Самым большим по размеру баланса в нашей стране является Центральный банк. Баланс этого особого банка-регулятора примерно на 25% превышает баланс Сбербанка — следующего по размеру активов, но уже коммерческого банка. Роль этих двух банков в кредитно-финансовой системе страны является ключевой. Первый определяет стоимость денег в финансовой системе, второй, исходя из этих параметров, — минимальную стоимость кредита для компаний нефинансового сектора экономики. Все остальные банки, если они не хотят терять качественных заемщиков, так или иначе следуют за ставками Сбербанка.
Механизм определения стоимости кредита построен на операциях Центробанка с коммерческими банками. В ситуации, когда ликвидности недостаточно, ЦБ рефинансирует банки по базовой ставке плюс небольшая маржа и, наоборот, в случае избытка ликвидности предлагает разместить на его балансе свободные средства банков на тех же условиях. Если, например, банкам ликвидности не хватает и они заимствуют у ЦБ по ставке 10–11%, то понятно, что рыночный коммерческий кредит не может быть выдан по ставке ниже этого уровня. Если же ликвидности много и ЦБ предлагает разместить ее на своем балансе под ставку 10–11%, то банки не станут принимать коммерческий кредитный риск по ставкам ниже этого уровня. Кроме того, банки, формируя свою пассивную базу, принимают во внимание и текущий уровень инфляции. Несмотря на то что ЦБ на протяжении девяти месяцев прошлого года не снижал базовую ставку, коммерческие банки, в первую очередь Сбербанк, снижали ставки по депозитам, следуя тренду инфляции. А вот ставка по кредитам снижалась медленнее и, похоже, «легла на дно». Причина в том, что ЦБ готов принимать средства от коммерческих банков по ставке 10,5%, которая в последнее время уже превышает ставку по депозитам у банков (в среднем около 7,5%). Получается, для банков есть смысл зарабатывать на безрисковой марже, привлекая вклады от населения по ставке 7,5% и размещая их на депозитах в ЦБ по ставке 10,5% (разница три процента и есть доход банка), а не на кредитовании.
Почему же ЦБ это допускает? Понятно, что таким образом он способствует сдерживанию кредитования банками предприятий нефинансового сектора. Сегодня на кредитовании предприятий заработать безрисковую маржу 3% сложно, а на депозитных операциях с ЦБ — можно.
Комментируя свои решения по сохранению ставки на уровне 10%, Центральный банк ссылается на сохраняющиеся инфляционные риски и напоминает, что задача снизить и закрепить уровень инфляции на уровне 4% пока еще не выполнена. Верно, но где же находится источник этих рисков? В бюджетной политике. Дело в том, что Минфин России финансирует дефицит бюджета за счет использования средств Резервного фонда и доходов от приватизации. Однако и тот и другой источник в силу того, как это финансирование осуществляется, носят эмиссионный характер.
По правилам накопления и использования Резервного фонда, который управляется Центробанком и накапливается в иностранных валютах, Минфин России должен получать из этого фонда ранее накопленную иностранную валюту, продавать ее за рубли на валютном рынке и затем использовать полученные рубли для финансирования обязательств бюджета. Однако в реальности Минфин получает от Центробанка не иностранную валюту, а рубли. При этом соответствующий эквивалент иностранной валюты по курсу ЦБ продать монетарные власти забывают. Получается, что бюджетный дефицит финансируется необеспеченной эмиссией. Именно это и мешает совету директоров ЦБ принять решение о снижении базовой ставки — и так достаточно денег поступает в финансовую систему, причем по нулевой ставке.
С финансированием бюджета за счет доходов от приватизации ситуация похожая. Дело в том, что существенная часть этих доходов тоже сформирована эмиссионным способом. Под выкуп акций «Роснефти» консорциум банков предоставил кредит на €10,5 млрд. Эта валюта, скорее всего, не была продана на валютном рынке, а рубли для бюджета, по-видимому, привлекли под операции репо с биржевыми облигациями этой компании с ЦБ. Задолженность банков по операциям репо выросла более чем на 500 млрд рублей как раз в период, когда «Роснефтегаз» перевел в бюджет средства за приватизированный пакет акций «Роснефти». Поскольку этот источник финансирования носит характер долга на некоторый срок и валюту все-таки придется продать, то его нельзя считать чисто эмиссионным, но временное давление на инфляцию он все же может оказывать.
Теперь посмотрим, что было бы, если бы иностранная валюта, которая взята из Резервного фонда под доходы от приватизации, продавалась бы на рынке. Речь идет примерно о $30 млрд из Резервного фонда и примерно о $11 млрд доходов от приватизации в расчете на 2016 год. Если бы эти средства были проданы на валютном рынке, то проблемы излишней рублевой ликвидности в финансовой системе не существовало бы и ЦБ в течение 2016 года мог бы спокойно снижать базовую ставку без опасений разрушить тренд снижения инфляции. Тогда и банки более активно снижали бы кредитные ставки и расширяли кредит экономике. Второе следствие — более существенное укрепление рубля по сравнению с фактическим. Здесь эффект двоякий. С одной стороны, более крепкий рубль снизил бы уровень защиты компаний работающих на внутренний рынок отраслей от внешней конкуренции, что потребовало бы от них инвестиций в повышение производительности. С другой стороны, финансовые возможности импорта современного технологического оборудования для предприятий расширились бы, что в конечном счете позитивно повлияло бы на рост производительности труда. В целом можно признать, что, скорее всего, такой вариант политики помог бы достичь лучших экономических показателей, чем мы имеем сегодня.
Можно только догадываться о причинах, которые воспрепятствовали монетарным властям поступить так, как было описано выше. По-видимому, это, во-первых, продиктованное соображениями протекционизма желание максимально долго сохранять рубль слабым. Во-вторых, это стремление сохранить размер золотовалютных резервов страны на психологически комфортном для властей уровне.
Как знать, возможно, в будущем баланс целей и желаний изменится, и мы увидим другие процентные ставки, другой курс рубля и показатели экономического роста, которых не ожидали. А у монетарных властей одним «секретом» станет меньше.