За три месяца, прошедших с момента появления программы Столыпинского клуба «Экономика роста», разрослась настоящая экономическая дискуссия. В этой связи стоит вспомнить высказывание Махатмы Ганди: «Сначала над тобой смеются, затем с тобой спорят, потом ты побеждаешь». Задачу номер один мы выполнили: прошли период насмешек, расшевелили спящее аморфное общество — заставили его задуматься о стратегиях, программах, о будущем.
Задача номер два — выиграть теоретический спор разных экономических концепций. Стране нужен дополнительный источник роста, помимо нефтегазового сектора. Им может стать только внутреннее производство, МСБ, экспорт продуктов глубокой переработки сырья, импортозамещение. Однако принять столь необходимые шаги мешает инертность мышления Центробанка и экономического блока правительства. Ей на руку играет обскурантизм ряда дворцовых экономических экспертов. Конечно, мы спорим не с огульной (каковой больше всего), а с умной критикой от профессиональных апологетов экономического догмата, главенствующего в стране уже 25 лет. Она требует ответа.
Надо понимать, что наши оппоненты не совсем либералы. Той экономике, которую начали строить в начале 2000-х, «рентной» экономике, основанной на доходах от экспорта природных ресурсов, нужна была соответствующая политика, препятствующая попыткам все раздать и украсть, то есть политика эффективного казначейства, или «копилки». Ей нужно было теоретическое обоснование, например в духе «монетаризма» Милтона Фридмана, основанного на утверждении о товарной природе денег.
Можно соглашаться с этой теорией или нет, но она не о том. Практика сильно отличалась от всех либеральных теорий, в том числе — от монетаристской. Нам предложили жесточайшую финансовую политику, бескомпромиссную централизацию ресурсов у государства, денежное иссушение рынка (политика высокой процентной ставки) и при этом дали полную валютную свободу спекулятивному капиталу, что привело к процветанию сarry trade и невероятной популярности этой политики среди портфельных инвестиционных фондов.
Между тем именно Милтон Фридман, вместе с Анной Шварц, писал в «Монетарной истории Соединенных Штатов, 1867—1960» следующее: «Нехватка денег выступает главной причиной возникновения депрессии. Исходя из этого, монетаристы полагают, что государство должно обеспечить постоянную денежную эмиссию, величина которой будет соответствовать темпу прироста общественного продукта».
На практике проведение в России жесткой денежно-кредитной и ограничительной бюджетной политики на фоне крайне либерального валютного законодательства способствует, с одной стороны, закреплению высоких процентных ставок по кредитам, порождает недостаток денег в экономике, сокращает инвестиции в реальном выражении, что отрицательно сказывается на темпах и качестве роста экономики России.
При этом мы должны признать, что для той, рентной модели экономики эта политика была весьма успешной, мы не разбрасывались ресурсами, скопили резервы, вот, правда, с инфляцией у нас по-прежнему не очень. Но для периода низких цен на сырье, когда надо учиться зарабатывать по-новому, такой курс уже не подходит. Финансово-экономический блок правительства должен теперь думать о том, как инвестировать в новые точки роста в новую современную экономику. А здесь уже нужен не жесткий финансовый директор, а менеджеры по развитию.
Так в чем же нас критикуют?
Главная претензия к нашей программе, которую не высказал только ленивый, – дополнительная эмиссия вызовет неконтролируемую инфляцию.
Тут наши экономисты красок не жалеют. Первую скрипку играет, конечно, Алексей Кудрин, который заявил, что реализация наших идей за два года разрушит экономику страны. Не менее пугающие прогнозы выдает и Сергей Алексашенко, пообещавший нам Зимбабве с огромным количеством нулей на банкнотах. Такие прогнозы, безусловно, завораживают, но имеют мало общего с реальностью. Повышение денежного предложения, «количественное смягчение» в той или иной форме – путь, по которому идет сейчас весь мир, в том числе США, Европа, Япония и даже Китай.
Именно активная стимулирующая денежно-кредитная политика, активное опережающее предложение кредитных ресурсов в экономику стало ключом к успеху практических всех стран, совершивших экономическое чудо: Япония, Чили, Южная Корея, Сингапур и т. д.
