Два мира — одна сделка: чем покупка «Роснефтью» ТНК-ВР обернулась для всех заинтересованных лиц

Мария Тодорова Автор

У Игоря Сечина и Михаила Фридмана кардинально разные подходы к жизни, бизнесу, государству. Кто из них оказался в выигрыше?

Вечером 14 января 2011 года миллиардер Михаил Фридман, CEO ТНК-ВР, в своем офисе вместе с заместителем Максимом Барским смотрел по телевизору выпуск новостей. На экране президент России Владимир Путин, глава ВР Роберт Дадли, вице-премьер и председатель совета директоров «Роснефти» Игорь Сечин и президент «Роснефти» Эдуард Худайнатов подписывали соглашение о глобальном стратегическом альянсе. После сделки «Роснефть» должна была стать владельцем 5% акций одной из крупнейших нефтяных компаний мира в обмен на 9,5% своих акций. Также партнеры договорились создать совместное предприятие для работы на шельфе Арктики.

«Ну что, пойдем в суд», — сказал Фридман Барскому, досмотрев новости. Акционерное соглашение между владельцами ТНК-ВР — британской ВР и консорциумом ААР («Альфа-Групп», Access Industries, «Ренова») — подразумевало эксклюзивную работу на российском нефтяном рынке без участия третьих сторон. «Как в суд? — удивился Барский. — Мы же в России живем, могут же все отнять!» «Ну что делать, значит, будем бороться», — пожал плечами Фридман.

Судиться «Альфе» не привыкать. И через два месяца Стокгольмский арбитраж запретил сделку ВР и «Роснефти». Это поставило крест на и без того напряженных отношениях российских и британских владельцев ТНК-ВР. 21 марта 2013 года «Роснефть» купила ТНК-ВР и стала крупнейшей в мире публичной нефтегазовой компанией по объемам добычи и запасам сырья.

Организовал «сделку века» Сечин, который заблаговременно ушел из правительства и возглавил «Роснефть». Покупка ТНК-ВР состоялась на пике нефтяных цен: госкомпания заплатила за свое величие рекордные $56 млрд. Теперь, когда цены на энергоресурсы рухнули, вся «Роснефть» стоит $46 млрд — меньше, чем получили ААР и ВР. Вырученные от продажи средства Фридман и компания инвестируют в основном за рубежом. В нефтяной сектор вложили пока $5,7 млрд — в марте 2015-го купили немецкую нефтяную компанию Dea.

У Игоря Сечина и Михаила Фридмана кардинально разные подходы к жизни, бизнесу, государству. Взять хотя бы цены на нефть. Нам нужно привыкать к низким ценам на нефть, писал Фридман в своей статье в Financial Times. Цены еще вырастут, нужно только подождать, парировал Сечин в том же издании. Кто из них оказался в выигрыше?

Ошибка Фридмана

Сечин и Фридман — абсолютные антиподы, хотя оба оказывают огромное влияние на российскую экономику и оба хотели стать частью глобальной экономики, только по-разному, рассказывает их общий знакомый. У Фридмана давно были амбиции стать бизнесменом международного масштаба. Это могло осуществиться, обменяй он свои российские нефтяные активы на долю в какой-нибудь глобальной компании, например ВР. Два бизнесмена, знакомых с Фридманом, рассказали Forbes, что его намерения в отношении ВР якобы поддерживал даже Путин, ведь российские инвестиции на Западе могли быть инструментом политического влияния.

Но Фридман совершил глобальную ошибку — еще в 2000-х испортил отношения с Робертом Дадли, будущим CEO BP, и закрыл себе путь в ВР, сам о том не подозревая, объясняет один из собеседников Forbes.

