«Мы болеем и умираем»: чего добился «Норникель», потратив десятки миллиардов рублей на экологию
В июле 2014 года жители финского городка Пори были неприятно удивлены — берега местной реки Кокемяки усеяли сотни мертвых мидий. Ответственность взял на себя завод, расположенный чуть южнее, в городе Харьявалте, и принадлежащий ГМК «Норильский никель». В начале месяца из-за неисправности теплообменника на заводе произошла утечка, и в реку попало около 66 т никелевых отходов. К середине июля концентрация никеля в Кокемяки снизилась до безопасных уровней. А спустя год полиция передала в местную прокуратуру дело о нарушении природоохранного законодательства, и перед руководством Nornickel Harjavalta замаячила перспектива крупных штрафов и тюремных сроков. Но иной информации о санкциях в отношении руководства финского завода «Норникеля» не появилось.
«Норильский никель» не редко сталкивается с экологическими проблемами, но спустя шесть лет после аварии в Харьявалте они начали валиться на компанию одна за другой. В конце мая 2020 года на одной из ТЭЦ «Норильско-Таймырской энергетической компании» (НТЭК, энергетическое подразделение «Норникеля») под Норильском разрушился резервуар, из которого утекло 21 000 т дизеля. Затем журналисты «Новой газеты» обнаружили, что из хвостохранилища Талнахской обогатительной фабрики в тундру насосами выкачивается загрязненная вода. Наконец, другая «дочка« ГМК — «Норильсктрансгаз» сообщила об утечке 44,5 тонн авиакеросина из-за разгерметизации трубопровода. С экологическими проблемами такого масштаба «Норникелю» еще не доводилось сталкиваться. Росприроднадзор уже оценил ущерб природе от аварии на НТЭК в рекордные для России 148 млрд рублей.
В прошлом году, составляя рейтинг лучших работодателей России, Forbes оценил, какую долю своей выручки крупнейшие промышленные компании тратят на экологию. «Норникель» занял по этому показателю первое место — около 5% выручки за 2017-2018 годы компания потратила на охрану окружающей среды. На решение каких экологических проблем идут эти деньги и почему результаты пока нельзя назвать впечатляющими?
Как Норильск стал самым грязным городом в Арктике
«Мы болеем и умираем», — говорилось в письме, которое в 2007 году получили депутаты Госдумы. Под письмом подписались 15 000 жителей Норильска — они в красках рассказывали о многочисленных болезнях, с которыми сталкиваются из-за выбросов «Норильского никеля», и сетовали, что из-за загрязненности воздуха в детских садах нередко не выпускают детей на прогулки.
Сегодня Норильска могло бы и не существовать. Город начали строить в 1953 году на месте заводского поселка, зажатого между двумя заводами, запущенными во второй половине 1940-х — медным на севере и никелевым на юге. Но к концу 1950-х месторождение «Норильск-1», с освоения которого началась история Норильского комбината, истощилось. И советское правительство всерьез задумалось о том, чтобы закрыть комбинат и переселить людей из Норильска, в котором тогда проживало около 110 000 человек. Однако в середине 1960-х рядом с городом были открыты сразу два крупных месторождения медно-никелевых руд — Талнахское и Октябрьское. И Норильский промышленный район продолжил развиваться. В начале 1980-х в 10 км к северо-западу от Норильска был запущен третий завод — Надеждинский. К этому времени население города увеличилось до 180 000 человек.
Соседство с тремя крупными заводами привело к тому, что Норильск регулярно накрывало облако выбросов — дымный факел, как его называют местные. Норильский комбинат, объединивший месторождения, добывал и перерабатывал так называемые сульфидные руды, которые представляют собой соединения серы с металлами. Отход производства — диоксид серы, из него более чем на 90% состоят выбросы над Норильском. Это опасное вещество, в атмосфере он взаимодействует с водой и преобразуется в серную кислоту, которая возвращается на землю с дождями или переносится ветром и оседает на почве.
