Рискованные амбиции: насколько успешны инвестиции миллиардеров в стартапы

Примерно полтора года назад председатель правления «Роснано» Анатолий Чубайс позвал давнего знакомого Андрея Раппопорта (№115 в списке Forbes, $950 млн) навести в госкомпании порядок с венчурными инвестициями. «Венчурные инвестиции — это казино, чтобы я этим занимался? Никогда!» — восклицает Раппопорт. У него хорошее настроение по случаю дня рождения бизнес-школы Сколково, он один из ее основателей, но насчет отношения к венчурным инвестициям Раппопорт не иронизирует. Целый год в должности первого заместителя председателя правления «Роснано» он работал антикризисным управляющим — заморозил отбор новых венчурных проектов и обновил команду менеджеров.

У венчурного управляющего, по мнению Раппопорта, должно быть особое мышление, ведь его успех не имеет никакого отношения к экономике. Инвестор финансирует десяток инновационных проектов, рассчитывая, что хотя бы два-три дадут высокую прибыль и покроют все издержки, даже если остальные будут убыточными.

«Венчурные инвестиции — для тех, кто хорошо понимает, что делает, и имеет большие амбиции», — говорит партнер венчурной компании Maxfield Capital Александр Туркот, управляющий деньгами бизнесмена Виктора Вексельберга (№4 в списке Forbes, $15,1 млрд).

Многие предприниматели из списка Forbes сделали на венчурных проектах большие деньги. Это финансовые инвесторы Facebook и фондов DST Алишер Усманов (№1, $17,6 млрд) и его партнер Юрий Мильнер (№102, $1,1 млрд), Леонид Богуславский (№191, $500 млн, «Озон», «Яндекс»), основатели интернет-компаний Аркадий Волож (№94, $1,15 млрд, «Яндекс»), Вячеслав Мирилашвили (№114, $950 млн, «ВКонтакте») и Андрей Андреев (№127, $800 млн, Badoo).

Однако намного чаще венчурные инвестиции членов списка Forbes — это громкий пиар и кладбище инновационных проектов.

Партнерство с государством

«Венчур — это вопрос инвестиций в новое технологическое решение, которое может получиться, а может нет, — говорит в интервью Forbes Виктор Вексельберг. — Успех продукта зависит от рынка, конкурентов, регулирования и удачи».

Его первый опыт в этой области больше смахивает на анекдот. В 2003 году вернувшийся из эмиграции первый советский миллионер Артем Тарасов, знакомый с Вексельбергом еще по кооперативному движению, попросился к нему на работу. И на несколько месяцев Тарасов возглавил ООО «Инновационные технологии Реновы», предложив Вексельбергу создать Центр всемирных инноваций на базе Курчатовского института. Всерьез этот проект никто не воспринимал даже в «Ренове».

В 2010 году уже президент Дмитрий Медведев предложил Вексельбергу развивать глобальные инновации через Фонд Сколково. И бизнесмен взялся доказать, что российские стартапы смогут конкурировать с Apple, Google и Siemens. Фонд Сколково — партнерство государства и частного бизнеса — должен стать российским инноградом, аналогом Кремниевой долины. В 2010–2020 годах Фонд Сколково должен получить 502 млрд рублей, из них 136 млрд рублей — от государства и 366 млрд рублей — от частных инвесторов. Пока «Ренова» инвестировала в проект 3,5 млрд рублей. Полное прекращение госфинансирования планируется к 2025 году.

Венчурные инвестиции при разработке концепции этого проекта курировал советник Вексельберга, бывший финансовый директор Группы «Ренова» Иосиф Бакалейник. Неудивительно, что после запуска Фонда Сколково венчурные проекты появились у самого Вексельберга. Один из первых резидентов иннограда — Научно-технический центр тонкопленочных технологий — был создан на базе Физтеха имени А. Ф. Иоффе при участии компании Вексельберга «Хевел». Эта фирма должна была производить солнечные модули по технологии принадлежащей Вексельбергу швейцарской компании Oerlikon, которая только в 2012 году потратила на научные разработки 100 млн франков и имеет 96 патентов. И солнечный проект изначально затевался для загрузки мощностей Oerlikon, говорит источник в компании, но дело не пошло.

