За довольно короткий срок россияне, разбогатевшие после распада СССР, научились не хвастаться деньгами так агрессивно, как они это делали на начальных порах накопления капитала. Они воспитали в себе куда более изысканные вкусы — те, что отличают буржуазный класс. Те, что являются неотъемлемой частью буржуазности, — наравне с семейным происхождением, увлечением высокой культурой и филантропией.
Стремительность этого превращения в истинных буржуа заметна во многом из-за того, что у богачей 1990-х годов не было ролевых моделей, которым они могли бы подражать. У них не было ничего, кроме денег. Во многих отношениях русские нувориши были похожи на праздный класс Чикаго 1890-х годов, описанный американским экономистом и социологом Торстейном Вебленом. В Чикаго тех времен частная собственность стала основой репутации. Богачи обозначали свое положение в обществе, бравируя несметными богатствами. Показное потребление господствовало и в России в девяностых годах и в начале нулевых.
Но затем многие стали дистанцироваться от блеска и гламура, начался переход от образа жизни в стиле «бесконечная вечеринка» к большей разборчивости во вкусах, а также к ценностям и интересам, не так прямо связанным с деньгами. Этот процесс ускорило и то, что многие предприниматели устали просто зарабатывать деньги и начали искать новые смыслы в жизни. На примере четырех российских бизнесменов и их родственников (у троих из них изменены имена) я попробую объяснить, как именно изменились вкусы богатых россиян за последние 20 лет.
Аркадий, предприниматель
Аркадий, родившийся в 1959 году, занимается бизнесом в России еще с конца 1980-х годов и сегодня возглавляет крупную холдинговую компанию. Недавно он вошел в российский список Forbes. Из-за круглой бороды и роговых очков этого серьезного и вдумчивого человека из еврейской интеллигенции несложно ошибочно принять за ученого.
Аркадий полностью осознает, насколько сомнительной репутацией российские бизнесмены пользуются на Западе. «Сначала мы пытались понять, что это такое: большие деньги, что с ними делать и какие возможности они открывают, — описывает он свой прежний шикарный образ жизни. — Но теперь мы об этом не думаем. Мы начали жить по-другому. Мы начали думать по-другому».
Аркадий и его жена Лариса — законодатели моды. Свою дачу, расположенную к северу от Москвы, они специально строили так, чтобы она во всем отличалась от грандиозных дворцов, выстроенных в девяностых годах вдоль Рублевки. Деревянный дом, построенный в традиционном стиле, напоминает о современной скандинавской и швейцарской архитектуре, хотя и больше по размеру. После того как я провела на этой даче целый день, Аркадий объяснил мне, зачем пригласил сюда. Ему хотелось продемонстрировать, что он и его семья не имеют ничего общего ни с обычными россиянами, ни с безвкусными богачами.
Денис, сын предпринимателя
Отказ от вульгарных понтов стал недавней особенностью и молодого поколения. Денис в свои 20 лет категорически отвергает любую форму хвастовства («у меня есть антисимволы, за которыми я следую»). Его особенно раздражают напоминания о принадлежности к «золотой молодежи»: «Они полные тупицы, эти из элиты... Их интересуют дорогие машины, одежда и модные рестораны, но они не знают, что происходит в мире».
Денис был еще ребенком, когда его отец попал в глобальный рейтинг Forbes. Семья жила на Рублевке и часто принимала высокопоставленных представителей истеблишмента 1990-х годов. Казалось бы, быстрые деньги и влияние должны были привести к соответствующему гламурному поведению и образу жизни. Но не в семье Дениса. «Поскольку мой отец очень быстро стал успешным человеком, ему не было нужды никому ничего доказывать, — объясняет он. — А в нашей семье мы всегда считали, что нам не нужно следить за мейнстримом и увлекаться чрезмерным потреблением. Может быть, это наш характер, может быть, это наша культура и манеры».
Семейные идеалы Денис объясняет интеллигентским бэкграундом: его дедушки были учеными, а отец — инженером. «Если меня и относить к какому-либо социальному классу, то это русская интеллигенция», — утверждает мой собеседник. Кажется самообманом, но вполне обосновано и имеет смысл. История интеллигентной семьи становится хорошей точкой отсчета для новых поколений. Деньги остаются словно бы на заднем плане, хотя если они есть и их много, то они могут служить развитию индивидуальной внутренней свободы, которая всегда была свойственна русской интеллигенции.
Максим, нефтяник
Иногда стремление к буржуазному образу жизни выражается в простых выборах будничного потребления. Максим, работающий в нефтяном секторе, отвергает некоторые формы показного поведения, но потворствует другим. Он любит азартные игры и казино, регулярно посещает стрип-клубы и с большим удовольствием потакает своим экстравагантным привычкам в еде.
Во время нашего роскошного ужина Максим потянулся за кошельком и достал карту метро: «Я могу тратить деньги на люксовые отели, но я могу и запросто прокатиться на метро. У меня даже есть месячный проездной. Посмотрите!» Дальше разговор зашел о дешевых уличных рынках, где он якобы покупает одежду.
Ввиду этой сознательной простоты нет никакой гарантии, что люди, с которыми Максим сталкивается по бизнесу, всегда могут оценить его высокий статус. Максим прекрасно это понимает. Поэтому он носит с собой дорогой мобильный телефон, который является «единственной мелочью», важной для него. Он сделан из золота. «Мне не нравятся дорогие часы, — говорит он. — Но иногда на встречах нужно, чтобы люди видели у меня в руках телефон, который стоит дороже, чем автомобиль среднего класса. Это ставит на место любого собеседника». А когда в телефоне, как маркере статуса, нет нужны, его можно и спрятать в сумку.
Александр Лебедев
«Новая скромность» далеко не всегда является «настоящей» скромностью, в ней скорее выражаются социальные иерархии. Чем выше статус человека, тем больше ему позволено «плевать» на формальные правила. Этот неписаный закон действует почти везде.
Особенно он относится к английским аристократам. В том числе и к тем, кто собрался на торжественном открытии одного роскошного английского особняка. Официальным покровителем мероприятия был принц Чарльз. Он прилетел на вертолете, его встречала жена хозяина особняка. Молодая леди была одета в то, что один из гостей описал как «пижамные брюки и растянутый пиджак».
Между тем спонсоры мероприятия выстроились в очередь перед принцем. Среди них был Александр Лебедев, владелец газет The Independent и London Evening Standard. Российский бизнесмен был в белых высоких баскетбольных кроссовках, сшитой на заказ куртке, жилете, с очень тонким галстуком и тонких черных джинсах. Напоминая выбором одежды Билла Гейтса или Ричарда Брэнсона, Лебедев словно хотел показать всем, что успеха он добился сам в отличие от английских аристократов.
Процесс становления буржуазии в России развивается, конечно, не линейно. Понты еще не вымерли. Многие состоятельные россияне все еще склонны к показному потреблению, хвастовству и пышности. Из-за этого образ «богатого русского» все еще популярен в общественном сознании и по-прежнему создает почву для стереотипов, особенно в западных СМИ.
Однако, на мой взгляд, эти стереотипы гораздо менее интересны, чем процесс «буржуазификации»: новый буржуа — именно тот, кто задает тон и создает новые тенденции. С точки зрения социолога, особенно интересны два аспекта: во-первых, скорость, с которой произошли эти изменения; во-вторых, значимость, приписываемая интеллигенции и интеллигентскому бэкграунду — и тем самым стремление удовлетворить духовные потребности и приобрести более культурные черты.