В 1990-е ВР пришла в Россию и вела себя как колонизатор. Так глобальные нефтегазовые гиганты ведут себя в любой стране третьего мира, но в России с таким подходом у них ничего не вышло, вспоминает бывший сотрудник ТНК-ВР. «Они думали, что если у них есть договоренности с правительством, то они без проблем могут развиваться. Но это не сработало: регулярно возникали проблемы с российскими партнерами», — подчеркивает он. При этом ВР все равно рассматривала Россию как важный рынок. Ей нужен был партнер с лоббистским ресурсом. Закаленные в боях за нефтяные активы «альфисты», в свою очередь, нуждались в международном инвесторе. «Это была некая страховка от враждебного поглощения со стороны государства, и она сработала», — считает Иван Мазалов, руководитель представительства в России Prosperity Capital Management, одного из крупнейших миноритариев ТНК-ВР. В 2003 году «Альфа», Access Industries, «Ренова», с одной стороны, и ВР — с другой, объединили свои активы в ТНК-ВР.

Разногласия после создания компании были всегда, вспоминает бывший сотрудник ТНК-ВР. Планы развития, какие активы приобретать, во что вкладывать, а во что нет — любой вопрос становился полем боя. Спорили даже о дивидендах: до аварии на буровой платформе ВР в Мексиканском заливе в 2010 году британцы часто предлагали сократить дивиденды в пользу инвестиций. После аварии ВР срочно понадобились деньги, и ситуация изменилась с точностью до наоборот.

Традиционно ВР имела более сильное влияние на компанию. И хотя владение было паритетным, а в совете директоров акционеры были представлены поровну, за ВР в акционерном соглашении была закреплена должность генерального директора. Главу ТНК-ВР Роберта Дадли люди, знакомые с ним во времена работы в российско-британской нефтяной компании, характеризуют как «умного, адекватного, позитивного» человека. Настоящий демократ: ездил со всеми в лифте, вспоминает один из бывших сотрудников. Но последний год его работы в компании, 2008-й, был особенно тяжелым, российские акционеры буквально выдавливали Дадли из компании, чтобы получить больше влияния на менеджмент.

Преследования, обыски, отказы в выдаче визы — Дадли признавался своему ближнему кругу, что на фоне всего происходящего ему стало казаться, что за спиной сотрудники смеются над ним. Одно время Дадли даже пришлось управлять компанией из какого-то засекреченного места. Конфликт между ААР и ВР публично комментировал Путин. Он заявил, что предупреждал акционеров ТНК-ВР о возможных проблемах, когда компания только создавалась: паритетная структура 50 на 50 не работает. «Договоритесь между собой, чтобы кто-то из вас имел контрольный пакет. Мы не против, чтобы это была ВР. Мы поддержим, если это будет российская часть совместного предприятия — ТНК, но нужно, чтобы был хозяин, а когда нет четко выраженного властного полномочия, в такой структуре будут проблемы», — сказал он 31 мая 2008 года в интервью французской Le Monde.

Дадли в конце концов ушел из ТНК-ВР. Да и сама ВР стала подумывать об уходе из России, уверяет источник Forbes в «Роснефти». «Фактически во многом то, что «Роснефть» в дальнейшем приобрела ТНК-ВР, стало единственной возможностью сохранения ВР в России», — говорит он. Но определяющим в отношениях ВР с Россией оказалось не это. Дадли называли одним из претендентов на пост СЕО ВР еще в 2006 году, но должность в результате досталась Тони Хейворду. А когда после аварии в Мексиканском заливе в 2010 году Хейворд ушел, занявший его место Дадли захотел каким-то образом ответить своим обидчикам из России, считает один из собеседников Forbes: «Как только Дадли возглавил BP, для Фридмана, что бы он из себя ни представлял, перспектива любой сделки, делающей его акционером BP, была закрыта — Дадли этого просто не допустил бы никогда».

Амбиции Сечина

Дадли подписывал «арктическую» сделку с «Роснефтью», абсолютно сознательно нарушая акционерное соглашение с ААР по ТНК-ВР, считает один из собеседников Forbes. По его мнению, глава ВР отлично видел амбиции Сечина и сыграл на его желании «все вокруг под себя подмять». Максим Барский, который сегодня возглавляет компанию Matra Petroleum, рассказал Forbes, что до подписания соглашения с «Роснефтью» Дадли несколько раз прилетал в Москву и за спиной российских акционеров ТНК-ВР встречался с руководством «Роснефти».

