Мудрый человек, философ и историк Михаил Гефтер несколько десятилетий назад сказал: «Сталин умер вчера». К сожалению, он мог бы повторить эту фразу и сегодня. Почему так получается? Почему сталинская эпоха не превратилась в предмет обычного исторического интереса? Почему она столь отчаянно политизируется и актуализируется? Очевидно, что сталинский миф, один из самых влиятельных мифов в современном российском общественном сознании, бросает вызов профессиональной историографии, принуждает ее отказаться от научной объективности в угоду политической целесообразности и «движению в ногу со временем».
90% литературы о Сталине и сталинском времени, которой заполнены полки книжных магазинов, – примитивные пропагандистские издания, которые вполне могли издаваться и при Сталине. Широко распространены фабрикации «документальных источников». Дело доходит до того, что сфабрикованные документы попадают даже в учебные пособия и издания, выходящие под грифом серьезных научных учреждений. Фальшивые «дневники Берии», уже разоблаченные профессиональными историками, все равно исправно выходят том за томом.
Удивляет, насколько безапелляционно многие судят о событиях и явлениях, о которых на самом деле не имеют понятия.
Насколько легко доверяют легкомысленным фразам телеведущих или воспоминаниям родственников. Между тем современник событий по определению не может их понять или охватить лучше, чем историк, которые десятилетия спустя приходит в архивы.
С начала 1990-х годов в нашей стране опубликованы огромные комплексы документов и исследований по сталинскому периоду. Хотя многое и остается неизученным, мы многое знаем об индустриализации, коллективизации, о ГУЛАГе, о массовых репрессивных операциях 1937-1938 годов, о системе сталинской власти, о социальном развитии страны, положении и настроениях народа. Чтобы оценить масштабы этой работы, достаточно обратиться к серии «История сталинизма» издательства РОССПЭН, в которой вышли уже почти 150 томов. Но все это востребовано в среде специалистов. Научно-популярных изданий мало. А многие из тех, кто пишет популярные книги по истории, редко заглядывают в документы и серьезные труды. Они предпочитают идти по легкому и быстрому пути. В лучшем случае выхватывают отдельные факты, умалчивая о тех, что не вписываются в схему. Нередко, улавливая настроения массового читателя, занимаются своеобразными историческими «приписками» в пользу вождя.
Наиболее яркий пример – различного рода теории «слабого диктатора».
На основании искажения источников строятся разветвленные схемы о непричастности Сталина к террору, о демократических намерениях вождя, которые ему просто не позволили реализовать злонамеренные партийные «олигархи». Эта устаревшая теория, выдвинутая западными «ревизионистами» 30 лет назад, пришлась ко двору современным российским поклонникам Сталина. И неважно, что она не подтверждена никакими фактами и документами.
Псевдонаучные способы реабилитации Сталина и его диктатуры не только противоречат реальным фактам, но глубоко безнравственны, поскольку объявляют жертв террора его виновниками. Возьмем, например, широко распространенную теорию доносов, общественной активности как двигателя террора. Мол, люди писали, а органы сажали. Сами виноваты, как унтер-офицерская вдова, которая себя высекла. Но документы показывают, что в период массовых репрессивных операций 1937-1938 годов, например, доносы как раз не имели очень большого значения. Списки жертв готовились заранее по учетным материалам НКВД. А для перевыполнения планов на аресты использовали более «эффективные» методы, чем возня с единичными доносами. Если не хватало арестов по «польской операции», то сотрудники НКВД могли пройти по домоуправлениям, выписать жильцов с фамилиями, похожими на польские, и арестовать их. Если нужно было найти «кулаков», то шли по сельсоветам и требовали списки тех, кто когда-либо имел прегрешения перед властью, и т.д.
Все это зафиксировано в документах. Дело в том, что после сворачивания массовых арестов в конце 1938 года, начали сажать исполнителей. Прошла чистка кадров НКВД, на которых можно было списать «нарушения социалистической законности». Сталин не зря уже в конце жизни сказал министру госбезопасности Семену Игнатьеву: «У чекиста есть только два пути — на выдвижение или в тюрьму». В материалах проверок, которые проводились в ходе таких контркампаний, мы находим важнейшие свидетельства о технике работы карательного аппарата.
Если бы НКВД работал по доносам, то он просто не выполнил бы планы по арестам, установленные решениями Политбюро во главе со Сталиным. А планы были напряженными. Всего менее чем за два года с августа 1937-го по ноябрь 1938-го было арестовано около 1,5 млн человек и из них чуть меньше половины расстреляно. Есть данные, что в какой-то момент органы даже перестали реагировать на доносы и работать с «агентурой», потому что все это был штучный товар. Возни много, а толка мало. Это была не рыбалка с удочкой, рыбу глушили и собирали неводом. Можно было арестовать одного, выявить его окружение, друзей, родственников и записать их в контрреволюционную организацию. Арестованный все подписывал, но это уже доносом не назовешь. Людей пытали и многие умерли от пыток.