Диоксид серы можно улавливать в процессе производства и преобразовывать в элементарную серу, которая сама по себе является товарным продуктом или может участвовать в создании строительных материалов или удобрений. Первые серные цеха заработали на Надеждинском и Медном заводах в 1980-х. Но по масштабам загрязнения воздуха Норильск все равно стал лидером среди других промышленных центров. Например, по данным Росстата, в 1992 году в небо над Норильском от стационарных источников — иными словами, промышленных объектов — было выброшено 2,2 млн т загрязняющих веществ. На втором и третьем месте по масштабам выбросов находились Магнитогорск и Череповец, в каждом из которых выбросы были более чем в четыре раза ниже — 538 300 и 521 200 т соответственно. Как изменилась картина за прошедшее время? По данным Росстата, в 2019 году выбросы загрязняющих веществ в Норильске составили 1,8 млн т, на втором и третьем месте — Новокузнецк, где находится металлургический завод, входящий в Evraz, и Череповец с 325 700 и 296 300 т выбросов соответственно.
По данным «Норникеля», в 2019 году в Заполярном филиале (в него входят предприятия, расположенные рядом с Норильском) компания выбросила в воздух 1,82 млн т загрязняющих веществ, из которых 1,79 млн т пришлось на диоксид серы. На Заполярный филиал «Норникеля» приходится чуть меньше половины всех выбросов диоксида серы в России, которые, по данным Минприроды» в 2017 году составляли 3,7 млн т. В 2019 году Greenpeace, опираясь на данные NASA, опубликовал исследование более 500 основных источников выброса диоксида серы в мире. Всего объем выбросов составил 49,7 млн т в 2018 году, из них 19,9 млн т обусловлены вулканической активностью, остальные — антропогенным фактором. Норильск оказался самой «горячей» точкой на карте выбросов — 1,9 млн т. Для сравнения, на втором месте находится город Криэль в ЮАР (714 000 т диоксида серы, основной источник — угольная электрогенерация), на третьем — горный район Загрос в Иране, где работает нефтехимический комплекс (614 000 т).
Уровень загрязнения воздуха оценивается через показатели предельно допустимой концентрации (ПДК) конкретного вещества. Например, в России предельно допустимая среднесуточная концентрация диоксида серы составляет 0,05 мг на куб. м атмосферного воздуха. По данным Минприроды, в 2017 году средняя суточная концентрация диоксида серы в Норильске составляла 0,076 мг. В том же году в Норильске концентрация диоксида азота почти в два раза превышала ПДК. Другие крупные города Арктической зоны по этим показателям не превышали ПДК. Еще нагляднее свидетельствуют об уровнях загрязнения максимальные разовые концентрации (для диоксида серы она составляет 0,5 мг на куб. м). В отдельные дни зимы и весны 2019 года разовая концентрация диоксида серы в Заполярном филиале «Норникеля» превышала ПДК в 2-4,5 раза.
Загрязнен не только воздух. Ежегодно «Норникель» сбрасывает на Таймыре 100-120 млн куб. м сточных вод, из которых 25-30% классифицируются самой компанией в ее отчетности как недостаточно очищенные или загрязненные. Общий сброс загрязняющих веществ каждый год составляет 70 000-80 000 т (в 2019 году сократился до 60 000 т). В 2017 году сотрудники института геохимии и аналитической химии им. В. И. Вернадского РАН представили доклад с результатами анализа качества вод Норильского района. Суммарная концентрация основных элементов (железа, никеля, меди и пр.) в реках Щучья, Далдыкан, Купец, Новая Наледная и Талнах, расположенных рядом с промышленными объектами «Норникеля», в среднем в 9-10 раз превышала предельно допустимую концентрацию. Все эти реки впадают в озеро Пясино, которое соединяется с Карским морем рекой Пясина. «Река Пясина, особенно ее верхнее течение, находится в зоне максимального загрязнения почв и растительности Норильского промышленного района», — говорилось в 2007 году в докладе международного экологического объединения Bellona. Со ссылкой на инспекторов Енисейского бассейнового управления по охране и воспроизводству рыбных запасов и регулированию рыболовства авторы доклада отмечали, что реки Наледная и Щучья вследствие загрязнения потеряли свое рыбохозяйственное значение.
