Выживание для частника: на что надеяться в кризис негосударственному бизнесу

Российские частные (непубличные) компании скоро окажутся в очень непростой ситуации. Им придется оплачивать ложное величие России. Растущие налоги, ужесточающееся регулирование (чиновники полагают, что одномоментное удаление с потребительских рынков более трети продукции не должно влиять на цены), закрытие финансовых рынков и наконец — остановка роста внутреннего спроса. Любой из этих проблем достаточно для инфаркта, а тут все сразу!

Некоторые из этих бед, особенно отключение России от мировых финансов, касаются и госкомпаний. Но они получают щедрые компенсации. Кому отдаются перспективные участки на шельфе, для разработки которых пока нет технологий и средств? Не «Лукойлу» и точно не «Башнефти». Кому из банков в первую очередь достается помощь при ухудшении состояния банковской системы? Разумеется, Сбербанку, ВТБ, ВЭБу и Россельхозбанку. Ну и примкнувшему к ним Газпромбанку.

А самому «Газпрому» правительство чуть не устроило докапитализацию, чтобы было на что строить трубу в Китай.

«Да нет, спасибо, нам не надо, как-нибудь сами», — робко возражал «Газпром». «Нет, может быть, лучше все-таки вам помочь?» — продолжало настаивать правительство.

Многие негосударственные компании тоже хотели бы так с ним поговорить.

Публичным негосударственным компаниям, разумеется, тоже несладко. Но они находятся в более привилегированном положении. Посмотрите, как носятся правительство и госбанки с «Мечелом», хотя ошибок в управлении компанией сделано столько, что можно уже не мешать силам природы провести естественный отбор. Не допускает правительство и губительных воздействий этих сил на компании Олега Дерипаски, которые, кажется, всегда заняты важными государственными делами и поддержкой социальной стабильности в регионах присутствия.

Но почему частные компании, в отличие от публичных, предоставлены самим себе, когда им нужна защита? Во-первых, публичные компании, как правило, больше. Переход крупной компании в руки кредиторов, особенно иностранных, нежелателен для чиновников. Чтобы этому помешать, не грех и список стратегических отраслей расширить. Во-вторых, сама необходимость спасать публичные компании появляется чаще. Ведь многие становятся публичными, чтобы активно занимать и получить «финансовое плечо» для развития. А частные компании в долговой политике более консервативны.

Рождение, развитие, враждебное поглощение и даже гибель частных компаний в капиталистических джунглях может оказаться их частным делом. С публичными компаниями не так: акционеры, кредиторы, тысячи неравнодушных и легко мобилизуемых работников.

Взгляд частных компаний на экономическую ситуацию, их тревоги и ожидания мало кого волнуют. Публичные компании вынуждены делиться взглядами (даже если это просто опасения юридического департамента). Например, размещая в 2012 году очередной выпуск еврооблигаций, РЖД среди рисков указала перспективу реформирования отрасли и опасения, что менеджмент компании не сможет «эффективно конкурировать». А о чем было бы написано в меморандумах к сделкам по размещению евробондов, если бы таковые готовились весной или летом? О рисках применения тактических ядерных сил или об отказе от конвертируемости российской валюты... Нет уж, чем все это слышать, государству проще помочь особо нуждающимся публичным компаниям за счет ФНБ, целевых инвестпрограмм, госбанковских кредитов. А частные компании — извините, выбирайтесь как-нибудь сами.

Поэтому для частных компаний более консервативная финансовая политика не причуда, а необходимость, продиктованная желанием финансировать будущие инвестиции. Например, весьма сдержанны в заимствованиях частные итальянские фирмы. Чем меньше фирма, тем выше вероятность, что она будет вести себя консервативно.

Есть консерваторы и среди публичных компаний, и глобальный кризис показал, что в такой политике немало резонов. На протяжении 1960–2000-х годов у 10,2% американских публичных компаний долг был нулевым, а у 22% не превышал 5% от балансовой стоимости активов, говорится в исследовании Ильи Стребулаева из Стэнфорда. Это устойчивое поведение — треть фирм с нулевым долгом придерживаются такой политики как минимум 5 лет.

Думаете, в долг не берут только те, кому не дают?