Проект «Хевел» стоимостью 20 млрд рублей стартовал в 2009 году и на 51% принадлежит «Ренове», на 49% — «Роснано». Компания начала строить завод по производству фотоэлектрических модулей, но цены на них рухнули стараниями китайских производителей, и стало понятно, что себестоимость продукции будет слишком высокой. Тогда вместо фотоэлектрических модулей акционеры «Хевела» решили заняться строительством солнечных электростанций. В мае 2013 года правительство приняло постановление о возврате инвестиций в строительство электростанций на возобновляемых источниках за счет потребителей. По расчету менеджмента компании, с мощностями 600 МВт «Хевел» займет 40% рынка солнечной энергетики. Акционеры увеличили капитал компании на четверть, до 10 млрд рублей, кроме того, «Ренова» предоставила заем на 5 млрд рублей. «Рынок открылся, и теперь «Роснано», может, и не заработает, но хотя бы не потеряет», — говорит Раппопорт.

Но и на новом рынке у «Хевела» уже есть серьезные конкуренты. В сентябре 2013 года государство проводило конкурс по отбору проектов электростанций, которые получат поддержку. Компания Вексельберга выиграла около 100 МВт, при этом ее обошли две компании, получившие мощности на 270 МВт. Эти компании рассчитывают на деньги синдиката инвесторов под управлением фирмы Bright Capital, среди прочих ей доверил свои деньги министр по связям с Открытым правительством Михаил Абызов.

Успешным примером венчурных инвестиций в «Ренове» считают машиностроительный концерн Sulzer. Благодаря разработанной сотрудниками компании технологии азотирования, выделенной в отдельный стартап Sulzer Metco, уже в первый год продаж автокомпонентов их объем составил €40 млн.

Венчурными инвестициями занимается не только «Ренова», у Вексельберга есть и несколько специализированных фондов. Один из таких венчурных фондов под управлением Maxfield Capital ориентирован на сектор IT. Управляющий партнер компании Александр Туркот раньше работал в IBM, а потом Вексельберг предложил ему возглавить IT-кластер в Фонде Сколково. «После нескольких месяцев работы я не мог понять, куда попал, — думал, что на субботник, — рассказывает Туркот. — В конце 2010 года мы заключали первые договора, а я все еще не был в штате».

Когда работа стала рутинной, Туркот попросился на вольные хлеба, и Вексельберг предложил ему управлять своим фондом. Его инвесторы — не только «Ренова», но и сам Вексельберг как частное лицо, вложившие $25 млн. Объем фонда — около $50 млн.

Фонд был запущен в начале 2013 года, первые инвестиции — покупка разработчика облачных сервисов Jelastic и компании, создающей анимационный мессенджер на основе идей режиссера Тимура Бекмамбетова. Обе компании — резиденты Фонда Сколково. На подходе еще несколько сделок, в том числе оператор системы взаимного кредитования в формате peer2peer. Ориентир внутренней нормы доходности фонда составляет 30% годовых.

«Венчур — это инвестиции для увлеченных, азартных людей, — считает Туркот. — Неясно, как оценивать проект, когда отсутствует денежный поток». Он полагается на свой опыт и инвестиционное чутье — убыточных проектов фонда не должно быть больше половины.

Другой отраслевой фонд, «Биомед», объемом $150 млн пока формируется, якорный инвестор «Ренова» вкладывает $25–50 млн. Его управляющие также имеют оперативный доступ к технологиям и разработкам, проходящим через Фонд Сколково. Деньги вложены в разработчика бимолекулярных детекторов компанию Bioscale, основанную ректором института «Сколтех» Эдвардом Кроули.

О результатах долгосрочных инвестиций говорить пока рано. Срок жизни «Биомеда» — шесть лет с возможным увеличением на два года.