Деньги – кровь экономики. И у России малокровие.
Коэффициент М2 (соотношение денежной массы к ВВП) у нас составляет 45%, для сравнения: в КНР – 195%. Сейчас же под лозунгами борьбы с инфляцией еще и началась политика искусственного сжатия денежной массы. Это весьма скоро приведет к дефициту оборотных средств и кризису неплатежей. У предприятий не будет денег для закупки сырья, для выплаты заработных плат и т. д. Вот где будет полноценное возвращение в 1990-е годы.
Что характерно, несмотря на таргетирование ЦБ, инфляция меньше не становится. И понятно почему. Инфляция в России связана не с количеством денег в экономике, а с зависимостью рынка от импорта, ростом тарифов, недостаточным предложением товаров и услуг, отсутствием конкуренции в ряде отраслей. Это немонетарная инфляция. Увеличение денежной массы не приведет к ее росту, а сжатие – к снижению, что мы и видим.
Кроме того, мы предлагаем всю возможную эмиссию направить в производство. Речь идет о целевой связанной эмиссии, которая создаст опережающее предложение денег в реальном секторе. Финансовые ресурсы будут направляться на инвестиционные проекты, в модернизацию и расширение существующих производственных мощностей и в инфраструктуру (транспорт, энергетика и др.). Сам механизм такой эмиссии исключает возможность направления средств куда-либо еще.
Тут уместно упомянуть второй бросаемый нам упрек, а именно то, что эмитированные деньги хлынут на валютный рынок. Главред «Финансовой газеты» Николай Вардуль пишет: «Искушение, получив деньги по сверхнизкой ставке, уйти в валюту настолько велико, что все запреты будут обходиться».
Искушение велико, но механизм который мы предлагаем, исключает такую возможность.
Мы подразумеваем рефинансирование ЦБ коммерческих банков и/или капитализация институтов развития для финансирования частных производственных проектов под залог проектных облигаций и/или выкупа проектных облигаций компаний-инвестиционных агентов (специальных обществ проектного финансирования СОПФ). Это вполне принятая и весьма распространенная в мире практика финансирования.
Деньги будут выдаваться только проектам, прошедшим независимый аудит, и софинансируемым инвестором, коммерческим банком, и рефинансируемым ЦБ только на часть общего объема. Все это снимает риски.
Много упрекают нас и в отсутствии должного числа проектов, которые смогут освоить эмиссионные деньги.
Вот как поэтично описывает это Вячеслав Иноземцев в своей колонке на Slon.ru: «Отличие наших экономик состоит в том, что в России «производственный сектор» просто отсутствует. Это как полить водой пересохшую землю – вода в нее впитается, появятся ростки. Почему не получится у нас? Потому что вместо земли у нас покрытый лаком паркетный пол, в который ничего не впитается».
Определенная правда в этих словах есть. Действительно, Россия сильно деиндустриализировалась. Число промышленных предприятий у нас невелико и продолжает, к сожалению, сокращаться. Так это и подтверждение того, что у нас большой потенциал, если, конечно, изменить экономическую политику. Это показывает работа Фонда развития промышленности Минпромторга. Средства фонда - это возвратные деньги, выдаваемые под 5% годовых сроком до 5 лет. И есть существенные ограничения по финансированию по направлениям и возможностям использования средств. На 2016 год получено 1282 заявок на сумму 449 млрд рублей, по состоянию на конец декабря 531 заявка на сумму 141 млрд рублей прошла экспертную оценку фонда. В бюджете на фонд предусмотрено, к сожалению, только 20 млрд рублей, недавно президент объявил о докапитализации еще на 20 млрд. Результаты первого года работы ФПИ показывают, что большинство одобренных проектов имеют прибыль даже больше запланированных, что позволяет надеяться на успешное масштабирование этого опыта.
Недавно было совещание у председателя правительства, где мы дали наш взгляд на возможные точки роста. Мы считаем, что их вполне достаточно, чтобы мы могли расти и 5%, и 6% в год, а если сложится благоприятная конъюнктура — то и все 10%, как в 2000 году.
