Жизнь после арбидола: как Виктор Харитонин завоевал рынок фармы
В тонированных окнах трехэтажного здания отражаются владимирские леса, таунхаусы и 25 железных человечков — работа модного скульптора Мигеля Сарасате. На берегу пруда — вертолетная площадка и ресторан Bon Appetits с бесплатными для сотрудников обедами: в день нашего визита подавали котлеты из диких кабанчиков, которых разводит охотхозяйство по соседству. Ближе к лесу — теннисные корты и фитнес-центр, где занятия йогой ведет выписанный с Гималаев инструктор Су-Шант.
Так выглядит расположенный около поселка Вольгинское в 110 км от столицы кампус биотехнологического центра «Генериум», где разрабатывают лекарства от рака, гемофилии и других тяжелых заболеваний. Виктор Харитонин, владелец компании «Фармстандарт», иногда приезжает сюда с детьми на выходные — он основной акционер и инвестор проекта. «Если «Фармстандарт» — крупное серийное производство, миллиарды таблеток, десятки миллионов ампул, любой заказ может выполнить, то «Генериум» — это наукоемкие штучные вещи», — объясняет разницу между активами Харитонин, согласившийся дать Forbes первое в жизни интервью. Что дают ему инвестиции в науку?
Два в одном
«Арбидол» есть? 260 рублей он у вас?» — поинтересовался Владимир Путин у провизора аптеки в ходе визита в Мурманск в 2010 году. Стушевавшийся первостольник полез в журнал сверяться. Все обошлось: «Арбидол», включенный в конце 2009 года в список жизненно необходимых лекарственных препаратов, оказался даже дешевле установленной государством цены.
Репортаж о визите премьер-министра в аптеку показал Первый канал. До этого Минздрав рекомендовал «Арбидол» в качестве лекарства от гриппа, аптеки закупали его в обязательном порядке. За первое полугодие 2010 года было продано 35 млн упаковок на 7,6 млрд рублей (за весь предыдущий год — на 5,5 млрд рублей). «История с Путиным — это круто. Она сыграла очень большую роль в бизнесе Харитонина», — говорит директор Центра социальной экономики Давид Мелик-Гусейнов.
«В разгар эпидемии гриппа все, что у кого было, улетало. Мы просто быстро смогли увеличить производство в разы», — отмахивается от предположений о лоббизме Харитонин.
«Арбидол», доставшийся ему вместе с несколькими другими брендами после покупки в 2006 году компании «Мастерлек», и сегодня остается бестселлером, несмотря на то что его продажи за 2014 год упали на 24% (2,9 млрд рублей). Правда, в портфель препаратов компании «Фармстандарт» он больше не входит.
В июле 2013 года котировки «Фармстандарта» на Лондонской бирже за неделю упали почти в два раза — с $20 до $11 за акцию. Случилось это после того, как совет директоров одобрил решение о выделении безрецептурных препаратов (это 27 брендов) в отдельный бизнес, компанию «Отисифарм». На выкуп долей у несогласных с маневром миноритариев «Фармстандарт» потратил около 3 млрд рублей, в декабре 2013 года реорганизация состоялась.
Без «Арбидола», «Амиксина», «Пенталгина» и других раскрученных брендов выручка «Фармстандарта» за год упала на 25,5%, до 41,5 млрд рублей. (Выручка «Отисифарм» — 16,6 млрд рублей.) Но по объему продаж в натуральном выражении «Фармстандарт» остается лидером рынка с долей 6,2%. В деньгах, по данным IMS Health Russia, на препараты компании приходится 1,23% рынка, это 22-е место среди 1500 производителей, представленных в России (IMS не учитывает дистрибуцию брендов других производителей, на которую приходится половина выручки «Фармстандарта»).
Харитонин уверен, что фокусирование команд на развитии брендов либо на работе с госзаказом скоро отразится и в финансовых показателях. «Может быть, для инвесторов все это показалось немножко серым в силу того, что в России компания не такая уж большая, но это осмысленная стратегия и у нее есть четкий экономический эффект», — уверенно объясняет бизнесмен.