Как «Норникель» платит за вред экологии
Спустя пару недель после того, как дизельное топливо из разрушившегося резервуара НТЭК утекло в тундру, а «Норникель» заявил, что остановил разлив с помощью боновых заграждений на реке Амбарная, впадающей в озеро Пясино, в Норильск прилетел эколог Георгий Каваносян. Он добрался на моторной лодке до Пясино в обход боновых заграждений и сделал несколько замеров в озере и реке Пясино, соединяющей его с Карским морем. Оказалось, что концентрация углеводородов в реке превышает предельно допустимую в 2,5-3 раза.
Результаты замеров у Каваносяна запросило Минприроды, он полагает, что они использовались при расчете суммы ущерба, выставленного «Норникелю». Минприроды не прокомментировал эту информацию по существу. «Если вы туда поедете, вам любой рыбак скажет, что в озеро постоянно что-то сливается, — говорит Каваносян. — Есть даже снимки NASA, где за последние 30 лет шесть раз река Далдыкан меняла свой цвет на красный. В 2016 году «Норникель» оштрафовали за это на 30 000 рублей». Тогда «Норникель» объяснял красный цвет реки попаданием в нее солей железа — из-за обильных дождей перелилась через дамбу вода расположенного рядом хвостохранилища Надеждинского комбината. На спутниковых снимках в «Яндекс.Картах» Далдыкан и сейчас окрашена в красный цвет.
О низких штрафах, которые платит «Норникель», вспоминает в разговоре с Forbes бывший замглавы Росприроднадзора Олег Митволь. В 2007 году 15 000 жителей Норильска пожаловались в Госдуму на частые болезни из-за работы комбината. Сотрудники Росприроднадзора приехали в Норильск и взяли несколько десятков проб в водах, которые заводы «Норникеля» сбрасывают в местные реки. В каждой из проб содержание загрязняющих веществ многократно превышало нормативы. Например, концентрация хлоридов и сульфатов в сбросах хвостохранилища «Лебяжье» превышало норму в 13 раз, ксантогенатов, которые используются для обогащения руды, — в 200 раз. В отдельных пробах с никелевого завода концентрация железа, нефтепродуктов и цинка была выше нормы в 150 раз, никеля — в 630 раз, меди — в 2400 раз.
В начале 2008 года Митволь подал в Красноярский арбитраж иск к «Норникелю» на 4,35 млрд рублей — в такую сумму Росприроднадзор оценил ущерб рекам от сточных вод комбината. Расчет был проведен по методике, которую ведомство разработало в 2007 году по инициативе вице-премьера и главы Минпророды Юрия Трутнева, вспоминает Митволь. Правоприменительная практика только вырабатывалась, в итоге суд сократил сумму ущерба до 318 000 рублей. «В 2009 году вышел приказ Минприроды, который убрал проблемы в применении методик», — говорит Митволь. Но и после этого Росприроднадзор не выставлял промышленным компаниям крупных штрафов. «За нарушение природоохранного законодательства у нас есть штраф, который составляет несколько десятков или сотен тысяч рублей, есть ущерб и есть мероприятия по восстановлению, которые проводит компания, — объясняет Митволь. — К сожалению, расчет ущерба не стоит в сфере обязательных мероприятий. Вот мы поймали загрязнителя, оштрафовали на 50 000 рублей — это обязательно. А вот расчет ущерба… не понимаю, почему прокуратура не требует его по каждому случаю. При этом проверки проводятся регулярно, разливы проходят регулярно, [ответа на] вопрос, почему Росприроднадзор каждый раз не применяет расчет ущерба, я не знаю».
Еще хуже, говорит бывший замглавы Росприроднадзора, ситуация состоит с ущербом воздуху. Методика его расчета встретила сопротивление со стороны промышленников и не была утверждена. «Зацепилась в 2007 году за угол чьего-то стола и там и лежит, — иронизирует Митволь. — Это серьезная проблема — у нас, чем на землю что-то выбросить, лучше сжечь, потому что за ущерб по воздуху считать нечем».