Венчур для корпорации

«Если ты идешь первым, можешь прогореть, но можешь и получить джекпот. А можно получить весьма неприятные дивиденды… и ярлык неудачника. Но я ввязываюсь, потому что дурной», — говорил в 2012 году в интервью Forbes владелец АФК «Система» Владимир Евтушенков (№23, $6,7 млрд).

По пути инноватора Евтушенков пошел еще в те годы, когда многие будущие лидеры рейтинга Forbes были кооператорами. В 1990 году он возглавил Московский городской комитет по науке и технике (МКНТ). Спустя три года учрежденные комитетом предприятия влились в АФК «Система». Сейчас в АФК входит несколько высокотехнологичных предприятий, разработками занимаются около 350 научных сотрудников, у компании свыше 100 патентов. В 2008–2010 годах (более свежие данные компания не раскрывает) АФК «Система» потратила на программы модернизации более $4 млрд: в телекоммуникациях — МТС, «Комстар», «Скайлинк», CMM, в микроэлектронике — «Ситроникс», РТИ, в биотехнологиях — «Биннофарм», в ТЭКе — «Башнефть».

Крупнейшие западные компании поддерживают инновации не только через центры исследований и разработок (R&D-центры). Сотни миллионов долларов они направляют в корпоративные венчурные фонды. Для компании это не столько средство извлечения прибыли, сколько способ диверсифицировать бизнес и сохранить лидерство.

Были такие попытки и у Евтушенкова. В 2003 году АФК запустила венчурный фонд «Система венчур» объемом $30 млн. Эти деньги Евтушенков доверил бывшему директору НИИ стали Дмитрию Рототаеву. Фонд сосредоточился в основном на покупке интеллектуальной собственности.

За три года фонд собрал более десятка патентов в разных областях техники, электроники и медицины. Среди них ранозаживляющий препарат «Стрептолавен», система очистки воды «Аквадиск». Фонд также намеревался запатентовать разработки сверхъярких диодов с привлечением члена научного совета АФК, нобелевского лауреата Жореса Алферова.

Сотрудников «Системы венчур» Евтушенков называл поисковиками и разведчиками, а сам фонд напоминал интеллектуальный пылесос. Совместно с РАН фонд объявил о программе поддержки инноваций в сфере информационных систем, радиотехнических и оптических систем, вертолетных комплексов и медицинских технологий. Программа была рассчитана на срок до 2010 года, но к 2006-му «Система венчур» тихо свернула свою деятельность. Закат произошел после того, как Рототаев с частью проектов перешел в Московский городской комитет по науке и технике. Самым обсуждаемым проектом стала ионная пушка для разгона облаков на основе люстры Чижевского. После прихода Сергея Собянина в МКНТ ввели процедуру внешнего наблюдения, а Рототаева, соавтора патентов бывшего мэра Юрия Лужкова, уволили, выплатив более 2,5 млн рублей — «золотой парашют».

У АФК «Система» были и другие венчурные проекты. В 2006 году компания создала фонд объемом 200 млн рублей под проекты малого бизнеса в Прикамье совместно с Минэкономразвития и местной администрацией. В 2007 году АФК запустила венчурный Coral/Sistema Strategic Fund на срок до 2014 года. Компания вложила в него $16,5 млн, фонд инвеcтировал в зарубежные высокотехнологичные компании. В 2009 году компания «Ситроникс» создала венчурный фонд в Армении на $40 млн для финансирования радиотехнических разработок для местного завода «Марс», который планировалось обеспечить заказами греческой Intracom Telecom (дочерняя фирма АФК). Совокупный объем инвестиций — примерно $100 млн. Каков результат?

В АФК «Система» на этот вопрос не отвечают. «АФК «Система» активно не занимается венчурными инвестициями. По крайней мере последние три года, которые я работаю в компании», — говорит в интервью Forbes президент компании Михаил Шамолин. По его словам, венчурные фонды — в основном эксперименты отдельных инициативных сотрудников АФК.