В день подписания сделки с «Роснефтью» Дадли побывал в офисе своих российских партнеров по ТНК-ВР. С ним встречались совладелец «Альфы» Герман Хан и Барский. К этому моменту они уже знали о готовящейся сделке, но Дадли об этом не подозревал. «И вот Дадли нам рассказал, что собирается обмениваться акциями с «Роснефтью». «Вы не против?» — «Да нет, — ответили мы, — не против». И ни слова про Арктику. Тут я не выдержал и говорю ему: «Ну а про Арктику вы ничего не хотите нам сказать?» Он ответил, что ничего еще не известно. И вот он вышел от нас, а вечером подписал с «Роснефтью» это соглашение», — вспоминает Барский.

Фридман не шутил, когда грозил Дадли судом после просмотра новостей по телевизору. В то время он занимал пост СЕО ТНК-ВР, юридический департамент компании был полностью под контролем российских акционеров, и этот юридический департамент в пух и прах разнес британских юристов в суде. Основным аргументом стал тот факт, что ВР не предложила ТНК-ВР поучаствовать в «арктической» сделке с «Роснефтью». «Если бы они предложили, мы бы согласились, потому что это была очень перспективная история на тот момент», — говорит Барский.

После решения Стокгольмского арбитража ВР вынужденно предложила ТНК-ВР принять участие в совместной работе в Арктике. После этого в ТНК-ВР постоянно собирался совет директоров и обсуждал, идти ли вместе с ВР и «Роснефтью» в Арктику. Четыре представителя ААР были «за», вспоминает Барский, а четыре представителя ВР в совете директоров резонно замечали: «Да что вы понимаете в Арктике, вы не сможете там работать». Один из независимых директоров, Александр Шохин, был на стороне ААР, второй — Джеймс Ленг — на стороне ВР. Решающим был голос третьего независимого директора — бывшего федерального канцлера Германии Герхарда Шредера, и стороны вели за него борьбу, вспоминает Барский.

Шредер действительно оказался в трудной ситуации и ждал политического сигнала. В одном из интервью Путина опять спросили о конфликте в ТНК-ВР, и он ответил, что все разногласия необходимо решать по акционерному соглашению. Для Шредера это был сигнал — и ТНК-ВР проголосовала за участие в проекте. Сделка «Роснефти» с ВР, по сути, тут же развалилась, вспоминает Барский. «Роснефти» нужны были технологии работы ВР на шельфе, но никак не беспокойное партнерство с «Альфой».

На урегулирование всех спорных вопросов по «арктической» сделке Стокгольмский арбитраж выделил два месяца, иначе она бы просто не состоялась. У «Роснефти» оставались считаные дни, и тогда Сечин предложил консорциуму ААР продать долю в ТНК-ВР, хотя изначально такой вариант вообще не рассматривался. За сутки до истечения срока на столе у Фридмана лежало предложение о выкупе, которое в целом устраивало ААР. Но Сечин поставил условие: сначала ААР должна забрать иск из Стокгольмского арбитража и только потом подписать документы о продаже доли в ТНК-ВР. Фридман предлагал обратный порядок действий.

quote_block node/281723«Это был ключевой момент. Игорь Иванович тогда сказал: перед вами вице-премьер, я вам даю свое слово, идите, заберите [документы из Стокгольмского арбитража], остались сутки», — вспоминает очевидец тех событий. Внутри ААР были разногласия по этому поводу, «нервы же не у всех такие стальные, как у Фридмана». В итоге консорциум поддержал позицию Фридмана, и ни одна из сделок не состоялась. В июне 2011 года в интервью The Wall Street Journal Сечин заявил, что главный проигравший в ситуации с отменой «арктической» сделки — ААР, что вопрос не стоит о «мести или наказании» ААР, и пожелал им «всяческих успехов».

