Существование циклов в экономике уже не нуждается в доказательстве. Оживление, бум, период клиентской щедрости и ненужных покупок сменяется замиранием, а то и спадом деловой активности, тотальной экономией. Есть цикличность и в истории, включая российскую. Но попытки описать исторические циклы осмысленны лишь тогда, когда их авторы не пытаются вогнать в стройную схему богатый и с трудом поддающийся «причесыванию» материал.
Политики, не чувствующие цикличности, часто попадают впросак. Поддерживая экономический рост бюджетными расходами на радужном этапе цикла, они вытесняют частные инвестиции даровыми госденьгами, а в трудные времена остаются «без штанов». Еще опаснее не понимать исторических циклов. Это обрекает на бесконечное решение одной и той же, часто неосознаваемой проблемы. «Мы так странно движемся во времени, — писал около 180 лет назад Петр Чаадаев, — что с каждым нашим шагом вперед прошедший миг исчезает для нас безвозвратно». Досадная забывчивость, склероз не позволяет ни повторить уже найденное решение задачи, ни миновать повторного движения по уже пройденному ложному пути.
Ленин, Сталин, Гитлер, Муссолини, Франко — трагические ошибки бывают у всех. Но в Германии не спорят о «положительной роли» Гитлера, его патриотизме и экономических достижениях. Роль ясна — ровно настолько, чтобы не повторять былых ошибок.
Возглавляемый Евгением Ясиным фонд «Либеральная миссия» (поддерживается основателем «Вымпелкома» Дмитрием Зиминым и владельцем «Рольфа» Сергеем Петровым) недавно выпустил две книги, показывающие цикличность российской истории с непривычной стороны. Обе посвящены истории нашего государства.
Как ни странно, у российского государства до сих пор нет хорошо написанной истории. Страна и государство — понятия не тождественные. Помимо государства есть частная жизнь граждан, бизнес, некоммерческий сектор, культура, быт. История государства — это история государственного строительства: успешного и не очень вмешательства в экономику, культуру и быт населяющих страну народов. Такая история государства в России до сих пор не написана. Зато есть «история государства российского». Со времен Карамзина «государство» и «страна» перепутались и слились.
Политолог Игорь Клямкин в интервью, составивших книгу «Безальтернативное прошлое и альтернативное настоящее» (М., 2013), видит исторические циклы в чередовании периодов милитаризации и демилитаризации жизненного уклада в России. Во время милитаризации стоявшее над законом самодержавие, персоналистская власть диктовали обществу правила жизни; на обратном такте маятника этот диктат ослабевал, но не сменялся верховенством закона.
Государство цементируют лишь три фактора — сила, вера и закон. «В России на первом месте всегда была сила, — говорит Клямкин. — Вера и закон лишь маскировали и поддерживали этот стержень российской государственности». Произвол силы мог не опираться на какие-либо кодифицированные нормы. Армейский принцип организации гражданской жизни предполагает главенство приказа, незначимость добровольного контракта, на основе которого в Европе на излете Средневековья возникала свободная городская среда. Закон выполнял чужую функцию — охранял не права граждан, а силу. А противники самодержцев — Пугачев и Разин, народовольцы, пролетариат и крестьяне в 1917-м — не выходили за рамки этой системы. Они тоже не связывали себя правовыми нормами, претендуя лишь на то, чтобы силой побить силу.
Это не просто историческое рассуждение. Проблема, которую в России в последние два года осознало городское меньшинство, состоит в том, что ни развития, ни комфортного существования в государстве, основанном на силе, а не праве, быть не может. «Методами Петра и Сталина модернизацию уже не сделаешь, а альтернатив в этой системе не существует», — отмечает Клямкин. Государство-монополия, стоящее над законом и обществом, блокирует развитие страны. Это исторический тупик. И политики, которые выведут страну из него, сыграют роль американских отцов-основателей.
Эта аналогия не случайна. Клямкин убежден, что нынешнюю властную конструкцию охраняет Конституция. И политический застой последних лет, когда система еще достаточно прочна, прекрасно подходит для неспешного стратегического продумывания новых правовых институтов. Но этим почти никто не занимается. Для оппозиции институциональная беззаботность характерна не меньше, чем для правящей элиты. Всем недосуг продумать и обсудить, как именно должна быть устроена власть. Не «кому она должна принадлежать» или «что должна делать», а именно каким должно быть институциональное устройство.
Верховенство силы (= милитаризация) — это выстраивание мирной жизни людей по армейским правилам, по приказу. Такое государство строил Иван Грозный. Пик милитаризации пришелся на Петра I. Подробно об этом рассказывается в другой книге — «История России: конец или новое начало?» (М., 2013, 3-е изд., исправленное и дополненное). Ее Клямкин написал вместе с культурологами Александром Ахиезером и Игорем Яковенко.
Между периодами милитаризации были откаты — множество попыток демонтировать вертикаль власти или ее фрагменты. Петр III освободил дворян от обязательной госслужбы. Но закончилось все пугачевщиной — крестьянским и казачьим бунтом. Ведь отказываться от крепостного права тогда не предполагалось, а легитимность власти была нарушена: крестьяне были готовы служить дворянам, лишь поскольку те служат государю.
Мягче и локальнее продолжали милитаристскую логику построения государства Павел I и Николай I. Результат — неуклонный рост взаимного отчуждения между населением и всеми институтами и правящими группами, исключая сакрализованную фигуру государя. Закончилось все 1917 годом. Ленин, а потом Сталин, проводя военно-технологическую модернизацию, руководствовались той же логикой силы — имперско-державной традицией.
По старым правилам играло и первое российское посткоммунистическое правительство. Это явно видно из книги Петра Авена и Альфреда Коха об истории российских экономических реформ (см. Forbes №6, 2013). В отличие от европейских политиков начала 1990-х, говорит Клямкин, наши лидеры не договорились: «Вы выигрываете выборы — мы уходим, мы выигрываем — вы уходите». Ставка на победу любой ценой привела к попаданию страны в ловушку не плохих, а очень плохих институтов, описанную политологом Владимиром Гельманом в книге «Из огня да в полымя: российская политика после СССР» (см. Forbes №7, 2013). В ельцинскую и путинскую эпоху государство-армия заменилось государством-рынком. Политики и чиновники превратились в бизнесменов, теневых торговцев возможностью воспользоваться законным правом или получить неузаконенное.
Демилитаризация, или переход от верховенства силы к верховенству права, — это радикальный демонтаж всей вертикали власти. Но общество, у которого кроме обязанностей появились права, атомизируется, рассыпаясь на части, — так было в 1990-х и 2000-х годах. Как выйти из состояния «войны всех против всех» в правовое государство, как найти «общий интерес» не только в единой на всех правде, в противостоянии внешней военной угрозе, но и в мирной жизни? И каким должен быть этот цементирующий общество интерес, чтобы он не подавлял многообразие частных и групповых интересов, позволяя им сосуществовать?
Обе книги «Либеральной миссии» очень приятно держать в руках. Они достойны медленного чтения. Но если вы больше не любите бумажные книги, прочитать их можно на сайте Liberal.ru.