«Любую из наших компаний можно продать, они упакованы», — добавляет Александр Шустер, знающий миллионера 10 лет. После продажи «Фармстандарту» своей компании «Мастерлек» Шустер помогал масштабировать производство «Арбидола». Сейчас он член совета директоров и миноритарий «Фармстандарта», «Отисифарма» и «Генериума». «Я первое время с Виктором спорил, а потом понял его логику. У него компьютер в голове. Это не чутье даже, а четкий расчет», — говорит Шустер.
Партнер Абрамовича
В Москву выпускник мехмата Новосибирского университета Виктор Харитонин перебрался в 1994 году — новосибирцы Ольга и Алексей Свирины пригласили его стать младшим партнером в созданной ими инвесткомпании «Профит Хаус». «Умный, хорошо образованный, приятный в общении», — вспоминает 23-летнего Харитонина Ольга Свирина. Через два года он возглавил компанию. Вскоре в Москву переехал его друг и однокурсник Егор Кульков.
Инвестиционные перспективы производства лекарств Харитонин и Кульков оценили, купив на пару завод «УфаВита». «Это была спонтанная сделка, актив был хороший, но сильно недооцененный. Собирались потом перепродать», — вспоминает Егор Кульков, ныне совладелец «Фармстандарта», в интервью Forbes.
Через три года, когда американская ICN выставила на продажу пять своих заводов в России, Харитонин вышел с предложением профинансировать сделку на Романа Абрамовича, для структур которого «Профит Хаус» скупал акции «Аэрофлота», энергетических и нефтяных компаний. Активы ICN объединили с «УфаВитой» в компанию «Фармстандарт», Абрамович вышел из ее капитала после IPO в 2007 году.
А через семь лет Millhouse снова выступил партнером «Фармстандарта» в сделке по покупке 70% акций биотехнологической компании Biocad у основателя Дмитрия Морозова и Газпромбанка. Как следует из отчетности «Фармстандарта» за первое полугодие 2014 года, компания потратила на свой пакет 20% около $100 млн. «Biocad отлично вписывается в нашу стратегию — инвестировать в технологии будущего. А Виктор — дальновидный бизнесмен с хорошим видением рынка и ценной способностью создавать акционерную ценность. Он также один из умнейших и самых приятных успешных людей, которых вы когда-либо встретите», — объясняет мотивацию Millhouse его представитель Джон Манн.
Сам Харитонин про партнерство с Абрамовичем говорит неохотно: «Конечно, мы общаемся. Но я, как и Роман Аркадьевич, о третьих лицах не люблю говорить».
Biocad — резидент особой экономической зоны «Санкт-Петербург». Около 1000 его сотрудников занимаются созданием препаратов на основе моноклональных антител и малых молекул, биоинформатикой. Результаты есть. В прошлом году Biocad выпустил биоаналог ритуксимаба, вещества, которое используется в лечении лимфом. До этого ритуксимаб монопольно производила швейцарская компания Roche, ее препарат «Мабтера» был самым дорогим в программе госзакупок «Семь высокозатратных нозологий» — в 2013 году на него приходилось 9,5 млрд рублей (эксклюзивным дистрибьютором, кстати, был «Фармстандарт»). В 2014 году в тендере победил уже ритуксимаб от Biocad — препарат «Аццелбия», упаковка которого в рознице стоит на 15% дешевле «Мабтеры». Контракт на 5,85 млрд рублей сразу увеличил долю отечественных препаратов в системе госзакупок в два раза — с 13% в 2013 году до 26% в 2014-м.
На пакет Biocad помимо «Фармстандарта» претендовали почти все игроки «большой фармы». Дмитрий Морозов, в прошлом совладелец банка «Центрокредит», сделал в итоге выбор в пользу Харитонина, предлагавшего не самую высокую цену, но и не претендовавшего на 100% акций. «Мне очень комфортно с нынешними акционерами. У Харитонина «интерфейс» такой же быстрый, как у меня, мы друг друга с полуслова понимаем. И по большей части вопросов, касающихся отрасли, наши мнения совпадают», — говорит Морозов.
Две сделки Харитонина, прошедшие при участии Абрамовича, отлично иллюстрируют эволюцию компании «Фармстандарт» за 10 лет.