И хотя конфликт между российскими и британскими акционерами на этом не завершился, именно спор вокруг Арктики заложил основу будущей «сделки века»: неустойчивая конструкция «50 на 50» окончательно изжила себя. Из-за непрекращающегося корпоративного конфликта ТНК-ВР была практически парализована, и кто-то должен был уйти. Почти два года ААР, ВР и «Роснефть» обсуждали, кто уйдет и на каких условиях. В октябре 2012 года Игорь Сечин доложил Путину, что госкомпания выкупает всю ТНК-ВР, а ВР становится акционером объединенной компании. Президент этот план одобрил.

Помощь трейдеров

Фридман — бизнесмен до мозга костей: холодный, расчетливый, циничный. Многие люди, знакомые с ним, отмечают его прозорливость и ум. Он всегда подчеркивал, что занимается исключительно частным бизнесом и сторонится, например, сферы госзаказа. Не связанный тесно с госкомпаниями и политическими деятелями Фридман, впрочем, всегда с уважением отзывается о власти. А Сечин был эффективным вице-премьером, принимал решения в интересах государства, очень правильные решения, считает один из знакомых президента «Роснефти». Сечин ставил знак равенства между волей Путина, государственной безопасностью и общественным благом. После покупки ТНК-ВР многое изменилось.

Весной 2015 года агентство Bloomberg со ссылкой на источники из числа советников президента России написало, что в отношениях Владимира Путина и Игоря Сечина наметилась трещина якобы из-за огромных долгов «Роснефти», постоянных просьб господдержки и налоговых льгот, а также из-за обвала курса рубля после размещения облигаций компании в декабре 2014 года. И хотя реальных доказательств опалы Сечина нет, остается факт — у «Роснефти» огромные долги, а сама она стоит меньше, чем когда-то заплатила за ТНК-ВР.

«Капитализация компании — нерепрезентативный показатель, особенно в России и особенно в нынешних условиях. Он в большей степени отражает страновые риски, чем состояние компании. Оценивать компанию нужно по фундаментальным показателям, — подчеркивает вице-президент «Роснефти» Михаил Леонтьев. — А это не только объемы добычи и запасов, это и качественные показатели: себестоимость добычи, долговая нагрузка. «Роснефть» на сегодняшний день вернулась к тому уровню долговой нагрузки, который был до покупки ТНК-ВР». До сделки отношение долга к EBITDA у «Роснефти» составляло 1,17, а на конец III квартала 2015 года (последние данные на март) — 1,61 в рублях и 1,27 в долларах. Большой валютный долг, как неоднократно отмечала сама компания, регулярно выплачивается. Это так, но есть нюансы.

Чистый долг «Роснефти» на конец III квартала 2015 года составлял $24,5 млрд, общий долг — $47,5 млрд. Это без учета предэкспортного финансирования — его «Роснефть» не включает в общий долг. Поэтому реальная долговая нагрузка значительно выше. В III квартале 2015 года «Роснефть» в финансовом отчете показала, что получила почти 1 трлн рублей от «крупнейших мировых нефтетрейдинговых компаний», или примерно $16 млрд. О чем речь? Все началось именно с покупки ТНК-ВР.

Миру не хватало денег на покупку ТНК-ВР, иронизирует бывший сотрудник одного из глобальных нефтяных трейдеров. В ноябре 2012-го — феврале 2013 года «Роснефть» заняла у иностранных банков $31 млрд и разместила евробонды на $3 млрд. Не хватало примерно $10 млрд. Эти деньги в виде предэкспортного финансирования «Роснефти» предоставили крупнейшие мировые трейдеры Glencore и Vitol в обмен на поставку 67 млн т нефти в течение пяти лет: Glencore — 46,9 млн т и Vitol — 20,1 млн т. Продавец и покупатели не раскрывали стоимость контрактов, но при ценах более $100 за баррель такой объем нефти стоил бы как минимум $49 млрд.

