Термину «инновационный лифт» недавно исполнилось три года. Его ввели в оборот в апреле 2010 года при подписании так называемого «Соглашения десяти», которое регулирует взаимодействие созданных в России институтов развития, таких как ВЭБ, МСП Банк, Роснано, Фонд «Сколково», Российская венчурная компания (РВК). Кстати, с тех пор число участников соглашения выросло до тринадцати.
Говорится об «инновационном лифте» и в недавно (28 марта) принятой правительством восьмилетней госпрограмме «Экономическое развитие и инновационная экономика». Она поделена на 9 подпрограмм, одна из которых называется «Стимулирование инноваций», в ней 12 мероприятий, в том числе и «Создание и развитие институтов и инфраструктур, обеспечивающих запуск и работу «инновационного лифта».
О чем речь? Госпрограмма видит смысл «лифта» в «обеспечении непрерывного финансирования инновационных проектов на всех стадиях инновационного цикла». В итоге должен быть «создан механизм обмена информацией о перспективных инновационных проектах, налажена передача таких проектов от одного института развития к другому».
Объясняя суть понятия ребенку, я бы говорил так:
«Представь, малыш, что есть дом, на разных этажах которого сидят все наши институты развития. И в здании пущен лифт, садясь в который ученый-исследователь на первом этаже получает грант на коммерчески ориентированное исследование, на втором — финансирование на разработку прототипа, на третьем — инвестиции, требуемые для расширения производства, на четвертом — инвестиции на завоевание глобальных рынков. Путь с этажа на этаж небыстрый, и чем выше пассажир поднялся, тем сильнее его компания».
Любой человек, знающий распределение ролей в семье российских институтов развития, может с уверенностью предположить, как распределятся они по этажам того умозрительного здания, где пущен «инновационный лифт». Первый этаж — конечно же, Фонд Бортника (Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере) и научные гранты Минобрнауки, второй этаж — РФТР (Российский фонд технологического развития), венчурные фонды РВК, гранты Фонда «Сколково», третий этаж — программы Российского банка развития малого и среднего предпринимательства (МСП Банк) и снова фонды РВК, четвертый этаж — Роснано, ВЭБ, Рынок инноваций и инвестиций на ММВБ.
Что не так
Ребенку легко объяснить, что такое «инновационный лифт», как заселено «инновационное здание», но не так легко объяснить, почему за три года — с 2010 по 2013 — этот лифт не заработал и теперь его запуск и эксплуатация включены в очень стратегическую восьмилетнюю правительственную программу. Неработоспособность «инновационного лифта» признает не только правительство, об этом говорят и «пассажиры» (предприниматели), и «лифтеры» (сотрудники институтов развития). Впрочем, в этом нет ничего мистического или недоступного человеческому пониманию. Есть три очень простые причины, по которым, на мой взгляд, «инновационный лифт» в его сегодняшнем понимании работать не может в принципе.
Первая причина — отсутствует «владелец проекта», не выделены ресурсы, не определена ответственность. Надо говорить не о координации работ (эта роль — у ВЭБа, и он ее выполняет, как может), а о полноценном владении и руководстве взаимодействием институтов развития. Деньги и позиции под работу «инновационного лифта» никогда не выделялись, не исключение и госпрограмма «Экономическое развитие и инновационная экономика», в которой из 867 млрд рублей общего бюджета на обеспечение работы «инновационного лифта» не нашлось и копейки.
Вторая причина — полное несоответствие подходов и требований к проектам, выдвигаемым различными институтами развития. Различно все — от форматов запрашиваемых финансовых отчетов и бизнес-планов до отраслевых и специализированных приоритетов поддержки. Каких бы то ни было «интеграционных» инициатив нет, и, учитывая вышесказанное (отсутствие «владельца проекта»), не стоит ожидать их появления.
Третья, наиболее существенная и наименее «решаемая», причина состоит в том, что российские институты развития создавались в различное время, по различным моделям и с различными целями.
Не будучи частью единого замысла, институты развития плохо совместимы в рамках единой системы.
Приведу в качестве примера три института: Роснано, Сколково, РВК. Проанализируем их по трем проекциям: индустрия, география, стадия развития поддерживаемых проектов. Получится, что:
— Роснано ограничено по индустрии (нано), не ограничено географически и не ограничено одной фазой инвестируемого бизнеса (инвестирует как в средние, так и в поздние стадии, а изредка и на ранних стадиях).
