До самого последнего времени перспективы новой приватизации в России не выглядели впечатляющими. С помпой заявленная в 2012 году «амбициозная программа приватизации», предусматривавшая передачу в частные руки контрольных и просто крупных пакетов акций чуть ли не всех госкомпаний первого эшелона, впоследствии была по-тихому свернута, так толком и не начавшись. Выручка государства от продажи собственности в 2015 году составила всего-навсего 5 млрд рублей, а в законе о федеральном бюджете на 2016 год заложено 33,2 млрд рублей приватизационных поступлений, причем до сих пор был запланирован к продаже лишь один крупный актив – пакет акций «Совкомфлота» (25% минус 1 акция).
Но вдруг с начала года в ураганном темпе чиновники заговорили о новой волне «широкой приватизации». Откуда такое изменение в настроениях?
В принципе у приватизации бывает три мотива.
Всякий раз, когда государство пускается на широкомасштабное разгосударствление (приватизационная кампания 90-х годов в нашей стране не исключение), решение обязательно содержит эти мотивы в некоторых пропорциях, и в зависимости от их соотношения варьируются применяемые формы и правила продажи госимущества – от доступной для всех инвесторов акционерной подписки до «инвестиционных конкурсов» и «залоговых аукционов».
Первый мотив – фискальный, когда в бюджете не хватает денег и взять их больше неоткуда. Второй – идеологический, исходящий из постулата, что государство – плохой собственник, а частник справится с управленческими задачами гораздо эффективней. Наконец, третий мотив – глубоко личный, связанный с неудержимым стремлением конкретных лиц перехватить по дешевке какие-то активы.
Сегодня преобладающий приватизационный мотив, судя по всему, фискальный; не случайно, рассуждая о перспективах продаж госсобственности, министр экономического развития Алексей Улюкаев охарактеризовал бюджетную ситуацию как «критическую». Изрядно развращенное десятилетием нефтедолларового мотовства и расслабленности, Государство Российское никак не сведет концы с концами и потому хватается за приватизацию как утопающий за соломинку.
Напротив, соображения повышения экономической эффективности в нынешнем приватизационном дискурсе практически отсутствуют: вместо этого говорится о «сохранении контроля», угрозе «захвата предприятий конкурирующими компаниями», «стратегически важных активах» и отслеживании «качества инвесторов». При этом о необходимости улучшения управления принадлежащими государству российскими компаниями не слышно почти ничего; видимо, собственника в целом ситуация устраивает и он не собирается пускать инвестора «порулить».
Таким образом, со стороны предложения ситуация, прямо скажем, не самая радужная: скорей всего, предлагаются к продаже в основном миноритарные пакеты в не очень хорошо управляемых компаниях, как правило, не имеющих стратегического значения (а значит, не вызывающих у потенциальных инвесторов особого интереса). Тут впору вспомнить о недавнем намерении регулятора оградить миноритарных акционеров от излишней, по его мнению, информированности.
Но при всем этом продать активы еще надо умудриться «не по бросовой цене». Последнее, с учетом близости текущих котировок российского фондового рынка к минимумам периода глобального финансового кризиса 2007-2009 годов, по-видимому, будет особенно затруднительно.
Ведь со спросом дело обстоит ничуть не лучше, чем с предложением.
Иностранные инвесторы – что стратегические, что портфельные – сегодня по большей части выводят средства из России, и продавцам госимущества в условиях сформулированных для них ограничений нужно будет совершить подвиг, чтобы заманить их назад. В свою очередь, «офшорным схемам» участие в приватизации закрыто. В то же время особого интереса к «деофшоризации» в ходе только что продленной кампании по амнистированию блудных капиталов зарегистрировано не было, и пока нет оснований считать, что это настроение вдруг сменится на прямо противоположное. Экспортеры вроде бы выиграли в рублевом выражении в результате девальвации, но тут же обнаружили, что многие статьи расходов (прежде всего инвестиционные) выросли ничуть не меньше. Банковский сектор балансирует на тонкой грани между прибылью и убытками и уж точно не расположен к объемным долгосрочным вложениям с неясной перспективой, ну а госбанкам кредитование приватизационных сделок вообще приказано не осуществлять. Российские домашние хозяйства, накопившие изрядные подкожные средства и пока несущие их в банки, похоже, не готовы в нынешних условиях в массовом порядке расставаться со своими сбережениями «на кризис», а кроме того, свежи еще в народе не самые светлые воспоминания о «народных IPO» примерно с теми же действующими лицами и исполнителями.
Поскольку первые два приватизационных мотива порождают на редкость противоречивую картинку, самое время вспомнить про третий.
Какую роль он может сыграть в будущей реализации госимущества с молотка, пока сказать сложно, но, судя по отечественному опыту, роль эта наверняка ненулевая. Так что остается внимательно следить за выбором механизмов и условий предстоящих распродаж, а также за реальными источниками средств, которые могут быть в них задействованы.
Таких источников непредвзятый наблюдатель по памяти может указать как минимум два. Это деньги, контролируемые государственным сектором в более широком, чем «кредиты госбанков», смысле слова, и легендарные валютные кладовые «Сургутнефтегаза».