Бывший сотрудник одной из торговых компаний говорит, что трейдеры действительно получили значительную скидку к рыночной цене. Поставки нефти и погашение предэкспортного финансирования осуществляются через специально созданные компании (SPV) Ros-GIP (Glencore) и Ros-Vit (Vitol) — обе компании вошли в рейтинг крупнейших покупателей российской нефти (см. стр. 233). Именно структурируя сделку по покупке ТНК-ВР, «Роснефть» опробовала новый способ работы с трейдерами.

В июне 2013 года «Роснефть» заключила аналогичный контракт с Trafigura с предоплатой в объеме $1,5 млрд и поставкой 10 млн т нефти в течение пяти лет. В феврале 2015-го был заключен еще один контракт, условия которого неизвестны, но объем поставок по нему превышает 15 млн т, а предоплата позволила «Роснефти» выплатить более $7 млрд в рамках погашения долга на фоне санкций США и Евросоюза. Аналогичные соглашения подписаны с китайской China National United Oil Corporation (дочка CNPC) и Tonner S.A.R.L.

7 сентября 2015 года на конференции в Сингапуре Игорь Сечин, увидев Джонатана Коллека, бывшего вице-президента ТНК-ВР, а ныне главу Trafigura Eurasia, расцеловал его в обе щеки, в чем Financial Times увидела свидетельство глубочайших связей между швейцарским нефтетрейдером и кремлевским нефтяником. Еще бы, ведь «Роснефть» сильно зависит от своих трейдеров.

Из-за падения цен на нефть компания вынуждена наращивать поставки в рамках контрактов по предэкспортному финансированию и из-за этого иногда отменяет регулярные тендеры на продажу. Если нарушишь условия предэкспортного финансирования, трейдер может затребовать у компании экспортную выручку. Таким образом, почти вся нефть «Роснефти» уже законтрактована и оплачена на несколько лет вперед, говорит один из источников в отрасли. Впрочем, еще один собеседник Forbes отмечает, что «может быть, при другом руководителе «Роснефть» давно бы уже обанкротилась, а она работает».

Интересная деталь: в ноябре 2015 года Альфа-банк приобрел долю ($150 млн) в синдицированном кредите Ros-GIP и Ros-Vit, который обеспечен поставками нефти «Роснефти», у участника синдиката — банка Morgan Stanley.

Нашел ли Фридман применение деньгам, полученным за ТНК-ВР?

quote_block node/292163Сразу после продажи ТНК-ВР он говорил, что будет инвестировать в те сектора, которые его интересовали ранее: ТЭК, телекоммуникации, ритейл, банковский сектор. И вся дальнейшая инвестиционная деятельность Фридмана показала его интерес исключительно к международным проектам. В июне 2013 года инвестиционная корпорация LetterOne Group, подконтрольная «Альфа-Групп», объявила о создании компании L1 Energy для осуществления инвестиций в международный нефтегазовый сектор. Главным исполнительным директором L1 Energy был назначен Герман Хан, в консультативный совет вошли экс-глава ВР лорд Джон Браун и глава ААР Стэн Половец.

Уже в ноябре 2013-го компания заявила об интересе к нефтегазовым активам немецкой RWE — компании Dea. Только через полтора года после борьбы с британскими властями, не желающими одобрять сделку, Фридман закрыл сделку по покупке активов. При этом ему пришлось продать доли в месторождениях в Северном море, входящих в юрисдикцию Великобритании. Британское правительство так и не одобрило работу Фридмана на этих проектах. У Dea тем не менее остались мощности по хранению газа в Германии, а также проекты в Норвегии, Дании, Алжире, Ливии. В Египте Фридман после приобретения Dea получил совместный с ВР проект (в соотношении 35% на 65%), однако позже L1 заявила о продаже доли в этом проекте. На базе Dea Фридман планирует развивать международный нефтяной бизнес: в декабре 2015 года Dea купила активы E.ON на шельфе Норвегии за $1,6 млрд, а также заявила о планах работать в Мексике, Южной Америке, Иране и Бразилии.

