Провожая Ли Куан Ю в последний путь, многие называют его «величайшим из азиатских реформаторов». Корни успеха сингапурской модели ищут то в конфуцианских патерналистских ценностях, то в особой дисциплине, якобы присущей обществам с китайской элитой. Успешные последователи сингапурского премьера, будь то Дэн Сяопин или даже тайваньский диктатор Чан Кайши, также свидетельствуют в пользу особенного азиатского пути. Впрочем, в самом человеке, который привел маленький островок из третьего мира в первый, «азиатского» было немного.
До конца своих дней он оставался тем, кем родился — Гарри Ли, мальчиком из хорошей семьи на окраине Британской империи.
Китайская часть личности Ли Куан Ю — результат жизненной необходимости и упорной работы над собой. До конца жизни Ли шутил, что он банан — желтый снаружи и белый внутри (выходца из кулацкой семьи Мао Цзэдуна товарищ Сталин называл редиской — «красный снаружи, белый внутри»). Предки Ли были выходцами из китайской провинции Гуандун, представителями народности хакка — северных китайцев, бежавших на юг от монголов в XIII веке и сохранивших особый диалект. Что-то от хакка, известных своим невероятным упорством, Ли, безусловно, передалось (многие основатели триад, а также самые лихие полевые командиры времен гражданской войны в Китае были из хакка).
Но уже его дедушка был британским подданным, учившимся в Raffles Institution — лучшей школе города. В семье Ли говорили по-английски (как, кстати, и в семье его жены), и потому английский был для него родным языком. Китайский он начал учить только в 1955 году, в возрасте 32 лет, когда пошел в политику. В то время на различных диалектах китайского говорили 70% жителей Сингапура, и язык был нужен, чтобы быть своим для китайской общины (затем он пригодился для налаживания отношений с лидерами КНР). В своей книге 2005 года «Поддерживая свой китайский: как Ли Куан Ю учил языки» он описывает, как всю жизнь мучился, сознательно пытаясь поддерживать хороший уровень своего пекинского диалекта. Незадолго до этого Ли отказался от своего английского имени, хотя до конца жизни члены семьи и близкие друзья называли его по имени — Гарри.
Карьера и воспитание Гарри Ли — типичные для успешного представителя британской колониальной элиты из местных. Учеба в Raffles Institution, теннис, крикет, выступление за школу в дискуссионных клубах, звание лучшего школьника Сингапура и Малайи, блестящая учеба в Кембридже (тот же университет окончили и родные братья Гарри), работа в адвокатской конторе. Ли был типичным продуктом британской системы того времени и до последнего момента цеплялся за ее остатки — независимость от Малайзии в августе 1965 года он объявлял со слезами на глазах, будучи уверенным, что для Сингапура гораздо лучше быть частью большой страны.
Империя никуда Гарри Ли не отпустила.
Став премьером острова, он управлял им так, как английские джентльмен развивал бы подведомственную колонию. Искренне заботясь о местном населении, он использовал жесткие методы, чтобы привить подданным благородные привычки британской цивилизации. Телесные наказания, которые Ли из школьной практики Raffles Institution перенес во многие сферы жизни Сингапура и полезность которых всегда публично отстаивал, обязательные уроки вежливости, насаждение английского, отправка талантливых школьников в лучшие англосаксонские университеты, мелочная опека в отношении подданных для их же блага — Сингапур как будто продолжал быть эффективной британской колонией вроде Гонконга, только во главе стояли не британцы, а Гарри Ли и его сингапурские однокашники по Кембриджу. Космополитичная элита Сингапура, прошедшая обязательное сито элитных английских университетов и карьерную лестницу в правящей партии — это такой gentlemen’s club, управляющий бананово-лимонным государством в соответствии со своими понятиями об общественном благе. Выстроенный Ли элитизм сингапурского общества — еще одна черта этого маленького англосаксонского уголка Юго-Восточной Азии.
Да и сам Ли, с его проницательностью, глобальным кругозором, язвительными шутками и трогательной преданностью семье, был совсем не похож на соседних правителей вроде малайского премьера Махатхира Мохамада или индонезийского генерала Сухарто. Если Гарри Ли и стоит возводить к кому-то свою политическую генеалогию, то его предком по праву может быть разве что основатель Сингапура — сэр Стэмфорд Раффлз.