Лимиты выбросов загрязняющих веществ для промышленных предприятий устанавливаются исходя из предельно допустимых выбросов (ПДВ) и превышающих их временно согласованных выбросов (ВСВ). Последние согласовываются компанией ежегодно. «По российскому законодательству, за выброс вредных веществ необходимо платить. При этом за выброс в пределах ПДВ плата почти символическая. За выброс в пределах ВСВ применяется повышающий коэффициент, а за выбросы, превышающие ВСВ, платежи возрастают многократно», — объяснял в 2011 году Константин Злотников, представитель группы «Русская платина» Мусы Бажаева (владеет лицензиями на месторождения рядом с Норильском). — ПДВ зависит от множества факторов, начиная от высоты, на которой происходит выброс, и кончая погодой. Его не установишь одним распоряжением, требуется довольно сложный расчет с учетом целого комплекса факторов».
«ПДВ утверждается в заявительном порядке, — объясняет Митволь. — Значит, компания может повысить себе ПДВ, а сама выбрасывает ниже. А поймать их на превышении сложно, у Росприроднадзора нет возможностей рассчитать годовой объем выбросов. Они могут определять разовые концентрации. Но если они превышают ПДК, компания всегда может сказать: мы сегодня выбросили больше ПДК, завтра выбросим меньше и все равно уложимся в ПДВ». «Вообще, если следовать букве закона, любые несогласованные выбросы, которые создают в жилой зоне концентрации загрязняющих веществ выше предельно допустимых норм, являются незаконными. Во многих странах это именно так и трактуется, к сожалению, у нас немножко ситуация отличается», — сетует директор Центра экологических исследований Михаил Юлкин.
В 2004 году специалисты «Норильского никеля» рассчитали значение ПДВ для выбросов серы в год — 213 000 т (в пересчете на диоксид получается сумма выбросов примерно в два раза больше). В то время выбросы компании превышали этот показатель в 4-5 раз, например в 2006 году выбросы оценивались в 979 000 т. В начале 1990-х ПДВ был значительно ниже — 40 000 т серы в год, и тогда фактические выбросы превышали предельно допустимые в 25 раз, приводил цифры в интервью Злотников.
Добиться уровня выбросов в 213 000 т серы «Норильский никель» планировал к 2015 году. Но в 2017 году компания согласовала новый план по достижению ПДВ. В компании не раскрыли величину ПДВ и ВСВ, но отметили, что по итогам 2019 года выбросы были ниже установленных лимитов. «Норникель» в отчетах раскрывает, что платит за выбросы 700-900 млн рублей ежегодно.
Как «Норникель» пытались сделать «зеленой» компанией
Осенью 2008 года Министерство финансов Норвегии заявило, что пенсионный фонд страны избавляется от принадлежавшего ему пакета в 0,39% акций «Норильского никеля». Совет по этике министерства счел, что компания не проявляет должных усилий по борьбе с загрязнением среды.
В Мурманской области рядом с норвежскими границами работает «Кольская ГМК», входящая в состав «Норникеля». Норвегия давно сетует на то, что выбросы диоксида серы с предприятий «Кольской ГМК» загрязняют воздух королевства. В 2001 году Россия и Норвегия подписали межправительственное соглашение о модернизации предприятий «Кольской ГМК». Проект оценивался в $103 млн, из которых $31 млн в виде гранта должна была предоставить Норвегия. Кроме того, Северный инвестиционный банк согласовал «Норникелю» кредит на $30 млн. Но соглашение не было выполнено. Как объяснял технический директор «Кольской ГМК» Алексей Толстых, после того как «Норникель» пересчитал параметры проекта, оказалось, что он обойдется уже в $420 млн. После этого стороны несколько лет не могли согласовать новые параметры, и в 2010 году «Норникель» закрыл кредитную линию Северного инвестиционного банка и вернул Норвегии $6,6 млн гранта, которые компания успела потратить. Тогда «Кольская ГМК» выбрасывала в воздух примерно 250 млн т диоксида серы. А руководство «Норникеля» было сосредоточено на куда более масштабной программе модернизации таймырских заводов.