Русские медведи
«Раньше на месте «Генериума» луг заболоченный был, мы миллион кубометров песка и земли засыпали сюда», — вспоминает Александр Шустер. В 2007 году он предложил Харитонину войти в свой новый научно-исследовательский проект — создание биотехнологического центра неподалеку от Покровского завода биопрепаратов. Харитонин приехал в Вольгинское, осмотрел место и дал добро на запуск проекта.
pagebreak
Знакомый с Харитониным более десяти лет Андрей Дементьев, бывший заместитель курировавшего в том числе и фармацевтику министра промышленности Виктора Христенко, вспоминает, что поначалу они обсуждали проект не как коммерческий, а скорее как исследовательский и образовательный. «Дискутировали еще до Сколково, можно ли привлечь людей с той стороны границы», — вспоминает Дементьев в интервью Forbes. Уйдя в 2012 году с госслужбы, он стал акционером МБЦ «Генериум». У него и его коллеги Андрея Реуса, уволившегося из министерства в 2007 году, по 12,5% акций. Оба отмечают, что им интересен инвестиционный потенциал фармацевтики. Да и сам Харитонин, по словам Дементьева, «идеальная персона для современного бизнеса: работающий перфекционист».
У Харитонина, Кулькова и Шустера все получилось. Сейчас треть сотрудников «Генериума» — репатрианты с опытом работы в лабораториях Германии, Франции, США. Чем их заманивают? 70 таунхаусов и коттеджей на территории научного центра предназначены для семей сотрудников. Новейшее оборудование. Зарплаты до падения рубля были выше, чем на Западе. К тому же у людей есть возможность работать с передовыми по мировым меркам технологиями.
Трансфер технологий поддерживает государство, с 2011 года по ноябрь 2014-го Минпромторг выделил на это производителям 4,4 млрд рублей. В первый же год после создания «Генериум» получил на трансфер зарубежных технологий три госконтракта на сумму 300 млн рублей.
За год до этого владельцы «Фармстандарта» приобрели контрольный пакет в датском биотехнологическом стартапе Affitech. «Мы тогда получили замечательный опыт управления публичной компанией в Европе», — вспоминает Харитонин.
Входившие в совет директоров шотландский лорд, датчанин, американцы и англичане за глаза называли новых акционеров то «большим бурым медведем», то «этими русскими».
«Весь менеджмент и существующий совет директоров были настроены на то, чтобы кушать деньги инвесторов», — вспоминает Шустер. Достигнутые договоренности не выполнялись — менеджеры ссылались на регуляторов, правила и инструкции. Совладельцы «Фармстандарта» действовали решительно — довели свой пакет до 100% (обошлось в €60 млн), а затем вывели компанию с биржи.
В Affitech их интересовали две уникальные технологические платформы, позволявшие получать моноклональные антитела. После покупки компании сотрудников «Генериума» отправили в Осло, где находилась штаб-квартира, на обучение. А потом погрузили в контейнеры оборудование, робота, архив культур и генов и перевезли в Россию. Наработки помогли «Генериуму» в создании «Апагина» — этот препарат против рака кишечника, опухолей яичников, легких и молочной железы весной вошел в завершающую стадию клинических испытаний.
Сегодня венчурная компания Inbio Ventures, которую возглавляет Александр Шустер, ищет по всему миру биотехнологические стартапы, в портфеле которых есть разработки на поздней стадии. «Входя в капитал, мы сразу предупреждаем, что права на препараты на территории России будут за нами, мы лучше знаем рынок здесь, знаем цены», — говорит Харитонин.
В немецкой CODON (специализация — восстановление хрящевых поверхностей) у россиян 20%, в американской Argos Therapeutics Inc (разработка противораковых вакцин) — 30%. Их технологии позволили в августе 2014 года запустить опытное производство лекарств на основе клонирования клеток конкретного пациента, занимается этим в рамках проекта «Генериум» ЗАО «Селлтера-Фарм». Фактически речь идет о персонализированной медицине: у больного раком почки, например, забирают 100-200 мл крови и патологические клетки, из которых в течение 7–10 дней создается лекарство под этого конкретного пациента. «Вакцина отличается от существующих тем, что учит иммунную систему распознавать опухолевые клетки», — говорит Артем Еремеев, заместитель гендиректора «Селлтеры». В США, по его словам, такой курс стоит $120 000, отечественный обойдется в 2–2,5 раза дешевле. Клинические испытания сейчас проводят в Европе. В России закон о клеточных технологиях еще не принят, третье чтение должно состояться в Госдуме в мае. Как только его примут, Харитонин развернет масштабное производство — предприятие сможет выпускать в год 20 000 противораковых вакцин на основе клеток и обеспечивать материалом по 50–60 операций на суставах в месяц.
