Главный исполнительный директор ИФК «Метрополь» Алексей Родзянко рассказывает о том, как он распоряжается личным капиталом и чему может научить участие в народном IPO:
— Так вышло, что история России и история моей семьи переплетены. Все, кто выжил в годы революции, писали мемуары. Я их иногда перечитываю. Это дает возможность лучше понять самого себя. Например, в интернете я нашел описание одного моего предка, который был послом России в Берлине. Читаешь и находишь в себе похожие черты.
В Америке, кроме русских эмигрантов, никто не знал, что мои предки что-то значили в России. Но в эмигрантской среде всегда было какое-то особое отношение. Я с младшего возраста это ощущал. Из-за этого было чувство ответственности перед своим прошлым и представление о том, как себя вести в тех или иных ситуациях
Одно из самых первых детских воспоминаний — квартира в Нью-Йорке, в Бронксе, где мы жили. Этажом ниже жили бабушка и дедушка, родители моей матери. Мы часто проводили время у них. Бабушка играла на рояле, дедушка делал нам самолетики из листочков календаря.
Я помню семейные разговоры того времени. Одна из сестер моего отца жила во Франции, она решила в середине 1950-х вернуться в Советский Союз. Тогда была «оттепель», я помню бурные семейные дискуссии на эту тему. Бабушка и дедушка были очень против.
Здесь на меня смотрят скорее как на иностранца. Люди подходят ко мне в самолетах и ресторанах и начинают говорить по-английски.
По паспорту я американец. Однако, когда я был студентом и мне был 21 год, в наш университет приехала советская делегация. На приеме один из академиков задал мне вопрос: кем я себя ощущаю? Я сказал, что я американец. Нет, ответил он, за тобой всего 20 лет Америки и 1000 лет России. Наверное, он был прав.
Америка 1960-х была очень интересной страной. Очень много молодежи из-за высокой рождаемости после войны, вопросы Вьетнама, отношений между черными и белыми. Я считался очень консервативным: говорил, что они не знают, куда они лезут и чем все это может кончиться. В студенческих протестах я не участвовал.
В Америке очень умело дают возможность выпускать пар, кооптировать оппозицию, чтобы не было накопления злости. В этом, наверное, какая-то мудрость есть.
Здесь, в России, все запрещено, но все можно, а там, в Америке, все разрешено, но многое невозможно.
У Билла Браудера были здесь свои интересы, у «Газпрома» — свои. Возможно, интересы и с той и другой стороны были легитимные, но конфликтующие. Да, Браудера выставили из России, но это лучше, чем если бы его посадили в тюрьму и затравили как Магнитского. Вот это непростительно.
Страну как какое-то отдельное лицо, ответственное за различные злодеяния, я не рассматриваю. Страну клеймить бессмысленно. Я очень хочу, чтобы Россия расцветала, была успешной, и любые действия, которые к этому приводят, приветствуют. Любые действия, которые этому препятствуют, простить сложно.
Россия — богатая страна, в ней много богатых людей. Они не сильно отличаются от людей в других странах. Впрочем, в России больше тех, кто получил свое состояние недавно. У них меньше уверенности в защите своих прав в своей стране. В этом большая причина популярности заграничных, например швейцарских, банков. Если убрать эти риски, смысл держать деньги за рубежом сильно уменьшится.
Деньги — производное от времени. Люди меняют свое время на деньги, пользуются ими для жизни, покупки необходимых вещей, для удовольствия, а потом и для власти. Еще можно сказать, что деньги — это как отметки для взрослых людей. Но, как любая материя, деньги, когда их слишком много, могут стать опасными.
У каждого свои правила сохранения состояния. Главное — взвешивать риски, когда выбираешь инвестиции, и понимать бизнес компании, в которую вкладываешь деньги. И еще лучше не разводиться и не держать лошадей.
Моя младшая дочь как-то попросила уроки верховой езды, я стал ездить с ней верхом, потом стал заниматься поло, потом еще двое сыновей присоединились. У нас есть общие интересы, и это очень важно для меня.
Лошади — это как детский сад в плане организации их жизни. Они ведь сами за себя не постоят, особенно те, которые выросли у людей. Поэтому за них берешь ответственность, а они в ответ дают очень много.
Я предпочитаю держать состояние в долларах США. Не потому, что это самая лучшая валюта, а потому, что я к этому привык.
С точки зрения инвестиций Европа менее интересна, чем Америка. Население в Европе растет медленнее, она более разрозненна административно. В перспективе 50 лет Штаты могут расти быстрее, чем Европа, поэтому я предпочитаю доллар, а не евро. С другой стороны, Европа последние 50 лет очень успешно уходила от больших военных расходов, которые существенны в Америке.
Я бы не полез в Ирак, будь я президентом США. Менять шило на мыло, погрязнуть третьей силой в проблемах, которые плохо решаемы... А денег, и людей, и крови можно много потерять. Ливия — еще одна возможность поменять шило на мыло. Кто придет вместо Каддафи, совершенно неизвестно. Вряд ли это будет умеренный француз из Парижа.
Я не инвестирую в золото. Один раз в 1979 году я купил два крюгерранда — золотые монеты ЮАР по $400 за штуку. В каждой по одной унции. Сейчас они стоят по $1300. Но золото надо хранить в банке, иначе оно точно потеряется под каким-нибудь камином, в подвале или на чердаке. Я не очень большой любитель золота, это лишь металл. С другой стороны, это абсолютный стандарт в очень плохие времена, когда нет порядка и нет веры в государство.
В свое время в конце 1990-х я инвестировал в РАО ЕЭС, у меня были акции «Ростелекома», «Лукойла», Сургутнефтегаза», «Мосэнерго». Работая в Дойче Банке, я уже покупал ПИФы. Я имел неудачный опыт участия в народном IPO ВТБ. Не то чтобы я много вложил, но достаточно, чтобы было обидно. Я продал акции ВТБ, когда мне понадобились деньги на строительство конюшни.
У меня есть акции в США. Это несколько Mutual Funds, рассчитанных на крупные компании с растущими дивидендами. Еще есть позиции в JP Morgan, я покупал акции Citibank в 2009 году. Теперь жду, когда они вырастут в несколько раз. Мне нравится модель бизнеса Citi. Это единственный по-настоящему глобальный американский банк, который присутствует во всех развивающихся странах, что сегодня большой плюс.
У меня слабый интерес к высокотехнологичным компаниям. Для меня они средства, а не самоцель. Их польза в том, что они делают более эффективным другой бизнес, например банковский.
— Записал Павел Миледин