На покупку Dea L1 потратила лишь небольшую часть денег, полученных за ТНК-ВР, поскольку привлекала кредиты. Около $4,5 млрд L1 инвестировала в фонды Pamplona Алекса Кнастера, бывшего партнера «Альфа-Групп», около миллиарда потратила на покупку студенческих общежитий в Великобритании, $200 млн — на покупку акций Uber. Остальными деньгами распоряжается специальное казначейство, средства размещены на банковских депозитах и в безрисковых бумагах, рассказывал источник, близкий к «Альфе».

Газетный спор

В начале 2015 года Фридман и Сечин с разницей буквально в две недели опубликовали статьи в Financial Times и представили свое видение рынка нефти. Их позиции кардинально различались: Сечин выступил последователем концепции «пика добычи», а Фридман — «пика спроса». Размышления Фридмана о нефти были опубликованы 28 января, а Сечина — 15 февраля, что вызвало у читателей ощущение, будто Сечин решил ответить на статью Фридмана. Однако Forbes выяснил, что Financial Times не сразу напечатала статью Сечина, хотя она была прислана «сильно заранее» и была инициирована, собственно, самим автором.

Сечин объяснял падение мировых цен на нефть тем, что ценообразование на рынке перешло под контроль спекулянтов и манипуляторов. Он выразил уверенность в том, что спрос на нефть в мире по-прежнему огромен. По мнению Фридмана, цены зависят от восприятия рынка игроками: раньше все считали, что запасов нефти в мире недостаточно, а теперь переходят на новые технологии и заменяют нефть возобновляемыми источниками энергии. Бизнесмен подчеркнул, что он «не профессиональный нефтяник» и его рассуждения основываются на том факте, что «человек всегда найдет способ обойти препятствие на своем пути».

Сечин пообещал небольшое повышение цен уже к концу года, а в дальнейшем восстановление и до $90–110 за баррель, ведь дорогие проекты по добыче нефти будут заморожены в период низких цен. Фридман же убежден, что мир вступил в длительный период низких нефтяных цен, что повысит эффективность компаний и уменьшит влияние лоббизма в нефтяной сфере. По мнению бизнесмена, энергетическими инновациями в основном интересуются страны с рыночной экономикой и защищенным правом на частную собственность. Сечин в этом с ним согласен: он пишет, что усиление регулирования на рынке не нужно и только «ухудшает положение вещей».

На восприятие глобального рынка нефти Сечиным, возможно, повлиял Дэниел Ергин, автор известного труда «Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть». Книга была издана в России дважды, второе издание — в 2011 году со спонсорской поддержкой «Роснефти». «Нефтяникам книга поможет раскрыть основные процессы отрасли, ее движущие силы, лучше прогнозировать будущее», — написал Сечин в предисловии. Однако прогнозы Ергина не оправдались.

Эксперт со скепсисом относился к «сланцевой революции», считал нефть продуктом будущего и ожидал долгого периода высоких цен на нефть. Это напрямую перекликается со статьей Сечина, где он пишет, что «мир нуждается в нефти». Как писал «Коммерсантъ», Сечин прочитал книгу Ергина в 2004 году и «с воодушевлением пересказывал истории, описываемые в ней». Затем он познакомился с автором и привлекал его в качестве консультанта для правительства и «Роснефти». «Я думаю, что Ергин сознательно или бессознательно ввел Сечина в заблуждение своей теорией о пике добычи, и теперь мы имеем то, что имеем: «Роснефть» с долгами на фоне низких цен», — говорит один из собеседников Forbes. Источник в «Роснефти» не соглашается с полным совпадением взглядов Сечина и Ергина. «Позиция Ергина, безусловно, заточена под США и под их интересы на нефтяном рынке, а у Сечина — под Россию и ее интересы», — отмечает он.

Предвидел ли Фридман, что цены на нефть так сильно упадут, когда продавал ТНК-ВР? Вряд ли. Сразу несколько его знакомых рассказывают, что он не хотел продавать компанию. Но везет, как говорится, сильнейшему.