Один из ключевых вызовов для теории политической экономики — экономический рост Китая в последние 35 лет. Как авторитарному режиму удается поддерживать столь высокие темпы роста на протяжении столь длительного промежутка времени и в столь большой стране, как Китай?
Коммунистическая партия Китая понимает, что для того, чтобы удержаться у власти, она должна показывать впечатляющие экономические результаты, обеспечить поддержку сотен миллионов китайцев, которые за последние десятилетия вырвались из бедности. Именно этим инстинктом выживания можно объяснить разумные и прагматичные решения: создание стимулов в сельском хозяйстве (крестьянам было разрешено продавать сверхплановую продукцию по рыночным ценам), аналогичных стимулов для госпредприятий и муниципальных предприятий, чьи доходы остаются в городском бюджете, а не экспроприируются чиновниками более высокого уровня; гостеприимная политика в отношении иностранных инвесторов; приватизация, которая идет уже 15 лет; вступление в ВТО и многое другое.
В целом китайские власти ведут очень разумную экономическую политику. Загадка в том, как удалось создать систему, в которой функционеры компартии, как правило, работают на благо страны, а не в личных интересах. Желание диктатора удержаться у власти, мягко говоря, не всегда приводит к выбору разумной политики. Например, Сталин предпочел уничтожить НЭП (который был очень похож на политику Дэн Сяопина конца 1970-х — начала 1980-х ) и взял курс на упрочение личной власти. Тем же путем пошел и Мао Цзэдун во время «культурной революции».
Простое объяснение китайского чуда заключается в том, что в Китае работают два ключевых условия успешного автократического режима: ротация руководителей и наказание тех руководителей, которые плохо работают. Именно эти два фактора выделяют в своей работе 2008 года Making Autocracy Work экономисты Тимоти Бесли и Маса Кудамацу, которые проанализировали все успешные автократии.
Оба этих условия крайне важны. Действительно, если не ограничен срок руководства (как, например, для американского президента), есть риск того, что руководители постараются остаться навсегда. При диктатуре (где нет оппозиции, свободы СМИ и гражданского общества) это сделать легче, чем при демократии. Более того, и искушение остаться больше: ведь при диктатуре руководитель потенциально может получить гораздо большую выгоду от нахождения у власти. Однако Китаю удалось построить систему, в которой каждые 10 лет высшее руководство компартии полностью меняется. Это, в свою очередь, освобождает и вакансии на следующих уровнях иерархии.
Второе качество китайской системы — это конкуренция между региональными лидерами. Целый ряд экономических исследований показал, что в Китае у региональных руководителей очень сильные стимулы. Если регион показывает хорошие результаты с точки зрения экономического роста, то его руководитель получает повышение, а если плохие — то нет. Более того, чтобы снизить риск приписок и обеспечить информирование центральной власти о «перегибах на местах», китайские коммунисты даже пошли на введение выборов на местном уровне.
Но парадокс остается: как Китаю удалось обеспечить эти меритократические принципы и регулярную ротацию, ведь при диктатуре высшим руководителям не хочется уходить. Нет у них и стимулов для того, чтобы продвигать успешных подчиненных (как показывает пример тех же Сталина и Мао). Успешный региональный лидер — это потенциальный конкурент диктатора.
Самый простой ответ на этот вопрос — тысячелетние традиции китайской бюрократии (которая действительно была основана на меритократических принципах). Но и это объяснение не вполне удовлетворительно — при Мао Цзэдуне традиция была полностью разрушена.
В этом смысле разумно устроенная диктатура китайской компартии — скорее удивительное исключение, а не правило. Нет ни одного исчерпывающего и непротиворечивого объяснения китайского чуда (впрочем, иначе оно не было бы чудом!). Мое любимое объяснение: правление Мао настолько напугало китайских коммунистов (и в первую очередь Дэн Сяопина, отца китайского экономического чуда, который дважды был репрессирован при Мао), что система регулярной ротации и меритократической конкуренции между регионами стала своего рода страховкой от повторения ужасов культа личности. Впрочем, и это объяснение несовершенно — ведь сегодняшние руководители не помнят ни Мао Цзэдуна, ни Дэн Сяопина.