Рекламное агентство Slava под предводительством Александрины Маркво сняло ролик «Десантники читают Пастернака», и сеть бурлит, за три дня 50 000 просмотров. Ролик — реклама Bookmarket — сделан для книжной ярмарки, которая пройдет в Парке Горького со слоганом «Культура возвращается в Парк культуры». Отсюда и десантники со стихами «Во всем мне хочется дойти».
Мысль понятна. Где стол был яств, там гроб стоит; где в плотском разнузданном августе, гогоча, купались и испражнялись, там в мягком духоподъемном сентябре станут шептать дозволенные речи: Ефремов — цикл «Гражданин Поэт», Мамонов — свою прозу, Улицкая — переписку с Ходорковским. Вся культура в сборе. А предварят ее десантники, которые наперебой тараторят: «Так некогда Шопен вложил/ Живое чудо/ Фольварков, парков, рощ, могил/ В свои этюды».
Вряд ли парни знают, что такое «фольварки», но важно ли это? Интеллигенты, на Пастернаке выросшие, тоже не по фольваркам, и ничего, стихи ими зачитаны до дыр. И вообще социальный снобизм — грех, как раз Пастернаку вполне чуждый: «Превозмогая обожанье,/ Я наблюдал, боготворя./ Здесь были бабы, слобожане,/ Учащиеся, слесаря». Могли быть и десантники, особенно из ролика: рябые, трогательные, обрюзгшие, угреватые. Ни стати, ни удали, ни молодечества, ни даже просто молодости, никакого сексапила.
Собственно, это самое художественное, что есть в ролике, — двойной конфликт, двойное несовпадение, не только героев со стихами, но и героев со зрительскими о них грезами. Десантник здесь не победоносный мачо, глаз горит, румянец во всю щеку, а человек из толпы, землистый и стертый, коллективный Акакий Акакиевич. И он отныне читает Пастернака. Поди, плохо.
«Плохо!» — кричал мне отец, поэт, общавшийся с Пастернаком. Ему первому я кинул ссылку на видео и тут же раскаялся. Страдания родителя в телефонной трубке были столь глубоки и неподдельны, что, переполненный чувством вины, я стал мучиться, словно сам снял этот ролик.
«Нет, нет, нет, — написала мне любимая подруга Татьяна Толстая. — Обожанье я превозмогла. Получился дембельский альбом. Это напомнило мне стихи: «Есть у воина в брюках заветное место,/ И хранится в нем то, что дороже всего./ Это место — карман, а в нем — фото невесты,/ Что в далеком краю ожидает его». Издевательство и над Пастернаком, и над десантниками. Мол, не этим рожам читать поэта. Типа «мне не смешно, когда маляр презренный». Я понимаю Сальери, не смешно. Но фокус тут в том, что десантники по доброй воле таких стихов не читают. Это все равно что нас с вами попросят исполнить танец маленьких лебедей людям на потеху. И пустят как рекламу фитнес-клуба, гы-гы».
Татьяна Толстая увидела в ролике издевательство, а вот модный продюсер Федор увидел Tom of Finland. «Реклама Букмаркета в стиле Tom of Finland», — написал он в своем фейсбуке. Tom of Finland — это гей-порно, карикатурные мачо с вывороченными мускулами и вздыбленными членами.
Татьяна Толстая, по-моему, преувеличивает — издевательства в ролике нет. А Федор просто смотрел другое кино — в этом Tom of Finland нет в помине. А есть хорошие люди, которые снимают других хороших людей, и очень мило получается. Везде разлит покой. Ничто не выворочено, все ровно. Никаких твердых вздыбленностей, одна гладкая мягкость. Никто не смеется над десантниками, это дурной тон. Сегодня такое не носят. Сегодня улыбаются, неуловимо, как Мона Лиза, — татуировку «За Пастернака!» еще надо суметь разглядеть. Сегодня у нас живое чудо с нотами ванили и ореха. И если вы их не чувствуете, нам очень жаль. Мы все теперь чувствуем. Мы из этих нот состоим, как Шопен из фольварков.
Чтецы, декламирующие стихи, всегда к ним что-то добавляют, в этом смысл декламации. Они уточняют, поясняют, трактуют — к нашему ужасу порой, но что с этим поделаешь. Ролик с десантниками — уникальный случай, здесь не чтецы комментируют Пастернака, а Пастернак — чтецов.
Должен комментировать.
Проблема в том, что он не знает нот ванили. И нот ореха тоже не знает.
Культура не вернется в Парк культуры.