Некоторые читатели журнала Forbes думают, что скоро все наладится и станет так хорошо, как было раньше. Что «бабло побеждает зло». В общем, эти читатели хотят все же помучиться подольше.
Но это вряд ли. Конечно, не все точки невозврата и не на всех векторах пройдены. Но качественный скачок произошел, и пора осознавать, что жить придется в новой реальности.
Перемещение Автономной республики Крым в Российскую Федерацию, тем более осуществленное известным способом, — это, собственно, и есть ключевая точка невозврата. Последствия этого не принесли ничего принципиально нового в число факторов, формирующих будущее Российской Федерации. Эти факторы известны:
• текущая неустойчивость бюджета при наличии резервных фондов, позволяющих протянуть три-четыре года;
• ускоряющееся отставание производительности труда в ненефтяном секторе российской экономики от среднемировой;
• приближающаяся демографическая яма и кризис пенсионной системы;
• быстрая смена социокультурной и этнокультурной структуры населения.
Но в результате событий вокруг Крыма стратегически важные тренды стали устойчиво негативными, хотя до недавнего времени казалась возможной стабилизация этих трендов, замедление соскальзывания экономики и общества в затяжной кризис (последствия которого не в полной мере ясны). В заканчивающемся 2014 году стало понятно, что стабилизация маловероятна, потому что низы готовы дальше жить так, как есть, — и еще хуже, а верхи — управлять так, как есть, — и еще хуже.
В одной исторической точке сошлись выраженное суицидальное устремление нации и некомпетентность правящего сословия. Нация продемонстрировала готовность «штопать колготки», правящее сословие прихлопнуло антикоррупционную повестку, объявило сланцевые углеводороды фикцией и девальвировало национальную валюту ради решения проблем бюджета.
Вопрос о том, каким причинно-следственным образом связаны эти явления, — для историков. Сегодня важнее констатация не просто перехода социально-экономической системы на более низкий уровень, но и создания механизма торможения развития страны.
Но некоторые все же уверены, что рыночная экономика и человеческая жажда хорошей жизни все преодолеют и страна будет развиваться и дальше. Это верно в теории, но теория не действует в ситуации, когда нация странным образом потеряла жажду хорошей жизни и готова довольствоваться жизнью как таковой, а рыночная экономика «обрела признаки неполноты».
Означает ли это, что бизнес должен «все бросить»? Ни в коем случае. Уже давно ясно, что деньги можно делать и на падениях рынка. Приходит время делать деньги на долговременно — возможно навсегда — падающем рынке. Соответственно, в прогнозы имеет смысл закладывать следующие параметры:
• постоянное удешевление рабочей силы (в том числе для иностранного инвестора за счет дополнительного фактора девальвации национальной валюты / «союзного рубля»);
• постепенный рост налогов для решения проблем пенсионной системы (вопрос лишь в том, как будут разделяться дополнительные налоги между бизнесом и собственно населением);
• постоянное снижение качества рабочей силы (как за счет снижения качества образования, так и за счет притока мигрантов из Средней Азии);
• продолжение в обозримом периоде дезинвестиции российского ненефтяного сектора экономики;
• упрощение в обозримом будущем потребительских запросов населения.
Кто-то все же надеется, что реформы (типа дерегуляции бизнеса и т. п.) смогут если не остановить соскальзывание, то хотя бы существенно его замедлить. Эти ожидания вряд ли обоснованны. Сама по себе дерегуляция оказывает на экономический рост ограниченное воздействие, да и то лишь при определенных условиях. К их числу относится наличие справедливого независимого суда — ну или либерального режима вывоза валюты как частичного заместителя института гарантирования прав собственности.
В наших условиях дерегулирование в основном перераспределяет административную ренту от гражданской бюрократии (которая может дать или не дать лицензию) к силовой (которая может отобрать или не отобрать, национализировать или не национализировать). Так что вряд ли можно ожидать существенного положительного воздействия мер по развитию экономических институтов, как бы радикальны они ни были, без радикальной реформы судебной и правоохранительной систем.
Почему все же можно говорить о среднесрочных расчетах? Потому что отсутствие структурных и институциональных реформ вовсе не влечет немедленного краха. Накопленные финансовые ресурсы позволяют относительно нормально просуществовать еще три-четыре года, а в сочетании с проинфляционной политикой монетарных властей — так и все пять-семь. Этого времени достаточно, чтобы адаптироваться к состоянию «почти Бразилии» и отбросить иллюзию возможности быть «почти Европой». Главное — закрепиться хотя бы на этом уровне.