Человек с харизмой: может ли Павел Дуров стать политическим лидером
Независимо от того, как оценят результаты прошедшего в защиту Telegram митинга его участники или функционеры Администрации президента, ключевой момент этого события очевиден: Павел Дуров за последние годы стал первым российским бизнесменом, самостоятельно вышедшим в общественное пространство с внесистемной повесткой. А поскольку собственная предпринимательская повестка за пределами корпоративных сюжетов не соответствует российскому стандарту в принципе, Дуров становится уникальной фигурой в российском бизнесе, несмотря на географическую отдаленность от него.
Вторая особенность поднятой волны — ее нацеленность на защиту коммерческого в своем основании продукта, наделение Telegram повышенной символической значимостью. Это тоже уникальный для России опыт, если сделать некоторые оговорки в отношении ЮКОСа; но в случае с Михаилом Ходорковским речь шла не столько о защите нефтяной компании как таковой, сколько о фигуре ее владельца и довольно абстрактной архитектуре либеральных ценностей. В случае Дурова протест в большей степени приближен к самому продукту. А это говорит о том, что российский бизнес стал создавать бренды, которые присваиваются коллективным сознанием в качестве маркеров своей идентичности, ведут к сегрегации «за или против», «с нами или с ними» и к четкой персонализации — идеализированный Дуров, демонизированный Жаров (по сути, они всего лишь инструмент этой игры).
Из этих особенностей вытекает логичный вопрос: есть ли у создателя Telegram серьезные шансы стать лидером новой общественной волны, используя кризис и старение прежних элит, технологический и социальный запрос новых поколений. Почти единодушный прогноз при опросе не менее десяти медиаэкспертов — такие шансы есть, но Дуров эту партию, скорее всего, играть не будет. Для этого у него нет личной мотивации. «Ему совершенно не нужно возвращаться из мирового океана в российский аквариум, к тому же с отравленной водой и экосистемой, — говорит один из опрошенных респондентов. — А он, судя по всему, не только умный бизнесмен, но еще и нарциссирующая персона, если только у него нет детского комплекса Дон Кихота».
Дистанция и скрытый нарциссизм не делают его игроком внутренней российской сцены за пределами конкретных бизнес-интересов. Как бизнесмен новой волны он не связан с «прежним миром» ментально и ценностно. Общество может нагружать его повышенными ожиданиями, однако эта роль – не его cup of tea. Если прежние поколения лидеров еще сохраняют общественное признание в виде условной самоценности или, по крайней мере, не стремятся к его жесткой прагматизации, то для предпринимателя Дурова социум — инструмент защиты своих активов, чего он и не скрывает — и эта честность только добавляет ему очков. Он решает задачу, а не пишет свою биографию, иными словами, по типу он совсем не Ходорковский и даже не Навальный.
Возникает характерная ситуация: есть изначально качественная фактура, для которой можно проектировать интересные политические решения, но при этом сам персонаж находится в другой плоскости. В Дурове собран ряд имиджевых козырей, свойственных новому классу харизматиков, но нет желания конвертировать их в долгосрочную стратегию (впрочем, «долгосрочная стратегия» тоже становится устаревшим понятием). Первый — технологичность: никаких лишних сущностей, рациональный ум, при этом готовый к отрыву, попаданию в эмоциональный резонанс с аудиторией, риску, но такому, который сам по себе есть элемент расчета. Он воспринимается своими сторонниками через умение действовать внутри теории игр — современной квантовой механики социума, которая предполагает высокую степень неопределенности.
Второй аргумент — новизна самой личности в ситуации ментальной тошноты от прежних общественных фигур. Третий — наличие автономного сетевого ресурса, возможность сформировать устойчивое ядро своих адептов. Наконец, преимущество в сознании молодежи — молодость и конкретная результативность, синтезированная с глобальностью — серьезный показатель успеха.
Для части аудитории он уже выглядит как потенциальный апгрейд Алексея Навального на новой технологической платформе, с учетом снижения общественного интереса к последнему.
Интересно, что в восприятии молодых поколений Дуров выступает более политической фигурой, чем в сознании экспертов старшего поколения. Для возрастной группы 20-25 лет он уже ассоциируется с заявкой на лидерство: акция с самолетиками воспринимается здесь как нащупывание собственных возможностей и болевых точек системы. По словам немного экзальтированного респондента, «нет человека, который бы ему объяснил, что он у нас как Ленин в 1917 году». Зарубежная «прописка» Дурова воспринимается здесь противоречиво: с одной стороны, это дает ему больше мобильности, с другой, как выразилась одна из участниц экспертного опроса, «нас всех мутит в одной лодке, а он стоит на комфортной дистанции».
Однако бизнесмены крайне редко становятся эффективными политиками, если не изживают в себе предыдущую роль. Казалось бы, при отсутствии амбиций у ключевого актора политическая система может сохранять равновесие, в идеальном случае договорившись с Дуровым о понятных правилах игры и компромиссах. Но здесь есть свои риски. Даже если создатель Telegram не задержится в оппозиционном секторе, он создаст прототип цифрового лидерства, который может реализовать кто-то другой. Иными словами, он «продает» обществу саму ситуацию. После этого становится более понятным и, главное, возможным направление политической трансформации среды. А цифровые технологии будут всегда подбрасывать и новые решения, и новые фигуры.
Разумеется, в нынешней имиджевой модуляции у Дурова не возникнет устойчивой и электоральной базы. Даже для протестных слоев он не вписан в идеальный сценарий; человек, который бросает с петербургского балкона пачки купюр, вряд ли окажется на оцифрованном броневике. Однако для «цифрового сопротивления» (термин, возникший в ходе блокировок ресурса) электорат не является операционным понятием, в основе поддержки лежит не численность, а трафик. В новой политической реальности физический избиратель постепенно переходит на роль статиста или харда для волновых мутаций. Разумеется, самое логичное в такой ситуации для политической системы — не увлекаться избыточной жесткостью, демонстрировать возможность собственных изменений, снижая напряжение между полюсами. Но это тот случай, когда быть консультантом легко и приятно, а драйвером реальных трансформаций без радикальных последствий для самого себя — почти невозможно. Почти.