— Сколково не ограничено по индустрии, но ограничено географически и по стадиям развития проектов (финансирует раннюю и среднюю фазы).
— А Российская венчурная компания (РВК) также не ограничена по индустриям, не ограничена географически и по стадиям.
Посмотрите внимательно на мандаты других институтов, таких как МСП Банк, ВЭБ, Агентство стратегических инициатив (АСИ), Ассоциация инновационных регионов России (АИРР), и вы согласитесь, что их заведомо невозможно интегрировать в единую вертикаль, столь необходимую для работы любого лифта, даже самого инновационного.
Я перечислил три причины, по которым «инновационный лифт» не может работать.
Рискну описать и одну-единственную причину, по которой «инновационный лифт» — такой, каким его видят сейчас (как процесс передачи проектов «с рук на руки» от одного института развития к другому институту развития), — на мой взгляд, и не должен работать.
Зайду издалека. Нет нужды доказывать, что для решения рыночных задач государственная, бюджетная, бюрократическая организация — наименее эффективный инструмент. Об этом говорил в интервью «Российской газете» и министр по вопросам «открытого правительства» Михаил Абызов. В любом виде деятельности, где существует хоть какая-то альтернатива государственному участию, она (госорганизация) всегда будет проигрывать по соотношению результат/расходы. Область финансирования инновационных компаний, безусловно, не исключение из вышеуказанного правила. Отбор проектов для поддержки, или финансирования, или инвестирования гораздо хуже выполняют (даже честные) бюрократы на фиксированном окладе, чем частники, доход которых зависит от успешной перепродажи проекта.
Безусловно, существует целый ряд задач, для которых важно и полезно формирование специализированного государственного агента (институты развития). Такие задачи возникают в отсутствие активных частных игроков в той или иной части рынка или в случае неблагоприятного для частного игрока соотношения риск/доход в определенном спектре операций. Но я совершенно уверен, что эффективность работы и целесообразность существования института развития может быть оценена лишь в условиях, когда компании, поддержанные/профинансированные институтом, «пройдут проверку» рынком, окажутся востребованы в рыночных условиях и рыночными игроками.
А вот умножение числа госорганизаций в цепочке развития инновационной компании приведет даже не к сложению, а к перемножению неизбежных ошибок, совершаемых служащими, которые распоряжаются бюджетом.
Если общеиндустриальная вероятность успеха при поддержке венчурных проектов равна 10%, то стоит добавить в цепочку развития инновационной компании не один, а 3-4 института развития, то вероятность того, что эта инновационная компания станет заметным игроком на рынке, окажется около нуля.
Ребенку я бы это объяснил так: «Каждый из институтов рассматривает заявки и принимает решения заведомо хуже, чем частная компания, а потом заведомо хуже, чем частная компания, организует поддержку. Поэтому участие даже одного института снижает вероятность успеха проекта, но проект, попадая после работы с институтом в мир частных компаний, сразу получает реальную оценку и возможность скорректировать ошибки в развитии. Если же результат работы одного из институтов станет обязательным к приему в работу следующего института, то (1) мы не узнаем вовремя реального положения вещей с проектом, (2) огражденный от необходимости рыночного успеха проект будет дальше развиваться в неправильном направлении, и навсегда будет потерян шанс исправить его судьбу».
Объяснение, похоже, получилось недетское.
Что делать
1. Начать надо с того, что признать бессмысленность и вред такого «инновационного лифта», где на всех этажах находятся институты развития, финансируемые государством. Можно предположить, что не менее 70% обитателей этажей «инновационного здания», участников работы «инновационного лифта» и всех соответствующих соглашений и деклараций должны быть представлены частными компаниями.
2. Потом надо жестко и однозначно запретить прямой переход инновационного проекта от одного института развития в другой институт — институты развития не могут быть на соседних этажах «инновационного здания». А за попытку передать проект из одного подразделения института развития в другое подразделение того же института я бы вообще сбрасывал с крыши «инновационного здания» в шахту «инновационного лифта».
3. И последнее — и самое важное — надо четко понять, что гармонично только то «инновационное здание», на последнем этаже которого находится потребитель инновации, он же конечный покупатель инновационной компании или ее инновационного продукта. Его интересы должны определять и работу лифта, и заселение этажей.
Уверен, что отремонтированный лифт будет эффективен.