Рассчитав в 2004 году величину ПДВ и согласовав ее с государством, «Норникель» планировал к 2015 году сократить выбросы серы в Заполярном филиале с примерно 1 млн т в год до 213 000 т. Добиться этого компания планировала за счет закрытия некоторых цехов, улавливания выбросов диоксида серы и производства из него элементарной серы. «Все экологические мероприятия, к сожалению, не приносят прибыли», — говорил в 2006 году один из топ-менеджеров Заполярного филиала Николай Кайтмазов, объясняя, что при поиске решений компания выбрала наименее затратное. «Просчитав плюсы и минусы, мы поняли, что производство чистой серы будет наименее убыточным, хотя ее себестоимость достаточно высока, в том числе за счет транспортной составляющей: ведь ее нужно упаковать, привезти в Дудинский морской порт, погрузить на баржи или на морские суда и потом отвезти потребителю. Вместе с транспортной составляющей цена нашей серы составляет более 100 долларов за тонну, а продажная цена на рынке — в пределах 35–37 долларов. Компании это никакой выгоды не приносит, но мы идем на убытки, получаем серу, часть увозим на внутренний рынок, а остальное планируем складировать и хранить здесь», — объяснял Кайтмазов.
Достичь цели не удалось — в 2015 году выбросы серы все так же находились на уровне 1 млн т. Помимо кризиса 2008 года, были и другие причины. Начиная с 2008 года, когда «Русал» Олега Дерипаски стал владельцем 25% акций «Норникеля», компанию сотрясал его конфликт с Владимиром Потаниным. Миллиардерам удалось договориться только в 2012 году, когда при участии Романа Абрамовича было подписано акционерное соглашение, определившее баланс сил в компании. В декабре 2012 года президентом «Норникеля» стал лично Потанин, сменив бывшего сослуживца Владимира Путина по КГБ Владимира Стржалковского. Новое руководство провело ревизию контрактов, подписанных при Стржалковском. Среди них оказался подписанный в июне 2012 года договор на $1,8 млрд на проектирование и строительство к 2019 году комплексов по производству серы с итальянской Techint. В 2015 году «Норникель» расторг его. «Этот контракт был заключен еще при предыдущем гендиректоре «Норильского никеля», когда новый менеджмент посмотрел контракт, у него возникли сомнения, что он будет выполнен, поэтому договор был расторгнут», — объяснял заместитель председателя совета директоров «Норильского никеля» Андрей Бугров.
Теперь «Норникель» перенес срок достижения ПДВ на 2025 год. Компания планирует снизить выбросы диоксида серы на 90% к 2025 году и на 95% к 2030-му. Программа получила название «Серный проект», ее стоимость — $3,5 млрд, в качестве базового года выбран 2015-й. «Компании понадобилось довольно много времени и усилий, чтобы найти решение, которое можно было бы реализовать в условиях Норильска», — сообщили Forbes в «Норильском никеле».
В рамках «Серного проекта» в 2017 году «Норникель» закрыл Никелевый завод на юге Норильска. На выбросах серы это не сказалось — производство было перенесено на Надеждинский завод. Параметры экологической программы уже вызывали разногласия с «Русалом», вторым по величине акционером «Норникеля» после структур Владимира Потанина. Сейчас «Серный проект» предполагает производство с использованием серы гипса и хранение его рядом с Надеждинским заводом. «Русал» по серному проекту исходил из того, что всегда лучше производить товарный продукт, который можно продавать на рынке и делать бизнес, чем просто утилизировать полупродукт, неся на себе в том числе экологические риски, — рассказал Forbes представитель «Русала» в совете директоров «Норильского никеля» Максим Полетаев. — У «Норильскгазпрома» есть газовые месторождения, что открывало возможность производить сульфат аммония, удобрение. Пока менеджмент «Норникеля» не поддержал предложение «Русала», но мы продолжаем диалог».
За последние годы экологические расходы «Норильского никеля» уже увеличились на 53%, почти до 40 млрд рублей. Из них на инвестиции в основной капитал приходится 17 млрд рублей. «Как мы уже заявляли, «Норникель» реализует серную программу вне зависимости от каких-либо внешних обстоятельств», — сообщили Forbes в ответ на вопрос о возможном влиянии на «Серный проект» аварии на НТЭК.
«Мое оценочное суждение, что большая часть денег, выделяемых «Норникелем» на экологическую программу, на дело не тратится, — категоричен Михаил Юлкин. — Если бы эти деньги тратились на реконструкцию предприятия, то можно было бы обновить полностью все цеха и вообще построить новое предприятие. Сроков достаточно, денег достаточно. Прибыль ежегодно исчисляется миллиардами».
