССР. Ни малейшего изменения советского строя не произошло, к 1985 году с диссидентством было покончено – Сахаров находился в ссылке в Горьком, Солженицын был выслан заграницу, а остальные - либо в тюрьмах, либо в эмиграции. Точно такая же ситуация была и в ГДР, откуда в 1976 был изгнан Вольф Бирман - «немецкий Высоцкий», а вслед за ним и другие интеллектуалы.
Про скандальную отставку Брандта благодаря спецслужбам ГДР мы уже упомянули, любопытно, что и по ту сторону, дипломатические успехи также не влекли за собой внутриполитических триумфов. Лидер Польши Гомулка, подписавший с Барндтом Варшавский договор 1970-го, был буквально через несколько дней с позором отправлен в отставку после рабочих волнений. Полякам этот дипломатический успех был безразличен. И даже в Бундестаге, как выяснилось десятилетия спустя, договор с ГДР был ратифицирован только благодаря тому, что восточногерманская разведка банально дала взятку двум депутатам, чтобы они отдали «за» свои недостающие голоса.
То, что Германия сегодня едина, а в Восточной Европе нет более коммунистической власти, – заслуга лично Горбачева, кстати, неоднократно с Баром встречавшимся. Не приди он в свое время на пост генсека, вполне возможно, ФРГ и ГДР по-прежнему существовали бы как отдельные государства. Никакая благожелательность, никакие уступки и примирительные жесты не в силах изменить фундаментальных различий и интересов. Конечно, не имей Горбачев умных партнеров с той стороны – процесс воссоединения Германии так быстро не произошел бы. И Эгон Бар в тот момент играл важную роль своими советами и апелляцией к своему опыту начала 70-х, призывая верить в серьезность намерений Горбачева.
Важнейший вывод из «Остполитик» - не питать иллюзий, не дать увлекать себя wishful thinking.
Необходимо объективно и непредвзято оценивать обстановку, видеть реальные последствия своих шагов. Также важно понимать, что пиаровский успех и любовь широких масс вовсе не равны реальному дипломатическому успеху. «Остполитик» не была катастрофой, она не ослабила ФРГ и Запад в целом. Но она и не была решающим прорывом. С позиций сегодняшнего дня детище Брандта-Бара выглядит, скорее, как один из чередующихся этапов внешней политики, когда невозможность использовать прежние инструменты приводит к необходимости попробовать новые, безо всякой гарантии их действенности.