Впрочем, Харитонин с партнерами уже заработали на инвестициях в западный биотех — в феврале 2014 года, когда Argos Therapeutics вышла на биржу Nasdaq, пакет россиян оценивался в 2,5 раза дороже, чем первоначальные вложения, — $74 млн. Через год, правда, котировки сильно упали, но они уже растут снова.
«Биотех — более рисковый бизнес, чем фармацевтика, не все исследования могут закончиться созданием готового препарата. Но и рост доходов взрывной, если вдруг лекарство выстрелило», — со знанием дела говорит Морозов из Biocad.
Отечественные лекарства
«Здесь масштаб другой, проекты более интересные. Мы занимаемся только тем, что на 90% будет внедрено, а не чистой наукой», — говорит гендиректор МБЦ «Генериум» Равиль Хамитов. Полковник в отставке, который раньше занимался разработкой средств защиты от оружия массового поражения, не жалеет, что год назад принял предложение Шустера возглавить научно-исследовательское подразделение.
vrezka
Хамитов ведет нас по залитому солнцем коридору мимо боксов-лабораторий. Людей мало, большая часть операций выполняется роботами. Производством готовых лекарств занимается ЗАО «Генериум», цеха которого расположены в 4 км отсюда. В проект «Генериум» вложено уже 7 млрд рублей.
Сейчас у «Генериума» восемь готовых препаратов на основе рекомбинантных белков, в разработке еще пятьдесят. Приоритет — высокотехнологичные препараты, которые могли бы заменить дорогие зарубежные лекарства в госпрограмме «Семь нозологий». По итогам 2013 года «Фармстандарт», по данным DSM Group, занимал шестое место по объемам продаж, «Генериум» — тринадцатое. А одна из его разработок — препарат «Коагил» для терапии гемофилии (седьмой фактор свертываемости крови) — входит в десятку препаратов, на закупку которых выделяется больше всего средств из бюджета.
Взятый государством курс на импортозамещение открывает перед акционерами «Фармстандарта» новые возможности. В феврале 2015 года «Генериум» впервые посетила Ольга Голодец, вице-премьер по социальным вопросам. Харитонин уверяет, что о визите узнал всего за полтора дня — инициатива показать столичным гостям инновационное предприятие исходила от губернатора Светланы Орловой, которая всячески поддерживает проект. Впечатления у Голодец остались «весьма положительные».
На вопрос об отношениях с Харитониным Голодец отвечает, что «так же как с ним, я знакома со всеми заметными игроками рынка». Представители всех основных производителей общаются с вице-премьером в рамках подкомиссии по вопросам обращения лекарственных средств при правительственной комиссии по вопросам охраны здоровья граждан. Харитонин отмечает, что сейчас диалог с государством систематизирован и «не надо ходить по кабинетам и что-то шептать».
Миллионеру всегда приписывали административный ресурс и особую дружбу с предыдущим министром здравоохранения Татьяной Голиковой и ее мужем, главой Минпромторга Виктором Христенко.
Голикова возглавила Минздрав в 2007 году, «Фармстандарт» как раз тогда начал активно осваивать сегмент госзакупок. Через год премьер-министр Владимир Путин проводит совещание по развитию отрасли на заводе «Фармстандарта» в Курске, где ему показали товар лицом. Впервые появившись в двадцатке ведущих поставщиков по «Семи нозологиям» лишь в 2010 году (17-е место), в 2012 году, когда Голикова уходила из Минздрава в Счетную палату, «Фармстандарт» был уже на седьмом месте по деньгам.
Можно вспомнить еще одну нашумевшую историю. Будучи эксклюзивным дистрибьютором противоопухолевого препарата «Велкейд» производства бельгийской компании Janssen-Cilag, «Фармстандарт» в 2009 году вышел с ним на тендер по «Семи нозологиям». Зарегистрированный незадолго до этого российский дженерик, препарат «Миланфор» от компании «Фарм-Синтез», стоивший на 30% дешевле, с конкурса сняли. «Вывод простой: ищи, кому выгодно. Остается монополия в области госзакупок. Остается единственный препарат — «Велкейд». Права закреплены в «Фармстандарте», — говорит Тимофей Петров, гендиректор «Фарм-Синтеза». При этом к самому Харитонину, которого он считает «высоким профессионалом», у него претензий нет: «Мы работаем в России, поэтому когда есть возможность повлиять на конкурента, у кого больше прав, тот и прав». Сейчас «Велкейд», занимающий второе место в продажах по госпрограмме, производят по контракту на заводе «Фармстандарта» в Уфе. Требования локализовать производство в России для производителей, чьи препараты входят в госпрограммы, исходят от правительства. Правда, западные компании технологиями делятся неохотно. «Только когда доходят до точки, что не делиться уже невозможно», — улыбается Харитонин.