По информации «Новой газеты», на одном из советов директоров после аварии на НТЭК был представлен отчет службы финансового контроля. В нем говорилось, что «ежегодное неисполнение общего инвестиционного плана «Норникеля» на протяжении последних лет составляет порядка 30%, или $600 млн в год». Полетаев отказался обсуждать эту информацию. Но сказал, что буквально за неделю до аварии совет директоров высказывал очередные опасения по поводу уровня выполнения инвестиционного бюджета. «Причиной этих опасений были вовсе не дивиденды, а темпы освоения средств, заложенных в бюджет на капитальные затраты», — говорит Полетаев.
Как живут люди в Норильске
После аварии на НТЭК экологические проблемы Норильска стали одной из самых обсуждаемых тем. Пообщавшись с местными жителями, Forbes выяснил, что в самом Норильске эта тема не вызвала такого ажиотажа. Forbes приводит монологи троих жителей города об экологической обстановке и влиянии «Норникеля».
Житель Норильска, вернувшийся в город после 18-летнего отсутствия
А как это [авария на НТЭК] может в городе чувствоваться? В город дизельное топливо, которое разлилось на ТЭЦ-3, не поступило. Горожане как не видели ничего, так и не видят сейчас и знают об этом ровно столько же и из тех же источников, что и жители, например, Москвы. Есть некоторое беспокойство, конечно. Озеро Пясино — это рыбацкое место, и люди тревожатся, в порядке ли озеро или с рыбой что-то произошло. Но большая часть города не рыбаки. Потом сейчас такой период после длительного карантина в городе, когда наконец-то начался период отпусков. Отпуска для жителей Крайнего Севера — это особенная ценность, понимаете? У людей нет дачи, они не могут провести отпуск здесь, им надо обязательно уезжать. Это и традиция, и насущная необходимость. Вот эта тревога в городе главная. На ее фоне все остальные меркнут, люди озабочены тем, чтобы купить билеты, перелистать графики отпусков на предприятиях, потому что в течение марта-апреля-мая самолеты не летали, и никто, конечно, ни в какие отпуска не летал. Вот это обсуждаемая тема в городе, конечно.
Экологическая ситуация в Норильске изменилась три или четыре года назад, когда закрыли Никелевый завод. Раньше заводы с трех сторон окружали город. С какой бы стороны ветер ни дул, в город чаще всего попадает газ — его называют дымным факелом — либо с одного, либо с другого, либо с третьего металлургического завода. Дым довольно противный, содержит очень много сернистого газа. Это неприятный газ — и на запах, и визуально, и как угодно, здоровья не добавляет. Меня здесь не было 18 лет — это, мне кажется, очень полезно для высказывания сегодняшнего. Когда я здесь учился в школе и работал, особенно в летний период, когда преобладают южные ветра, в городе через день был факел и через день невозможно было дышать. Именно в летний период, потому что зимой ветра, наоборот, северные, и они весь газ из города в сторону сдували. Вот я здесь прожил уже пять месяцев после возвращения. И по моим личным наблюдениям, дней, когда в город опускался дымный факел с Медного завода, всего 15-16 в месяц. 18 лет назад таких дней была бы треть, то есть из пяти месяцев таких дней было бы 50-60.
Про очистные сооружения на предприятиях, про «Серный проект» мы слышим много, но это планы. Пока экологические результаты связаны на 90 с лишним процентов, если не на 100, с закрытием Никелевого завода. Все остальные большие траты, которые комбинат несет, они понятно на что направлены, но результаты эти, если они случатся, они в будущем.
Александр Харитонов, норильский предприниматель
По большому счету в городе, конечно, ничего после аварии не изменилось, никто особо не возмущается, кроме какой-то небольшой кучки активистов. Если бы это случилось внутри усилительной территории, то есть внутри города, тогда, конечно, это все было бы заметнее, резонанс был бы больше, а так — людям в основном до лампочки, что происходит где-то там в тундре. Людей, которым это интересно, в городе 10-15%.