У страны много точек роста и без нефти, мы можем сегодня предложить много проектов. Главное, чтобы эти проекты опять не стали неэффективными монстрами по отмыванию средств, связанными с государством структурами, а были реализованы многочисленными частными предприятиями, жили бы в конкурентной среде.
В этой связи нельзя пройти мимо обвинений от целого ряда политиков и экономистов левого толка, которые считают, что наша программа носит исключительно лоббистский характер и направлена только на интересы бизнеса. Об этом же говорит и первый проректор НИУ ВШЭ Лев Якобсон, хотя он и подчеркивает, что вкладывает в понятие «лоббизм» положительный смысл. Вынужден не согласиться. Да, «экономика роста» - это про бизнес, про МСП и промышленные предприятия. Но именно они выполняют главную социальную задачу: они создают рабочие места и выплачивают налоги! Если у нас будет политика экономического роста, то инструменты для развития и возможности для процветания будут даны не только частному бизнесу, но и всем людям «дела», и предпринимателям, и ученым, врачам и военным и рабочим. Всем тем, кто не хочет прозябать, а стремится к развитию, росту – своему, своей семьи, росту страны.
Вызывает опасения и наше предложение создать систему управления реформами.
Если отмести высказанные в наш адрес бредовые обвинения в желании возродить Госплан (тут людям надо просто почитать, что такое индикативное планирование), то суть основных претензий в том, что это вызовет рост бюрократического аппарата. Так, по мнению Андрея Мовчана, создание Администрации развития - это «откровенное и кардинальное увеличение числа чиновников».
В бизнесе очень хорошо знают, что такое проектное управление и что “project management” всегда должен быть отделен от управления «текущим состоянием» или “run management”.
Весь опыт успешных государств говорит об этом, в каждой из них управление развитием было выделено в отдельную структуру. Для всех экономик, которые осуществляют догоняющее развитие, исключений нет: КНР, Корея, Сингапур, Таиланд, Малайзия, Индонезия и т. д.
Что касается дополнительной численности Администрации развития, мы предлагаем: во-первых, сократить, прежде всего, число чиновников, отвечающих за развитие в существующих ведомствах, за ненадобностью. Во-вторых, значительного персонала вообще не потребуется, это должна быть мобильная оперативная группа, но с особыми полномочиями и прямым подчинением президенту страны. В-третьих, все это окупится сторицей и, что немаловажно, можно будет сэкономить на похоронах (шутка).
И в завершении надо сказать еще об одном, но очень важном, на самом деле, главном аргументе наших критиков: никакие экономические реформы у нас в стране невозможны в принципе, пока не будут проведены политические и институциональные реформы – реформы правоохранительных органов, независимого суда и т. д. Конечно, и политическая конкуренция, и правовое государство - важнейшие составляющие успешных стран. А для бизнеса, особенно малого и среднего, независимый суд просто необходим. Но как показывает мировой опыт, создание таких институтов, во-первых, заняло не один десяток лет, а кроме того, шло не впереди, а за экономическими реформами. Ведь спрос рождает предложение – пока рынок слабый, любые институты или простаивают, или ими манипулируют. Как только появится спрос со стороны бизнеса, все начнет развиваться. Сначала - развитие рынка, увеличение числа и силы его субъектов, а уже потом, в ходе развития экономики - политические и институциональные реформы.
Поэтому задача номер три – выиграть – создать новую экономику России.
Реализация нашей программы даст возможность гражданам достойно зарабатывать, а пенсионерам - достойно жить на пенсию и сбережения. Если же сейчас ничего не менять, а только ждать, когда же снова вырастет нефть, нас всех ждет прозябание на задворках, или, что еще хуже, изоляция – возврат в СССР. Молодая, образованная и активная часть населения эмигрирует, бизнес уйдет в тень, работу найти будет все сложнее, и у государства будет все меньше средств для выполнения социальных обязательств
Да, риски реформ высоки, нужна решимость и даже отвага. Но риски ничего не делать для страны значительно выше.