Разговоры об административном ресурсе ему, похоже, за все эти годы сильно надоели. Он говорит о Христенко с большим уважением, но уверяет, что кулуарно их никто не знакомил, это был нормальный рабочий процесс. «Виктор Борисович был идеологом стратегии развития отрасли «Фарма 2020», мы как самые крупные производители были вовлечены в разработку, поэтому общались и продолжаем общаться по сей день», — говорит миллионер. Терпеливо объясняет, почему Дементьев с Реусом стали акционерами «Генериума»: давно знакомы, люди вышли в отставку, надо же им где-то работать.
Реус на вопрос о лоббировании отвечает, что у него большой опыт штабной работы и именно поэтому Харитонин предложил ему место в совете директоров «Фармстандарта», а позже и «Генериума». «Административный ресурс — понимание структур и способов взаимодействия с ними. Это важный аспект, я достаточно долго проработал в этой сфере. Я понимаю механизм изнутри. Важны формулировки, предложения, важно понимать, что может регулятор и какие ему вопросы нужно задавать, чтобы сделать условия максимально приемлемыми», — говорит он.
«К нам часто приходят другие компании с разными проектами. У многих в презентации попадается «наличие административного ресурса». Спрашиваю, это чей? Ваш, говорят. Сразу вычеркивайте пункт», — смеется Шустер. И напоминает, что компания осталась в лидерах рынка и после смены правительства. И что у нее, как у всех, бывают проблемы. Например, препарату «Иннофактор» для больных гемофилией, разработанному в «Генериуме», в августе прошлого года отказали в регистрации. Губернатор Орлова на встрече с президентом Путиным 17 сентября расписала ему, как важен отечественный продукт: препараты «Генериума» уже обеспечили бюджету экономию более 4 млрд рублей на закупках. Десятого октября после личного распоряжения Путина «Иннофактор» получил регистрацию, но не успел попасть в программу «Семь нозологий».
Сейчас «Фармстандарт» — единственная отечественная компания, которая производит сразу три фактора свертываемости крови. А рядом с «Генериумом» идет строительство одного из самых крупных в Европе заводов по фракционированию плазмы, уже возводят первый этаж. В этот проект Харитонин планирует вложить еще 6 млрд рублей.
«В России менее 10% собственных препаратов крови, остальные все — импортные. Если введут санкции, мы сядем сразу», — объясняет он важность проекта.
Тема крови открывает перед его компанией перспективу стать не только поставщиком, но и партнером государства. На рынок плазмы вышла госкорпорация «Ростех», получившая в марте 2015 года контроль над столичным НПО «Микроген», одно из направлений работы которого связано с производством препаратов крови и плазмы. Источник в «Фармстандарте» не исключает, что под контроль «Ростеха» перейдет и недостроенный Кировский завод по производству препаратов крови. «Фармстандарту» было бы интересно поучаствовать в этом проекте в рамках государственно-частного партнерства (не менее блокпакета у государства, остальное — у оператора проекта). «Мы надеемся на кооперацию с «Ростехом», хотелось бы быть им чем-то полезными», — скромно замечает Харитонин.
«Фармстандарт» является для госкорпорации одним из возможных партнеров для реализации проектов по импортозамещению, разработке новых лекарственных препаратов и организации фармацевтического производства. Но на данном этапе конкретных решений о дальнейшем формате сотрудничества не принято», — заявили Forbes в «Ростехе».
Интересы бизнесмена и государства в сфере импортозамещения совпадают. «Нам интересны высокотехнологичные препараты, — говорит Харитонин. — Чем маржинальнее продукт, тем больше мы можем вкладывать в R&D. А со своими разработками можно выходить и на мировой рынок».