Видно ли, что «Норникель» делает в рамках своей экологической программы? Раньше сернистый газ шел в город с трех сторон, после того как три-четыре года назад закрыли Никелевый завод, выбросы с южной стороны прекратились. Но количество металлов, которые производят, не уменьшилось. То есть выбросов примерно столько же, просто они реже попадают в город. И если в экологическую программу «Норникель» включает закрытие Никелевого завода, который и так уже разваливался, который надо было закрывать просто по причине его старости, то да, конечно, получается, что для экологии в компании что-то делают. А так, чтобы уменьшить в целом сами выбросы от предприятия, поставить нормальные очистные сооружения на то, что сбрасывается в воду, — этого не чувствуется. Хотя, конечно, нам сложно судить, может быть, что-то компания и делает, во всяком случае, окончание экологической программы запланировано на 2025-2027 годы, по-моему.
У нас в городе есть два работодателя — бюджет и «Норникель». «Норникель» — это примерно 60% работоспособного населения, бюджет — еще 25%, остальные 15% — всякая коммерция и прочее. В городе «Норникель» играет определяющую роль. Все, что здесь происходит, напрямую зависит от «Норникеля». Что он захочет, то здесь и будет. А чего он не захочет, того здесь не будет <...> Практически невозможно без участия «Норникеля» что-то здесь серьезное сделать. Какие-то средства на город, конечно, выделяются. Какие-то социальные вещи они тоже делают — ремонты дорог, фасадов, парки. Но все это делается по остаточному принципу. При тех заработках, которые «Норникель» получает от Норильска, город должен быть золотым. Есть подобная ситуация рядом с нами, на Ямале. Там все города как конфетки выглядят, потому что там градообразующие предприятия вкладывают в них достаточное количество денег. А здесь в основном все делается для пиара. Строится мини-футбольный комплекс. Строится парк, но это смешно назвать парком, такое впечатление, что люди просто зарывают деньги в землю и все. Школа последняя была построена в 1992-м году. Детские сады построили совсем недавно — три штуки, два из них были построены на деньги «Норникеля», один — за счет краевого бюджета. Да, «Норникель» построил торговый комплекс «Арена». Но больше ничего не строится, вообще ничего. У нас просто ничего не строится.
Евгений, сотрудник «Норильского никеля»
В Норильске немного недоумевают: все эти СМИ, экологи, казаки — где они были раньше, когда Норильск годами лидировал в антирейтингах по экологии. Мы смотрим на это все с ухмылочкой, если честно. Есть, конечно, люди, которые активно возмущаются, но все остальные привыкли к таким ситуациям. «Норильский никель» — это не просто завод, это огромнейшее предприятие. Вам просто надо посмотреть, что это такое. Это не просто шахта, фабрика и заводик, это гигант — не знаю, с чем сравнить. Невозможно, чтобы все было гладко. Конечно, есть какая-то и халатность, и человеческий фактор.
«Норильскому никелю» уже больше 80 лет, и, как вы можете догадаться, технологии в советское время не особо щадящие были. Он строился для того, чтобы тут добывать метал. И его тут добывают. И все побочные явления присутствуют. Никто не считает [аварии] происшествиями — скорее какими-то технологическими особенностями. Люди тут всю жизнь живут в крайне тяжелых экологических условиях. Конечно, таких массовых выбросов раньше не было, но когда у нас через день газ на улице... У нас заводы вокруг, из труб у них не облачка вылетают. Ну что-то там где-то вылилось. И что? Поохали, как обычно, в соцсетях и разошлись. Надо дальше жить, работать, зарабатывать деньги и кормить детей. Хотим добывать метал, хотим рабочие места? Такова плата. Если заниматься белой металлургией, инвестиции должны быть сравнимы со строительством нового предприятия в новом месте. Вот такой настрой в Норильске. Но есть и другой, наверное. Я говорю за себя и высказываю свое отношение.
Последние лет шесть-семь «Норникель» взялся за социальную сферу. Было время, когда он все делал только для своих работников. А в последние годы он и детские сады строит, по экологии уже один завод закрыли, делает проект, для того чтобы выбросов газа не было. Плюс у них есть очень крупная благотворительная программа. «Норильский никель», на самом деле, много всего делает для Норильска, даже, я бы сказал, что только он и делает, государство формально здесь присутствует. Губернатор вообще ничего не решает, вы сами видели. Назначили какого-то человека, и он рот по телевизору открывает. Моя сторона какая — есть производство, которое портит то, что уже много лет портилось. А они стараются.