Это характерно лишь для развивающихся экономик, где банковский кредит скорее награда, чем рыночный продукт, и где для получения внешнего финансирования очень важны связи с чиновниками. Например, в Китае, как показала проведенная в 2010 году «перепись бизнеса», долговая нагрузка компании тем выше, чем больше ее политический капитал, распределенный между корпорациями крайне неравномерно. Большей частью кредитных ресурсов (90% депозитов домохозяйств) в Китае распоряжаются пять крупнейших госбанков. Госбанки в первую очередь кредитуют госкомпании, а частные фирмы не жалуют. Так, в 2007 году последним досталось лишь 13,5% кредитов госбанков. Китай постепенно уходит от такой ситуации, а Россия, наоборот, к ней стремится.

В развитых экономиках получение кредита не является большой проблемой, но компании с нулевым и низким долгом есть и там. В том числе крупные, выплачивающие дивиденды акционерам. При этом они, как показано в работе Стребулаева, более прибыльны, платят больше налогов, реже прибегают к эмиссии акций и держат на балансе больше наличности, чем их отраслевые конкуренты. Придерживающиеся консервативной политики публичные корпорации во многом действуют как частные фирмы. В капитале таких фирм большая доля принадлежит гендиректору, а его пребывание у руля более продолжительно. Это и понятно: когда CEO знает, что довольно быстро может покинуть компанию, он склонен демонстрировать хорошие краткосрочные результаты в ущерб долгосрочным. Разумеется, среди ведущих себя консервативно публичных фирм, выше доля тех, которые контролируют основатели.

Не только многие публичные фирмы стремятся работать «как частные». Есть и обратный процесс. Среди частных фирм, как доказывает работа экономистов из Норвежской бизнес-школы, наибольшего успеха добиваются те, которые в некоторых отношениях похожи на публичные компании. В них основателям (или их семьям) принадлежит меньшая доля в капитале, у второго по величине пакета акционера доля в капитале выше, как и у CEO. То есть при прочих равных частные фирмы, дальше ушедшие от модели семейных фирм, более успешны.

И наоборот: чем выше доля контролирующего акционера (или его семьи) в капитале, тем хуже у компании с выручкой и прибылью. Это объясняется тем, что владельцы таких фирм, не ограниченные интересами других акционеров, более склонны «вытягивать» из своих компаний прибыль, оставляя мало средств на расширение бизнеса. Поэтому частным фирмам полезно наличие второго крупного акционера. У него есть и мотивация, и возможность помешать потенциальной «экспроприации» фирмы ее основным владельцем. В результате привлечение в капитал второго крупного собственника благоприятно сказывается на стоимости фирмы, особенно если он не входит в семью основного акционера. Родственные связи в целом не способствуют процветанию компании. Чем больше среди основных акционеров фирм родственников, тем хуже они развиваются: семейные связи чреваты конфликтами и раздорами.

В Восточной Европе благодаря бурному развитию рынков во время становления капитализма частные компании быстрее, чем в развитых экономиках, проходят дорогу от создания до IPO, показывала в недавней статье группа польских экономистов. При прочих равных публичными становятся более прибыльные и быстрее растущие фирмы.

Публичные и частные компании отличаются друг от друга не только в рыночном и финансовом поведении, но и в инновационной активности. В работе европейского Центра изучения экономической политики доказывается, что инновационным частным компаниям лучше выходить на IPO, когда они уже разработали свою технологию и планируют ее использовать (в этот момент нужны деньги для организации производства и сбыта). А вот пока фирма занята разработкой новых идей и успех не гарантирован, ей лучше оставаться частной. Дело в том, что менее многочисленные акционеры частных компаний более толерантны к возможной неудаче и могут дольше ждать успеха. Поэтому публичные фирмы реже делают ставку на рискованные проекты.

Впрочем, такая закономерность характерна лишь для отраслей, где инновации возможны без привлечения внешнего капитала. Там, где разработка инновационной продукции на свои средства маловероятна, например в биотехнологиях, публичные компании выигрывают у частных в количестве, качестве и новизне патентов, доказывает Вирал Ачарья из Школы бизнеса Штерна (Нью-Йорк). А, скажем, в табачной индустрии у игроков достаточно своих средств для исследований и разработок.

Когда выходить на IPO и как сочетать публичность с инновационностью — это для большинства российских частных компаний в ближайшие годы скорее теоретический вопрос.

Конфронтация со всеми развитыми странами мира одновременно, полудобровольная финансовая и технологическая блокада — отвратительная среда для развития бизнеса. Для него начался самый тяжелый период за годы строительства российского капитализма.