Шамолин считает, что в России нет спроса на инновационные технологии, поэтому создание венчурных фондов — дело бесперспективное. «Венчурные инвестиции сейчас не являются элементом корпоративной стратегии, — говорит Шамолин. — «Система» нацелена на сделки в основном стоимостью от $200 млн и потенциалом создания миллиардной стоимости».

Официально компания сообщала об убытке только в одном венчурном фонде. ЗПИФ «Новые технологии» объемом 612 млн рублей был запущен в 2009 году совместно с государственной Российской венчурной компанией. Половиной паев владеет МТС-Банк. В отчетности банка сообщается, что за это время стоимость актива обесценилась наполовину и он выставлен на продажу.

Фонд инвестировал в питерскую компанию «Сейсмо-шельф» как разработчика технологии донной разведки нефтяных месторождений.

Теоретически у «Системы» есть такая же база для развития венчурных инвестиций, как у Вексельберга в Сколково. Совместно с Росатомом компания создала технопарк «Саров» под Нижним Новгородом. В технопарке, содержание которого обходится «Системе» в 1 млрд рублей ежегодно, около 30 резидентов (в 20 раз меньше, чем в Сколково), никакой бурной деятельности там не ведется.

Ё-венчур

«Основная проблема российских инноваций в том, что они мало кому нужны. Когда нет конкуренции, когда много монополий от малых до больших, всегда проще поднять тариф, чем думать об инновациях», — сказал в одном из интервью летом 2013 года бизнесмен Михаил Прохоров (№10, $13 млрд). Это, пожалуй, его самое пессимистическое высказывание за последние 10 лет, в течение которых он активно интересовался темой инноваций и венчурных инвестиций.

Большое разочарование — от больших амбиций и неудач. Первым инновационным проектом Прохорова в 2003 году стала водородная энергетика. Эта тема была модной, экономисты и футурологи считали, что она может положить начало новой экономике ХХI века.

По плану Прохорова и его тогдашнего партнера Владимира Потанина водородный проект должен был вывести их компанию «Норильский никель» на новый рынок сбыта палладия, который используется в электродах водородных топливных элементов. Научные разработки «Норильский никель» доверил РАН в рамках совместной программы «Водородная энергетика и топливные элементы».

«За время сотрудничества с РАН по водородному проекту было потрачено около $40 млн, мы прочитали кучу высоконаучных отчетов, но до внедрения какой-либо разработки дело не дошло», — вспоминает глава Российского фонда технических разработок Михаил Рогачев, бывший исполнительный директор по инновациям «Онэксима». Для реализации научных идей на практике партнеры купили американскую компанию Plug Power, производителя топливных элементов. В 2006 году за 35% ее акций «Норильский никель» заплатил $241 млн.

В 2007 году Прохоров и Потанин начали раздел активов. Прохоров хотел оставить Plug Power себе, чтобы продолжить разработки в сфере водородной энергетики, на них он готов был потратить еще $500 млн. Компания досталась Потанину, но так и не стала источником спроса на палладий. Plug Power работает в узкой нише производства топливных элементов для складской техники. Убыток компании с начала 2013 года составил $18 млн, капитализация с 2006 года упала более чем в 10 раз.

Следующим проектом Прохорова должны были стать нанотехнологии. Бизнесмен живо заинтересовался ими после того, как в 2007 году президент Владимир Путин в послании Федеральному собранию назвал нанотехнологии приоритетным направлением развития науки и техники.

В январе 2008-го Прохоров объявил, что потратит до $100 млн на строительство научно-технического комплекса «Старопетровский» в Москве площадью 15 000 кв. м. Однако дальше заявлений дело не пошло. Претензии на участок, где располагалось здание старого НИИ, предъявили менеджеры Потанина, занимавшиеся разделом имущества партнеров. В итоге вместо ученых там расположились сотрудники «Норильского никеля» и его пенсионного фонда.