Часто спрашивают: зачем все это было нужно? Трудно поверить, что этот кровавый смерч имел логику. Имел. Многие историки вполне обоснованно, на мой взгляд, доказывают, что это была страшная чистка потенциальных «врагов» и «подозрительных», которые, по мнению Сталина, могли ударить в спину во время войны. Были ли эти люди действительно врагами? Конечно, нет. Неслучайно почти все из них были впоследствии реабилитированы.
Говорят: сажали номенклатуру, проворовавшихся чиновников, то есть действительно виноватых.
Но это очередной миф. Абсолютное большинство арестованных и расстрелянных были обычными людьми, колхозниками, рабочими, инженерами, домохозяйками. Чиновники из номенклатуры составляли ничтожный процент среди жертв террора. В определенной мере этот миф — следствие хрущевской пропаганды. Чтобы уберечь партию от обвинений в соучастии в терроре (обвинений вполне справедливых, конечно), при Хрущеве придумали такой ход – от репрессий пострадала якобы прежде всего сама партия. Это неправда.
Подобные частные аргументы в пользу ресталинизации венчает общая псевдонаучная и «глубокомысленная» конструкция, глобальная концепция о неизбежности случившегося и модернизирующем страну (пусть и большой кровью) сталинизме. Быстрая индустриализация была бы невозможна без репрессий. И войну, конечно, не выиграли бы без Сталина. История не знает сослагательного наклонения, и нечего мудрить.
Однако историки не могут всерьез принимать во внимание эти «житейские мудрости», которым противоречит масса фактов. Обязанность историков задавать вопросы, даже если эти вопросы не нравятся сегодня значительной части общества. Историки обязаны учитывать тот факт, что первая пятилетка, например, не была выполнена не только в четыре года, как об этом твердят нам до сих пор, а не была выполнена вообще. Ключевые ее показатели были достигнуты много лет спустя. А принятая на вооружение сталинская программа «большого скачка» серьезно подорвала производительные силы страны.
Сам Сталин, кстати, это вполне осознал, хотя и слишком поздно.
Не признавая провала своей политики конца 1920-х - начала 1930-х годов, он в годы второй пятилетки существенно скорректировал курс. Были резко снижены и за счет этого лучше сбалансированы планы индустриального роста, крестьянам разрешили вести подсобные хозяйства, что позволило избежать повторения голода. Благодаря этому именно в годы второй пятилетки были достигнуты наиболее значительные результаты. Как в свете таких фактов выглядит тезис о безвариантности развития? Каким образом прогрессу страны помогли безумные эксперименты «большого скачка», уничтожение огромного количества крестьян и голод, унесший как минимум 5 млн жизней?
Каким образом способствовал «модернизации» расстрел 700 000 вполне здоровых, работоспособных граждан и преждевременная смерть в лагерях других сотен тысяч, попавших под каток «массовых операций» в 1937-1938 годах, не говоря уже о других периодах сталинского правления. Прославляют шарашки, видимо, как фактор «модернизации» науки и техники. Часто упоминают Сергея Королева. Да, Королеву повезло (если считать везением тюремный срок, а не смерть), а сколько таких, как он, сгинули в ГУЛАГе?
Подобные вопросы можно задавать очень долго. Неудивительно, что многие историки не считают сталинскую модель развития сколько-нибудь оправданной. Они полагают, что из-за личных качеств Сталина, его стремления к абсолютной власти система была избыточно репрессивной и нерациональной, ослабляла и страну, и саму себя. Вынести бремя столь затратной индустриализации могла только огромная страна с колоссальными человеческими и материальными ресурсами, заплатив за результат непомерно высокую цену. Неслучайно, система, построенная Сталиным, была демонтирована в считанные недели после его смерти. Наследники вождя, даже те, кто был всецело предан ему, вполне осознавали остроту кризиса и невозможность дальнейшего движения по указанному Сталиным пути.
Советская история сделала очередной поворот, показав, что варианты развития существуют всегда.
Так ли безобидно бездумное прославление сталинского прошлого, невзирая на жертвы и цену достижений? Осознают ли люди, предлагающие взять на вооружение сталинские методы, ответственность перед страной? Смесь исторического невежества и политической агрессивности все больше становится реальной угрозой нашему будущему.