Тогда же Прохоров объявил об учреждении экспертного совета по нанотехнологиям, в который вошли несколько десятков ученых. За пару лет совет рассмотрел сотни проектов и отобрал несколько перспективных, но реализован был только один — завод по производству светодиодов «Оптоган». Светодиоды — разработка российских ученых, с 2004 по 2009 год компанию «Оптоган» финансировали зарубежные венчурные инвесторы. В 2009 году ее совладельцами стали «Онэксим» (51%), «Роснано» (17%) и якутская Региональная инвестиционная компания (33%).

Согласно бизнес-плану, «Оптоган» должен стать прибыльным в 2013 году с выручкой 1,5 млрд рублей. По итогам 2012 года выручка составила 1 млрд рублей. Вице-президент «Оптогана» Алексей Ковш говорит, что компания впервые покажет операционную прибыль по итогам IV квартала 2013 года. В чем основная причина срыва бизнес-плана? Светодиодные лампы экономят энергию, но сами дороги и окупаются только за два-четыре года, а потребители в России не готовы годами возмещать издержки.

В 2013 году «Роснано» должна была выйти из проекта, но в 2012 году компания решила выкупить допэмиссию «Оптогана» на 2 млрд рублей и увеличить свой пакет до контрольного. «Онэксим» стал младшим партнером.

Последний венчурный проект Прохорова — народный автомобиль. Он обещал президенту Медведеву выпуск Ё-мобиля в 2012 году, позже  гендиректор компании-разработчика «Яровит» Андрей Бирюков объявил о сдвиге начала продаж на 2015 год из-за «проблем с американским подрядчиком по выпуску кузовов». Бирюкова уволили, его место занял Андрей Гинзбург. Летом 2013 года он представил тестовую модель автомобиля.

Параметры прототипа сильно отличаются от объявленных в 2010 году. Изначально «Онэксим» обещал роторно-лопастной двигатель (РЛД), хотя серийного производства РЛД, смоделированного 100 лет назад, не существовало. Прохоров рассказывал о парне из Сибири, который привез двигатель РЛД с поршнем, не касавшимся цилиндра. «Мы тихо обалдели. Теперь он наш партнер, все у него хорошо в жизни — он будет иметь процент от продаж», — говорил Прохоров в интервью газете «Ведомости». Партнерство не состоялось. По словам директора по инвестициям группы «Онэксим» Валерия Сенько, двигатель доработать не удалось.

В итоге вместо РЛД у прототипа двухтопливный (бензин и газ) двигатель внутреннего сгорания. Вместо заявленного расхода 3,5 л топлива на 100 км — семь литров. В два раза больше оказалась снаряженная масса — 1350 кг. Бюджет проекта увеличен с €150 млн до €240 млн. «Для серийного производства автомобиля нужен $1 млрд и пять-семь лет, — говорит директор агентства «Автостат» Сергей Целиков. — Первоначальные ориентиры были невыполнимы».

Источники в окружении Прохорова отмечают, что до начала политической карьеры он живо интересовался инновациями, вникал в детали и прислушивался к экспертам, но инвестиционные решения принимал исключительно сам.

Большой масштаб

Одиннадцатого февраля 2010 года Вексельберг, Евтушенков и Прохоров прилетели в Томск, чтобы принять участие в заседании президентской Комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики России. Прохоров анонсировал проект инновационного гибридного автомобиля, презентация Евтушенкова агитировала поддерживать резидентов технопарков через венчурные фонды. У Вексельберга презентации не было, он внимал президенту Медведеву, который призвал бизнесменов представить предложения по развитию технологического центра наподобие Кремниевой долины.

С тех пор сменился президент, обновленный Совет по модернизации экономики стал собираться куда реже, а слова «модернизация» и «инновация» потеряли политический смысл. Главными проводниками инноваций назначены госкомпании. «Газпром» пообещал до 2020 года вложить в венчурные проекты $1 млрд, Сбербанк запустил венчурный фонд на $500 млн, объявила о запуске венчурного фонда и «Русгидро», аналогичные планы есть у ФСК, а «Ростелеком» учредил должность директора по венчурным продуктам. Похоже, частным инвесторам остается все меньше места на этом рынке.